— Мне кажется подозрительным, что ты его так защищаешь! — проворчал Вадим.

— Сейчас не время и не место разбираться в наших отношениях, — отрезала Алена. — Нужно действовать, пока Илья действительно не пошел плакаться к гуру и пока никто не знает, за что его арестовывают. А вот если ты громогласно заявишь — что по подозрению в убийстве, посмотришь, как всполошится наш улей.

— Тогда мне придется ограждать твоего обожаемого Илюшу от бандитов, а это посложнее, чем искать настоящего убийцу, — проворчал Вадим.

— Смотрел фильмы, где защищают свидетеля? — ухмыльнулась она.

— Нет.

— А следовало бы…

Арест Ганина был произведен по всем правилам. Терещенко вызвал наряд — приехали человек шесть, в основном для защиты актера от возможной агрессии со стороны бандитов. Однако те известие о поимке преступника восприняли с величественной сдержанностью, молча проводили глазами процессию из оперативников и зажатого между ними понурого Ильи в наручниках и тут же куда-то скрылись на своем джипе. Алена предположила, что братки поехали собирать силы для штурма отделения милиции, куда только что повезли актера. Главный тупо твердил о недоразумении; Клязьмина, как и положено, взвыла и, брызгая слезой, кинулась в гримерную; гуру неодобрительно покачал головой и задумчиво удалился; тетка Тая, не переставая, охала, остальные вели себя так, как и предполагала Алена: Федоров, дворник Палыч и несколько осветителей, пользуясь послаблением режима после отъезда бандитов, тут же раздобыли бутылку водки и «раздавили ее с горя», на чем свет кляня несправедливую милицию, ликеро-водочный завод, который не доливает положенную норму, а заодно и проклятых империалистов, по вине которых в стране творится такой бардак. Настена тут же позвонила Коржику, тот примчался и привязался к Людомирову, терзая его совершенно дурацкими вопросами. Людомиров красочно описал произошедшее, по его мнению, недоразумение в телекамеру и пригрозил Петровке, что управа на нее все-таки найдется. Когда Алена насмотрелась на всю эту канитель, она решила заняться своими делами вне театральных стен, справедливо рассудив, что оставаться здесь нет никакого смысла. Каким бы сообразительным ни оказался убийца, ему все-таки нужно немного пораскинуть мозгами, чтобы предпринять следующий шаг. Сидеть и ждать, пока он совершит ошибку, — довольно глупое занятие. «Вообще-то стоит показаться в редакции, — неожиданно решила она, — а то вообще забудут, что я у них работаю». С этой мыслью Алена спустилась к служебному входу. Внизу она столкнулась с Настеной.

— Коржик помчался монтировать репортаж для шестичасовых новостей, — радостно сообщила та. — Довольный!

— Слушай, а через кого проходят всякие отгулы, прогулы, больничные в театре? — Алена села прямо на стойку и закинула ногу на ногу.

— Через отдел кадров. Это наша Людмила Сергеевна.

— И она же сообщает главному, например, что осветитель Кутькин сегодня не придет.

— Нет, ну что ты, — усмехнулась Настя, — чтобы получать шишки, существую я. Вообще, у нас ведь все через задницу. Обычно мне звонит тот же Кутькин и сообщает, что у него руки отнялись или ноги не ходят, ну а я выкручиваюсь — кем-то подменяю его. Особенно гадко, когда это случается перед спектаклем. Ну, а потом, уже по собственному усмотрению, сообщаю Сергеевне или не сообщаю, то есть покрываю прогульщика. Он мне потом свой прогул отрабатывает, когда загуляет кто-нибудь еще.

— Хорошо у вас поставлено дело. И как же ты выходишь из положения, когда у каждого второго осветителя голова отнимается с самого утра?

— У второго, — фыркнула администраторша. — У каждого первого. На этот случай у меня всегда под рукой Вася Ляхин — этот не пьет и всегда приходит по первому зову. Мировой мальчик. Хоть и считается рабочим сцены, а делает все, что попросишь, вкалывает и осветителем, и монтажником, и электриком, — словом, Вася у нас палочка-выручалочка. Я его адрес наизусть помню. Телефона у него нет, да тут недалеко. Вот сейчас он мне позарез нужен. Все на нервах, а осветители уже никакие. Если главный вздумает продолжить репетицию, наверное, самой придется выставлять свет. И послать некого.

— Слушай, мне все равно в редакцию ехать, — Алена соскочила со стойки. «Только бы не выдать свой азарт!» — Давай адрес, я забегу к нему.

— Такой доброты на свете не существует, — удивленно заметила Настя.

— Иногда меня пробивает, — улыбнулась Алена, — только редко и очень ненадолго. Поэтому, если ты не поторопишься, энтузиазм иссякнет.

Получив адрес Василия Ляхина, Алена радостно выскочила на улицу. Почему ее влекло к знакомству с этим пареньком, и с какой стати он завладел ее вниманием, она не могла ответить. Вообще-то Васю она ни разу в глаза не видела, но что-то не давало ей покоя, когда разговор касался именно его персоны. По всем статьям он не должен был будить каких-либо подозрений — сам по себе отличный малый, которому не повезло: загремел в армию после неудачной попытки поступить в театральный, вернулся — снова неудача. Теперь накапливает силы и опыт, дабы пробовать еще раз. Упорный, значит, ведь мог же плюнуть на свою мечту, податься в другой институт или вообще в бандиты: таких, как он, отслуживших, братки с радостью принимают в свои ряды. А Вася не пошел к ним, он решил добиваться поставленной цели. Хотя, ежу понятно, после двадцати лет шансы поступить на актерский факультет минимальные, разве что кто-нибудь из театра проникнется к нему симпатией и, встряхнув свои связи, поможет. Наверное, из этих соображений Ляхин и околачивается в театре, пытаясь быть полезным всем и во всем…

Алена уже отошла от здания театра на добрых сто метров, как скорее почувствовала, нежели услышала, что ее кто-то догоняет. Она обернулась — к ней стремительно приближалась Наталья Прощенко.

— Какая жуткая ошибка, — грустно проговорила она, когда поравнялась с Аленой. — Илья — убийца?! Они что, с ума посходили?!

— Все против него, — ответила за следователей Алена, — может, правда, его кто-то очень искусно подставил…

— Думаете, убийца из наших?

— Честно говоря, мне плевать на убийства, — от души призналась ей Алена. — Я уже так устала от всего этого! Мне поручено собрать материал о спектакле, о Журавлеве и теперь еще о Лисицыной. Ни того, ни другого, ни третьего мне сделать так и не удалось, потому что в театре все время происходят вещи, далекие от искусства. А редактор уже готов разорвать меня — журнал на днях должен пойти в набор, а статьи и не предвидится.

— Ужасно, — выдохнула Наталья. — Похоже, и со спектаклем теперь надолго покончено. Кроме Ганина, никто играть Гамлета не будет. Главный так и сказал. Да и Клязьмина на последней репетиции истерику закатила — теперь ей бандиты мешают в роль входить.

— На этот раз ее можно понять, — усмехнулась Алена.

— Нет, нельзя! — горячо возразила актриса. — Будь я лет на десять моложе… Ах, как бы я сыграла! А эта истеричка сопливая что-то из себя строит! Нет, разучились люди работать в театре!

— Не стану возражать, Клязьмина — не подарок, — вполне искренно согласилась с ней Алена. «Все-таки странно, что Прощенко увязалась за мной. Хотелось бы знать, чего ей от меня нужно?»

— А я направляюсь на Петровку. В конце концов, я заслуженная актриса России, меня не могут не послушать! — ее глаза вспыхнули нездоровой решимостью: — Ну скажите на милость, разве это дело — так грубо вмешиваться в творческий процесс! По подозрению! — она специально выделила это слово. — По подозрению в убийстве снимать с репетиций ведущего актера! Да у нас же премьера на носу. Нет, я этого так не оставлю! — она погрозила кулаком почему-то в сторону милицейской будки, стоящей на перекрестке.

— Я слышала, вы занимаетесь с Васей Ляхиным, да? — ни с того ни с сего спросила Алена.

Вопрос застал Прощенко врасплох. Она даже споткнулась на ровном месте.

— Да… — после минутной паузы ответила она.