Иисус взял ее руки в свои, повернул лицом к себе, долго смотрел в глаза и наконец сказал:

— Мария, смерть — она не такая.

Это прозвучало так успокаивающе! Но Мария подумала: откуда он знает? Как это можно знать? Иоиль теперь знает. Но он не может мне сказать.

— А какая? — тихонько спросила она.

— Это не конец, — пояснил Иисус. — Ты не останешься в душном мраке, душу вообще невозможно удержать там. Такова воля Господа. — Потом, как будто спохватившись, что сказал слишком много, он спросил: — Как же ты тогда выбралась?

— Мои подруги вернулись. Они отошли недалеко, когда спохватились — сообразили, что я их так и не догнала. Они откинули одеяла и… «вернули меня к жизни». — Мария рассмеялась. — Да, мы тогда разыграли все так, как будто это произошло на самом деле.

— Ты будешь скорбеть об Иоиле много дней, — сказал Иисус, понимая, в чем заключается ее невысказанный вопрос. — Не надо пытаться с этим бороться. Ты будешь думать о могилах, духах и своей вине, но в конце концов все это будет снято с твоей души, как та груда одеял. — Он снова посмотрел ей в глаза. — Это я тебе обещаю.

Дело уже шло к вечеру, когда они добрались до Вифсаиды, снова оказавшись за пределами владений Ирода Антипы, на земле его брата Филиппа. За стенами располагались рыболовные причалы и набережная — как во всех поселениях у Галилейского моря, хотя это примыкало не к самому озеру, а к лагуне. Городок выглядел весьма мирно, светясь в теплых лучах заходящего солнца.

— Пожалуй, нам стоит пойти на рыночную площадь, — сказал Иисус. — Хотя торговля уже закончилась, это естественное место сборищ. Всякий, кого мы хотим найти, придет туда.

Улицы были заполнены зажиточными с виду людьми, которые опускали ставни лавок, несли еду и воду себе на ужин, вели вьючных животных на отдых. Магдала тоже процветала и богатела, но там больше чувствовалось деловое оживление, а здесь — размеренное довольство собственной жизнью.

Шагая по нешироким улочкам, Иисус и Мария обратили внимание на то, что многие дома обнесены колоннадами и поблескивают новыми фасадами из известняка, а в перспективе одной из улиц обнаружили даже строящийся дворец.

— Похоже, они задумали устроить здесь маленькие Афины, — заметила Мария.

Иисус кивнул.

— Нам с тобой стоило бы посетить настоящие Афины, чтобы сравнить.

Оба рассмеялись, настолько это показалось невероятным.

В конце концов они вышли на рыночную площадь, прошли мимо последних торговцев, которые вели домой ослов, нагруженных корзинами с нераспроданными за день товарами. Сама площадь имела неряшливый вид: кругом разобранные лотки и прилавки и накопившийся за день мусор — раздавленные фрукты, затоптанные бобы и луковицы. Несколько скучающих поденщиков топтаись на месте, бросая на прохожих пренебрежительные взгляды. При появлении на другой стороне площади Марии и Иисуса они уставились на них, но быстро утратили всякий интерес. «Похоже, ждать придется долго» — подумала Мария.

— Они найдут нас, — заверил ее Иисус. — Или мы их найдем. Праздношатающиеся наконец убрались прочь, очевидно, никто не собирался нанимать их в столь поздний час. На другой стороне площади остался лишь один нашедший работу — энергичный малый, который с жаром орудовал метлой, насвистывая и не обращая внимания на вздымаемые им тучи пыли, а заодно и мух, и вспугнутой мошкары. Он без устали перемещался по периметру площади, наводя чистоту, и уже в сумерках добрался до того места, где стояли Мария и Иисус. Под натиском широких взмахов метлы им пришлось отступить.

— Прошу прощения. — Уборщик отмахнулся от мух, образовавших жужжащий ореол вокруг его головы.

— Как тебя зовут? — спросил Иисус.

— Можешь звать меня Веельзевул, — заявил он.

Вместо того чтобы улыбнуться, Иисус серьезно ответил.

— Я никогда бы не стал так называть никого, кроме того, кому действительно принадлежит это имя.

— Я просто хотел сказать… что я Повелитель Мух, — пояснил паренек, указав на облачко вокруг себя. — Во всяком случае сейчас.

— Будь ты истинным Повелителем Мух, ты мог бы приказывать им, — заметил Иисус. — Они слушаются тебя?

Паренек рассмеялся:

— А что, похоже на то?

— Нет, и это должно тебя радовать. А теперь скажи, как тебя зовут на самом деле.

— Фаддей, — ответил он, опустив метлу, словно озадаченный интересом незнакомца к его скромной персоне.

— Ты грек? — спросила Мария.

— Нет. Просто мои родители любили все греческое.

На сей раз рассмеялась Мария.

— Распространенная болезнь. — Она вспомнила о Сильване.

— Хорошо, — сказал Иисус. — Потому что, не будь ты сыном Авраамовым, я не смог бы пригласить тебя присоединиться к нам. — Он повернулся к Марии и для нее, а не для Фаддея добавил: — Проповедь моя для всех, но в ученики я зову лишь детей Израиля.

— Что? Присоединиться к вам? Что ты имеешь в виду?

Фаддей насторожился. Вот что случается, когда ты теряешь бдительность и вступаешь в разговоры с незнакомыми людьми. Он схватился за ручку метлы и отступил назад.

Вместо того чтобы ответить, Иисус спросил:

— Чем ты занимаешься? Я имею в виду, когда не подметаешь рынок?

— Я продаю раскрашенные горшки и кувшины и, когда кому-нибудь нужно, копирую на заказ фрески. Иногда, — он произнес это с вызовом, — я даже копирую статуэтки Артемиды, Афродиты и Геракла для клиентов.

— Значит, греческие вещи нравятся не только твоим родителям?

— Да. Мне они тоже нравятся.

— Это меня не удивляет. Особенно с учетом того, что ты вырос в их окружении. Только слепец не оценил бы их красоту. — Иисус помолчал, — Но если ты пойдешь за мной, я дам тебе другие глаза, чтобы увидеть красоту в разных вещах.

— Например, в чем? — спросил юноша, сжав покрепче черенок метлы.

— Например, в тех безработных поденщиках, которые ждали здесь до заката солнца.

— Что? Эти бездельники? Да они просто болтаются по рынку и раздражают людей, — проворчал Фаддей.

— Людей — да, но не Бога, — сказал Иисус. — Он видит их иначе.

Иисус отошел от Марии и приблизился к Фаддею.

— Давай я расскажу тебе притчу о Царстве Божием. Его можно уподобить богатому человеку, который, придя поутру на рыбную площадь, нанял работников, но потом выяснил, что работы в его хозяйстве больше, чем они могут сделать, вернулся на площадь и нанял новых. Наконец, в очень поздний час — примерно в то время, когда наши неудачливые поденщики покидали площадь, — он вернулся и нанял еще людей. Вечером он заплатил им всем одинаково. Те, кого наняли раньше, стали жаловаться, но богатый человек сказал: «Разве я не заплатил вам то, о чем мы договаривались? Если я хочу быть щедрым и переплатить кому-то другому, какое вам дело?» Так оно и в Царствии Божием. Господь великодушен и наградит нас сверх заслуг, и людей Он выбирает по своему усмотрению. В том числе и таких, как эти поденщики.

— Что-то я не улавливаю в этом никакого смысла, — честно признался Фаддей.

— Присоединись ко мне и со временем все поймешь.

Неожиданно на лице Фаддея изобразилось узнавание.

— Я знаю, кто ты. Тот человек из Назарета. Тот знаменитый человек из Назарета, который произносит странные проповеди. И совершает исцеления и изгоняет бесов. Да! Не отрицай это! — Он указал пальцем на Иисуса. — Но ты исчез после того, как свиньи свалились с утесов Гергесы. Где гы был? Что ты делаешь теперь?

— Набираю работников для сбора плодов Царства Божия, сказал Иисус. — Скоро начнется обучение, а потом и служба. Неужели ты не присоединишься к нам?

— Я… я подумаю об этом, — пробормотал Фаддей, пятясь. Мои родители… что они подумают?

— Спроси их.

— Они скажут, что это слишком опасно, — уныло промолвил Фаддей. — Мой тезка, местный пророк, лет сорок тому назад утверждал, что заставит воды Иордана расступиться и переведет своих последователей через него, как Иисус Навин. Кончилось тем, что его голова оказалась на колу в Иерусалиме, а его последователей перебили. Память об этом слишком свежа. А теперь еще и Иоанн Креститель.