— И все же мне хотелось бы знать больше, — промолвила Мария. — К слову, что ты думаешь о толкованиях Иисуса? Как я понимаю, ты соглашаешься с ними, но не кажутся ли они тебе… нежданными? — Она хотела сказать «ошеломляющими», но в последний момент удержалась.

Фома, всегда отличавшийся обстоятельностью, ответил не сразу.

— Скажу так: мне как человеку, с отрочества поднаторевшему в изучении священных текстов, слушая его, порой приходится придерживать язык. Но его слова весомы… и позднее, вновь припомнив их и прокрутив в голове, я прихожу к выводу, что он либо понял отрывок лучше меня, либо увидел за ним то, чего в самом тексте, может быть, напрямую и не сказано, но составляет его суть, ради чего он, собственно, и был написан. Поэтому я всегда рад возможности познакомиться с его толкованием и был бы рад послушать, что он думает по поводу каждого стиха. — Он с сожалением вздохнул, — Увы, для этого ему пришлось бы прожить тысячу лег.

Марию тронула эта бескорыстная печаль.

— Порой Писание питает наши надежды на то, чего мы не видим в жизни, — продолжил Фома. — Когда у Иезекииля Господь говорит: «И вложу в вас дух Мой и оживете»,[61] хочется верить, что так оно и будет. И я верю, что Иисус в состоянии разъяснить нам, как именно это может произойти. Причем потому, что он прозревает самую суть вещей. — Фома огорченно понизил голос. — Да, не то что я, при всей моей хваленой учености.

Он снова приумолк, потом продолжил:

— Вот почему я присоединился к нему. Чтобы учиться. И я учусь каждый день.

«Каждого из нас привели к Иисусу свои, особые причины»— подумала Мария.

— О чем это вы вдвоем так задушевно беседуете? — спросил подошедший к ним Иуда.

Похоже, что ему хотелось принять в этой беседе участие. Фома подвинулся, чтобы освободить для Иуды место.

— Мы просто говорили о том, почему мы здесь. Зачем мы пришли и почему остались. Вот, например, ты?

Иуда пожал плечами.

— Как будто мы можем правдиво ответить на это. — Он бросил взгляд на них обоих, пытаясь прочесть по их лицам, какой ответ будет уместнее, и наконец сказал: — Мы все слышали, что нам нужно делать.

— Ну и что ты по этому поводу думаешь? — спросил Фома.

— Похоже, что у него есть ответ на все, — сказал Иуда, так быстро, что его ответ был, очевидно, заготовлен заранее. — Но куда, по- вашему, он собирается нас повести? Мне это не по душе. Создается неприятное впечатление, такое, будто он скитается бесцельно, да при этом еще и старается привлечь как можно больше внимания властей. Зачем?

— Я не знаю, — пожал плечами Фома. — И согласен, это внушает опасения.

— Как женщина, — заметил Иуда, придвигаясь к Марии и как бы предлагая этим свою защиту, — ты должна беспокоиться по поводу своей безопасности.

— Не больше, чем все мужчины, — отрезала Мария, и это была правда.

Угроза, если она существовала, являлась общей для всех, так почему же женщины должны бояться больше? В конце концов, если кто-то из них и может рассчитывать на снисхождение в случае серьезных гонений, то это как раз женщины.

Иуда придвинулся к ней еще ближе.

— Я тут привел в порядок все счетные записи, — сказал он.~ Вклады, пожертвования…

Продвигаясь все дальше на север, они вступили на языческую территорию и теперь то и дело с тропы видели возвышавшиеся среди деревьев святилища Аполлона, Афродиты или еще каких-то неведомых богов. Земли, некогда принадлежавшие роду Данову, одному из колен Израилевых, уже давно и безвозвратно отошли к чужакам и теперь относились к греческому миру. Это была часть того, чего иудеи лишились в результате вторжений ассирийцев, вавилонян, греков и римлян, как утверждали пророки, в наказание за то, что Израиль, не внемля им, впал в идолопоклонство. И хотя нынешние сыны Израиля отвергали идолов, им приходилось терпеть их на своей земле за грехи отцов.

На третий день путники добрались до холма, на котором некогда находился древний город Дан. Сбоку к нему прилепилось недавнее римское поселение, сами склоны, где виднелись старинные развалины, заросли деревьями и кустами.

— Мы здесь, Петр! — сказал Иисус, обняв его за плечи. — Этого места ты хотел достичь.

— Оно оказалось дальше, чем я думал, — откликнулся Петр. — Но моя мечта исполнилась! Подойти к самой северной оконечности Израиля времен Соломона… — Он огляделся по сторонам, вбирая увиденное жадным взглядом. — Так вот где она находилась, граница нашей земли.

— Да, — подтвердил Иисус. — Во дни нашей славы иноземные владыки с трепетом останавливались у сего рубежа.

Ныне вокруг стояли молчаливые леса, и слышалось лишь пение птиц. Серебристая речушка, выбегая из-под сени покрывавшей склон чащобы, журча, устремлялась к Иордану.

— Возможно, нам потребуются мечи, чтобы прорубить себе путь, — сказал Иисус.

И действительно, заросли были слишком густы, чтобы раздвигать их руками.

— Они у нас есть! — воскликнул Симон, вынимая клинок.

— Да, есть! — подхватил Иуда, размахивая своим.

Теперь Симон с Иудой двигались впереди, расчищая другим дорогу. Молчаливый лес, давно захвативший и оберегавший это место, казалось, был исполнен решимости не пропустить чужаков, однако ему пришлось уступить людской воле и стали. Обрубая ветви, спутники медленно, но верно поднимались по склону, выше и выше.

Солнце уже садилось, когда они наконец вышли на широкую прогалину; судя по потухшему кострищу и нескольким отпечаткам ног на сырой почве, здесь недавно кто-то побывал. Похоже, что-то вынуждало людей тайком подниматься на вершину.

Они опасливо ступили на широкую мощеную площадку, и Мария — не глазами, но иным, внутренним, взором — увидела картину из далекого прошлого: толпы людей, собравшихся на этом, священном для них месте. Пролет широких ступеней на противоположной стороне, ведущий к возвышению, которое, очевидно служило алтарем.

Свет угасал, лаская ступеньки и пустой помост. Деревья и кусты. окружавшие это место, шелестели листьями, их ветви колыхались, словно невидимая сила заставляла их танцевать, и они покорно повиновались.

Иисус остановился на самой нижней ступеньке. В меркнущих лучах заката его хитон из легкой шерсти, подаренный матерью в Назарете, словно бы сам светился, приобретая розоватый оттенок.

— Здесь мы передохнем, — объявил он. — Это место связано с великим грехопадением Иеровоама. Ты, Фома, хорошо знаешь Писание. Думаю, после трапезы тебе будет что рассказать нам.

После того как они поели и уселись вокруг костра, свет которого не достигал терявшихся во тьме краев широкой площадки, Фома, уже рассказывавший по пути сюда эту историю Марии, попытался отговориться тем, что это история бесчестия и греха, но Иисус настоял.

— Все равно расскажи, — велел он. — Может быть, злу, что все еще витает здесь, нужно послушать ее.

Фома поведал всю печальную историю этого места, историю отступничества и идолопоклонства. Началось все с того, что после смерти Соломона его великое царство раскололось. Ровоам, сын Соломона, сохранил власть над югом, Иудеей, а Иеровоам, бывший «смотритель над оброчными из дома Иосифова», правил на севере, в Израильском царстве.

Однако храм и все законное священство осталось на юге, и Иеровоаму, чтобы не зависеть от Иерусалима, пришлось обзаводиться собственными святынями. Он соорудил в Дане и Вефиле великие капища с золотыми тельцами, назначил своих жрецов и создал собственные обряды.

Таким образом, этот царь выказал неповиновение, бросил вызов Господу, пренебрег его Законом. В конечном счете все его северное царство погибло, а с ним сгинули и десять из двенадцати колен Израилевых.

— Вот такая кара постигла отступника Иеровоама и его царство, — заключил Иисус.

— Не так уж быстро это случилось! — воскликнул Фома— На это потребовалось двести лет! Преемники Иеровоама, цари, правившие вслед за ним, становились все более и более испорчен-ными. Разве Ахав не воздвиг здесь алтарь?