— Ты кто? — требовательно спросила Мария.
Вообще-то этот вопрос следовало задать кому-то из девочек постарше, Сарре или Рахили, но раз те молчали, Марии пришлось взять инициативу на себя.
— Кассия, — спокойно ответила рыжая незнакомка, — Это означает цветок корицы.
Мария с интересом присмотрелась к ее своеобразной внешности, темно-рыжим волосам и золотисто-карим глазам. Да, имя Кассия, безусловно, к ней подходило.
— Откуда ты родом? — спросила Мария.
— Из Магдалы, — ответила Кассия.
Вот это да, из Магдалы!
— А кто твой отец?
— Вениамин.
Поскольку ни о каком Вениамине родители Марии не упоминали и его семьи не было в числе тех шести благочестивых семейств, которые вместе совершали паломничество, приходило на ум, что это люди не слишком набожные. Те, кого родные Марии считали неподходящей компанией. Надо же, в родной Магдале столько всего интересного!
— И где ты живешь?
— Мы живем в северной части города, на склоне дороги.
В новом квартале. Там по большей части селились недавно разбогатевшие приспешники Рима. И все же… если они предприняли это паломничество, значит, они не впали в римское язычество.
— Кассия, — произнесла Мария столь торжественно и серьезно, насколько могла это сделать семилетняя девочка, — приветствую тебя.
— О! Спасибо! — Девочка встряхнула пышными волосами, и Мария почувствовала прилив зависти.
«Будь у меня такие волосы, — пришло ей в голову, — мама все время бы меня расчесывала. Это точно! А так смотрит на меня, как на простушку, да оно и не удивительно. Мамины волосы и то гуще и более блестящие, чем мои. Вот бы мне такие волосы, как у Кассии…»
— На что ты смотришь? — спросила Кассия. Потом рассмеялась и протянула руку. — Ну, давай погуляем вместе.
Они направились к другой группе, которая держалась особняком, а когда выяснили, что это паломники из Назарета, старшие девочки рассмеялись.
— Ой! — пискнула Сарра. — Назаряне! Надо же, и они здесь. Кто бы мог подумать.
— А почему? Что в них такого особого? — спросила Мария, держась при этом поближе к новоприобретенной подружке Кассии, словно боясь потерять найденное близ дороги сокровище.
— Назарет — маленькая деревушка с бедными людьми, — пояснила Сарра. — Этих голодранцев никто и в расчет-то не принимает. Удивительно, что им удалось сколотить компанию, чтобы отправиться в Иерусалим.
— Но с ними множество верблюдов, — заметила Мария, резонно предположившая, что люди, путешествующие на верблюдах, не большие голодранцы, чем те, кто путешествует на ослах.
— Правильно. Пойдем и посмотрим на них, — решительно предложила Кассия, — Увидим, что они за люди.
Опасливо приблизившись к незнакомцам, девочки попытались завязать разговор, но он как-то не клеился, хотя на все вопросы о Назарете любопытствующие получали прямые ответы.
— Городок у нас тихий, спокойный, иноземцев почитай что и нет. Это особенно хорошо для детишек, чтобы росли как надо, — заявила морщинистая женщина. — Соблазнов особых нету. Живут себе семьи как семьи — взять хоть ту, Иосифа.
Она указала на большую семейную группу — приятной внешности энергичного мужчину, женщину, видимо его жену, нескольких других людей, ослика, везшего двух маленьких детишек, и замыкавших шествие юнцов.
— Иосиф — плотник, — добавил молодой человек из Назарета. — В паломничество выбирается не каждый год, недостаточно часто. Остальное время занят своей мастерской и немалым семейством, за ним глаз да глаз нужен. Говорят, у него были братья в Капернауме, так они присоединились к тем самым бунтовщикам. Иосиф, надо полагать, хочет, чтобы остальные его домочадцы не повторили их ошибки.
Сразу за Иосифом и его женой шел высокий юноша, точнее сказать, почти мужчина, с густыми темными волосами, отсвечивавшими на солнце рыжеватым отливом, и твердо очерченным подбородком. Рядом с ним шел еще один паренек, а потом беспорядочная компания других.
Неожиданно молодой человек обернулся и бросил взгляд на Марию и ее подруг. У него были темные, глубоко посаженные глаза.
— Кто это? — спросила Кассия.
— Это его старший сын, Иисус, — пояснил словоохотливый назарянин. — Любимец отца.
— А почему? Он такой искусный плотник?
Паренек пожал плечами.
— Я не знаю. Наверное, иначе с чего бы Иосиф так им гордился. Впрочем, его все старшие любят.
— Старшие? А ровесники?
— Ну… не то чтобы мы плохо к нему относились. Малый он не вредный, но больно уж… такой… серьезный. Нет, людей не дичится и дружелюбен, но, — парнишка рассмеялся, — очень любит читать и старается держать это в тайне. Оно и понятно, представьте, что будут думать о молодом парне, который — на самом деле! — любит все эти занудные пергаменты. Говорят, будто он и по-гречески читает. Сам выучился.
— Это невозможно, — возразила высокая девочка— Никто не может выучить греческий язык самостоятельно.
— Ну, значит, ему помогали, но изучал его он самостоятельно. Втайне.
— Я уверена, что это не было тайной от его настоящих друзей, — фыркнула девочка.
— Вроде тебя, что ли?
— Я не…
Мария и ее подружки решили присмотреться к этой любопытной семье поближе и пристроились за ними, что было совсем нетрудно. Патриарх Иосиф шествовал размашистым, энергичным шагом, гулко ударяя по земле посохом. Мария приметила, что посох этот искусно вырезан в виде ствола финиковой пальмы с навершием из грозди плодов.
Это замечательное изделие, как ни странно, вызвало у Марии беспокойство: стоило ли брать такой дивный посох в столь долгое путешествие? А вдруг он его потеряет?
— Какой замечательный посох, — промолвила тем временем Кассия, чтобы завязать разговор.
Иосиф посмотрел на нее и улыбнулся.
— Тебе нравится? Я сделал длинную часть, а резной набалдашник — это работа Иисуса.
— Здорово! — восхищенно промолвила Кассия, тогда как Мария, обычно бойкая на язык, вдруг ощутила странную скованность.
— Эта работа доставила мне удовольствие, — произнес юноша Голос у него был приятный, с отчетливым выговором. — Правда, я просил отца не брать с собой посох в паломничество. Вдруг он его потеряет. Я не поручусь, что смогу вырезать новый. Во всяком случае, точно повторить этот не смогу. Мне не всегда удается точно воспроизводить собственные изделия.
«Надо же! — удивилась Мария. — Это же точь-в-точь мои мысли о посохе! Но странно, почему он не может повторить то, что уже сделал?»
— Когда работаешь руками, — ответил на невысказанный вопрос молодой человек, — как ни старайся, а две совершенно одинаковые вещи у тебя не получатся, хоть в чем-то, а будет разница.
Потом он улыбнулся ослепительной, ободряющей улыбкой, обнаружившей удивительную красоту и открытость глубоко посаженных глаз.
— Откуда ты родом? — спросил он, когда Мария не ответила на его замечание о посохе.
— Из Магдалы, — ответила за нее одна из сестриц.
— Из Магдалы, — эхом отозвалась Мария.
— Как тебя зовут?
— Мария.
— Так зовут мою мать, — сказал Иисус. — Тебе нужно познакомиться с ней. Она всегда рада поговорить с теми, кто носит это же имя. — Он жестом указал назад, в сторону женщины, которая шла в окружении детей.
Мария, Кассия и сестры послушно придержали шаг и подождали. пока Мария, жена Иосифа, поравняется с ними. Она шла энергично, оживленно беседуя со спутниками.
Эта женщина была не такой видной, как ее муж или старший сын, но с девочками повела себя тепло и приветливо. Разумеется, Мария поинтересовалась их семьями и заявила, что, конечно же, слышала про Натана.
— Ну конечно, кто же не знает лучшего на побережье мастера по засолке рыбы? Ему можно позавидовать — вырастил таких замечательных сыновей, помощников в семейном деле.
Тонкие, правильные черты делали лицо жены Иосифа почти классическим, как портрет на монете или статуе, вела она себя сдержанно и спокойно. Мария сказала, что она сама или кто-нибудь из ее семьи обычно приезжает в Магдалу раз в году, чтобы купить тамошнюю копченую и соленую рыбу, другой такой нигде не сыщешь.