— Рано ты, старый ворон, прилетел. Я еще жив. — Федот приподнялся с земли.

Отброшенный пинком, Фирсов упал и, подобрав костыль, охая, пополз в толпу лавочников. Те, как дикие кабаны, готовы были кинуться на матроса, но стук винтовочных затворов двух каппелевцев, охранявших Осокина, заставил их отпрянуть.

— Осади! — крикнул один из них. — Большевик передается военкому суду.

— Кончить его разом и вся недолга, — заметил мельник Широков.

— Прикончат без тебя, — заметил второй каппелевец.

Под вечер Осокина отправили в тюрьму. На следующий день неизвестные люди появились на городском базаре. Приехали они кто с сеном, кто в больших коробах привез уголь, иные просто сновали по рядам, прицениваясь к товару. Тут же вертелся с самодельной балалайкой кривой мужичонка, одетый в заплатанную сермяжку. Цену за сено приезжие заламывали втридорога. Охотников переплачивать деньги не нашлось. Незнакомые мужики потянулись с сеном на окраину. Следом за ними уехали и углежоги.

Базар опустел. На город легли сумерки. Потянуло вечерней прохладой. Недалеко от тюремной башенки, там, где шла дорога на Тургай, шли, обнявшись, два пьяных мужика. Весело горланя песню, они остановились вблизи часового, стоявшего на угловой башне, и заспорили. Вскоре один из них, рослый мужчина, проворно снял опояску и ударил своего приятеля по спине.

— Ты не шеперься. Деньги за водку я платил, — размахивая опояской, кричал он.

— Нет, я, — мужичонка поспешно отцепил берестяной туес от пояса и хлопнул им здоровенного мужика.

— Так его, — чуть не опрокидываясь через барьер, весело крикнул часовой, — тузи его, борова! Бей!

Привлеченные дракой остальные охранники, стоявшие у тюремных ворот, подбадривали мужичонку в сермяжке.

— А ты его по башке! Ишь, как ловко отделывает.

Рослый мужик защищался слабо, пытаясь уговорить своего рассвирепевшего приятеля.

— Бей его, долговязого!

— Смотри-ка сшиб ведь с ног, — забыв обо всем, часовые продолжали наблюдать за дракой.

В это время с противоположной стороны к тюремной стене осторожно подъехал воз с сеном и несколько человек быстро переметнулись с него на тюремный двор.

Поднимая пыль и отчаянно ругаясь, двое пьяных попрежнему катались по дороге, награждая друг друга увесистыми тумаками.

Человек, оставшийся на возу, столкнул сено, под которым оказался пулемет, и приготовил его для боя. На окраине, где разместились подводы углежогов, тоже началось движение. Опрокинув короба, они достали спрятанные под углем винтовки.

В глубине тюремного двора раздался выстрел, затем второй. Углежоги вскочили на коней и, окружая тюрьму, открыли огонь по часовым.

Заслышав выстрелы из города, к тюрьме помчался конный отряд белогвардейцев, но наткнувшись на пулемет, рассыпался в наступившей темноте. Затем все стихло. Только в бору дробно стучали колеса партизанских телег, на одной из которых, положив голову на колени Батурину, лежал освобожденный из тюрьмы Осокин.

…Разрозненные отряды колчаковцев, под натиском Красной Армии поспешно откатываясь в Предуралье, избегали крупных стычек с партизанами, силы которых росли с каждым днем. В конце лета был занят Златоуст и ряд крупных железнодорожных станций. Центр боев постепенно перемещался к Челябинску.

Стоял тихий июльский вечер. На горах лежал багряный закат, окрашивая вершины скал в розовые тона. Григорий Иванович остановил свой отряд на окраине Уржумки и в сопровождении командиров выехал в штаб 29-ой дивизии. Настроение у бойцов было приподнятое. Вскоре в сопровождении группы политработников Русаков возвратился обратно. Партизаны поднялись у костров и, повинуясь охватившему их чувству радостной встречи, дружно грянули:

— Да здравствует власть Советов!

— Ура!

Могучее эхо подхватило их голоса.

Митинг возник стихийно. Русаков слез с коня и поднялся на штабель дров. Провел рукой по волосам и долгим, внимательным взглядом посмотрел на партизан.

— Товарищи! Наша доблестная Красная Армия с помощью партизан освободила родной Урал. Под сокрушительными ударами колчаковцы откатываются в степи Предуралья. Наша задача — помочь Красной Армии добить врага, освободить города и села от белогвардейщины, выгнать их из Предуралья и Сибири, очистить от колчаковской нечисти и интервентов Приморье и сбросить противника в море…

Русаков сделал паузу.

— Командование дивизии поручило, — Григорий Иванович поднял руку и торжественно произнес: — занять Марамыш.

Русаков знал настроение своих партизан, их горячее желание освободить родной город от колчаковцев. И, как бы в ответ на слова командира, среди отряда началось движение и раздалось мощное:

— Да здравствует Красная Армия!

— На Марамыш!

Над Уржумом в вечерней тишине величаво полились звуки «Интернационала»:

— Да здравствует великое знамя нашей борьбы! Партизаны, вперед!

Слово для приветствия от имени бойцов, политработников и командиров дивизии было предоставлено товарищу Фирсову. Григорий Иванович подал руку Андрею и помог ему взобраться на штабель

— Товарищи партизаны! Дорогие братья по оружию! — раздался четкий голос Андрея. — Над измученным Уралом все ярче и ярче светит солнце победы и настанут дни, когда вся наша страна освободится от белогвардейщины. Огромное значение имеет освобождение Урала от колчаковщины. Красная Армия с честью выполнила наказ Владимира Ильича Ленина, и Урал с помощью партизан стал нашим, советским. Мы на родной земле. Враг бежит и гнать его нужно без передышки, бить в Сибири, бить на Востоке, бить везде, где бы он ни появлялся…

Простые слова Андрея вызвали среди партизан большое оживление.

Митинг закончился в сумерках. Андрей Фирсов долго рассказывал Русакову о своей подпольной работе в Омске и Челябинске.

— Да многих уже нет в живых, — вздохнул он. — Погибли в колчаковских застенках Виктор, Нина, не слышно ничего об Иване Устюгове.

— А где Христина? — спросил Русаков. — Она ведь последнее время была в Челябинске.

Лицо Фирсова просияло.

— Григорий Иванович, Христина — теперь моя жена…

— Поздравляю, поздравляю, — Русаков крепко пожал руку Фирсову.

Летняя ночь коротка, и Русаков с Андреем не заметили, как стало светать.

— Ну, прощай, Григорий Иванович. Надеюсь, увидимся скоро, — Андрей бодро зашагал к штабу полка.

Всходило солнце. Русаков, провожая взглядом молодцеватую фигуру Андрея, долго стоял на углу улицы, пока тот не скрылся за большим домом.

Потеряв Челябинск, колчаковские части создали вокруг Марамыша сильные укрепления, и первая атака для Русакова окончилась неудачей. Сделав перегруппировку сил, Григорий Иванович стал нащупывать слабые места противника. Темной августовской ночью 1919 года несколько разведчиков под командой Осокина проникли в город. Колчаковские артиллеристы, расположившись возле своих орудий на площади, спали крепким сном. Ничто не нарушало ночной тишины. Лишь недалеко от батареи лениво жевали овес обозные кони, и порой раздавалось мерное похрапывание ездовых. Осокин шопотом подал команду своим людям, и те бесшумно стали подползать к батарее. В темноте возле орудий виднелись дремавшие часовые. Через дорогу на площадь из больших окон Фирсовского дома лился яркий свет.