— Ив, дружище, ты не потерял ни хватки, ни нюха, ни лукавства.

Он польщенно улыбнулся, будто его осыпал комплиментами Керрер. Ив отправил своего потомка мыть посуду, а Жозефина была целиком поглощена размешиванием сахара в кофе. В довершение всего, Поль принес графинчик водки.

— Ив, — сказал я, предлагая ему сигарету и отказавшись от его дешевого темного табака, — мне нужно твое мнение и знание здешних скандальных мест. Мсье и мадам Омега, — что ты знаешь о них?

Если и есть вещи, которые этот старый жулик любит так же, как деньги, то это сплетни. Если его завести, то можно слушать бесконечно.

Омега — псевдоним француза из бывших аристократов. Пожилому Омеге шестьдесят лет. Семья военных с репутацией эксцентричных, но придерживающихся традиций людей. Неудачная служба во время первой мировой окупилась, благодаря связям и деньгам, присвоением звания полковника в 1939. Яркая, но плохо подготовленная танковая атака в сражении под Лувеном потерпела неудачу. Тем не менее, как и большинство офицеров тех времен, не имевших до того понятия о танках, он получил репутацию броневого командира. Не стоит забывать, что во времена сражения за Лувен не хватало ружей на всех.

Уединившись в Виши, чтобы залечить раны, Франц был назначен бригадным генералом и отправлен в Сирию. Там вновь неудача, теперь уже общая, но он дрался с энтузиазмом. Обсуждал тактику с Александером, отозвавшимся о нем как о «блестящем, но эмоциональном военном». После того он попадает в компанию де Голля. Становится офицером связи в 8-й армии, что позволяет ему изучить войну брони, не рискуя своей репутацией. Он командует бригадой французских танков в Нормандии и участвует в наступлении на Париж. Его естественная разболтанность стала причиной резни, но французы витают в облаках и никто ни о чем не заботится. Герой, обильно награжденный и публично принятый де Голлем, назначается генерал-майором бронетанковых войск, одной звездой больше.

Он командовал дивизией в Индокитае. Танки, шедшие через джунгли, сжигали «коктейлем Молотова». Омега вновь сдается. Он очаровывает своих пленителей, беседует с Хо Ши Мином. Вернувшись к себе после капитуляции, пишет мемуары (о планах де Голля). Получив согласие на отставку на семейном совете, избегает участия в потерпевшей фиаско алжирской кампании.

Его владения улетучиваются вместе с исчезновением французской империи, но семья в течение пятидесяти лет максимально использовала труд крестьян и перевела крупные суммы за границу, в Цюрих. Постоянно ходили слухи о предложении ему министерского поста, но даже сам де Голль не был достаточно чистосердечен для этого. Он писал историю французских танковых частей.

Мадам Омега. Это безрассудство стареющего человека. Привезена из Алжира, с примесью африканской крови, но удивительным образом смешанной с индокитайской. Двадцать лет. Солнцелюбива, потому и обосновались в Сен-Тропезе. Обычно три-четыре любовника всегда к ее услугам. Ее вкус на мужчин очень разнообразен, но предпочитает блондинов. Очень, очень, очень сексуальна. Отсюда легко вычислить, даже такому слабоумному, как я, каким качеством должен обладать шпион. Мадам Омега не преминет это проверить. (Видно, надо было мне поменьше резвиться сегодня утром с дорогой Жозефиной.) Омега и его жена обычно обедают на террасе ресторана в старом городе.

Я предложил Иву еще несколько сигарет и пообещал вернуться, рассказать все, что выясню об Омегах, и столоваться только у него. Одолжил бинокль, с которым он наблюдал за девочками на пляже, и ушел.

— Надо выучить французский, — сказала Жози, когда мы возвращались на машине, уже получив квитанцию за невыполнение новых правил парковки автомобилей. Конечно, нельзя так себя вести в подобном городе… представшие перед судом туристы могут рассказать об этом по возвращении в Кельн или Ковентри.

Мы проезжали мимо маленьких белоснежных домиков с красными крышами, кактусы и пробковые дубы по обочине доказывали возможность произрастания на красной глине. Я миновал поместье Омеги, именовавшееся «Тобруквилль», и свернул немножко дальше на аллею, ведущую к следующей вилле. Дом Омеги был сориентирован на юг и выходил на пляж «Таити». Судя по тому, что я смог увидеть, поместье состояло из большого сада, окруженного стеной из пробкового дуба, старых оливковых деревьев и виноградника. Дом, как и положено, был белым, двухэтажным, с террасой, с испанскими мотивами.

На вершине холма я остановил машину. С помощью бинокля я узнал, что в трехметровой стене нет ни одного проема, но рядом растут деревья. Я не заметил ни тайного гнездышка с автоматчиком, ни старого десантника с доберманами. Конечно, могли быть мины, но трава была недавно подстрижена. Попасть внутрь не составит проблемы.

За все время Жозефина не задала ни единого вопроса. Она предпочла развалиться на сиденье, отдавшись солнцу и улыбаясь. Ее требования к жизни были очень узки. То, что не вписывалось в их рамки, ее совершенно не волновало.

Я проехал к пляжу и оставил машину на затененной камышом стоянке. Там было очень мало машин, и никто не подошел взять с меня деньги… Все было совершенно спокойно. Я взял напрокат зонтик, но отказался от матрацев. Пляж пока еще не был захламлен или забросан окурками, фантиками от конфет и шоколада, не было и столпотворения. Единственно кто там был, так это длинноволосая молодежь и те, кто не может себе позволить отдыхать в разгар сезона. Стоял катер с водными лыжами, водитель которого дремал непонятным мне образом, ибо транзистор орал ему на ухо.

— Ты умеешь кататься на них? — спросил я Жозефину.

— Да.

На ней было крошечное бикини с голубыми и розовыми цветами, блестящее на бедрах и обтягивающее ее кругленькие груди. Мы направились к деревянным мосткам, и я постучал по ноге бронзового от загара парня, вероятнее всего, сутенера в свободное от работы время. Он приподнял свою соломенную шляпу и взглянул на меня. Я думаю, что мы произвели не большее впечатление, чем вся остальная клиентура, находившаяся в тот момент на пляже.

— Вы хотите покататься?

— Да, если вы уже проснулись и ваш катер на ходу.

Он проверил снаряжение и был очень удивлен, когда я дал ему двадцать франков. Он-то думал, что я буду торговаться.

Вода показалась мне очень холодной и у меня необычно плохо получалось направлять лыжи в нужное направление. Катер отчалил, и 60-сильный «Звинруд» вызвал большую волну. Он пошел быстрее, нейлоновый трос натянулся и, как нас учили, мы вместе вынырнули на поверхность. Водные лыжи как велосипед… Один раз научившись, уже больше не разучишься.

Поверхность воды была гладкой, как мрамор, так как мы двигались за белыми гребнями волн. Ветер был свеж, но я тем не менее ощущал на коже солнечные лучи. Море струилось под моими ногами, словно я пересекал озеро на водном велосипеде.

— Пригнись, — крикнул я Жозефине.

Она послушалась. У меня трос был длиннее, я немного приподнял руки, слегка наклонился в сторону, обогнул катер сзади, сделал небольшой прыжок на волне и описал полукруг, образовав радугу из брызг из-под лыж. Потом наклонился в другую сторону и проделал то же самое в обратном порядке. Жозефина вновь наклонилась, и я вновь прошел по волнам, слегка подпрыгивая на них.

Затем мы повторили все еще раз, но теперь она проходила под моим тросом. Там, где мы находились, это казалось великолепным, но я думаю, что с пляжа мы были похожи на любителей. С берега, если ты не стоишь на одной лыже, не стоит за тобой и наблюдать.

За наши деньги мы покатались вдоволь… Больше нечего было делать, и он, сделав полукруг, на бешеной скорости доставил нас назад, замедлив ход лишь в последний момент. Я думал, что он ослеп и мы врежемся в песок. Мы отпустили трос и погрузились в воду. Освободившись от резиновых манжет, я поплыл к Жозефине.

— У меня болят руки, — сказала она, пока я нежно ласкал ее под водой.

— Это пустяки, золотце, ты была великолепна.

Подплыл парень, забрал лыжи и поспешно удалился, показав всем своим видом, что ему наплевать на то, хороша или нет моя подружка. Мы плыли к берегу… Было действительно холодновато для купания, так что мы с удовольствием выбрались на песок и стали обсыхать. Жозефина поцеловала меня и отпала.