— Филипп, дорогой! — закричала он, обвив своими тонкими руками мою шею и приоткрыв свои чувственные губы. — Дорогой, дорогой, — повторяла эта бедняжка с куриными мозгами… Что я говорю, у нее мозгов меньше, чем у попугая. Ведь она бросила меня, чтобы выйти замуж за отвратительного фотографа, работавшего под невероятным псевдонимом Себастьян де Моритц. Но, может быть, ветер сменил направление, ибо она казалась довольной, встретив меня и начав пронзительным тоном магнитофонной бобины излагать последние события ее драгоценной жизни.

— Где Себастьян, Джулия?

Она отпила глоток своего фруктового коктейля с кусочками апельсинов и яблок и веточками мяты, плавающими в том, что, по моим подозрениям, было синтетическим спиртом.

— О этот, он в Лос-Анджелесе или где-то еще. Он стал очень нервный и наглотался ЛСД по уши.

Итак, Моритц перестал использовать свою прелестную жену как фотомодель и перешел к старой тактике заселять свою постель девушками, на которых собирался отрабатывать свои хилые фотографические способности. Бедная Джулия. Ей не понять этого никогда. Девушек вроде нее нужно держать под замком с раннего детства и выдавать замуж за добрых, богатых, стареющих покровителей, способных уберечь их даже от намека на бедность.

Я прошелся по комнате, изучая современные картины, висевшие на стенах, столь модернистские, что пришлось сконцентрироваться, как в Камасутра, чтобы заметить художницу, рассматривавшую собственные произведения.

— Привет, — сказал я ей несмело.

Она подняла на меня глаза, будто индус, пытающийся понять невероятные переходы лингамы с силой раненого слона. Я предложил ей сигарету из пачки, оставленной кем-то на камине… Подходящее создание для Адама, если покрыть картинку разнообразными цветами. Я не стал бы напрасно болтать с «Пелл Мелл Кинг Сайз» по семь шиллингов пачка.

— Меня зовут Жозефина. Мне двадцать два года. Я работаю в рекламном агентстве «Драккони, Круммель и Флакс». Мои волосы натурального цвета, и у меня нет желания переспать с вами.

Все это я выслушал, жуя фибровый кончик «Пелл Мелл».

— Это все?

Она наклонилась вперед и прошептала мне, или, вернее, прокричала в ухо, чтобы перекрыть децибелы проигрывателя:

— Мне нравится ваш костюм.

— Комплимент ранит меня прямо в сердце. Оставьте эту сомнительную микстуру и выпейте немного настоящего алкоголя, — сказал я с сияющим видом.

Я протянул ей серебряную фляжку, подарок на мое совершеннолетие от одного друга, охотника и любителя выпить. Я наполнил ее, прежде чем вышел из дома. Стар я стал для потребления некоторых напитков, которые в наши дни вызывают желудочное расстройство. Я стал брать спиртное с собой, когда увидел угольные хлопья в марокканском вине, и это вошло в привычку для подобных вечеринок.

Она отпила глоток, улыбнулась мне и воскликнула:

— Великолепно!

Она была невысока, где-то около метра пятидесяти босиком. Золотистые волосы ниспадали подобно колышащемуся занавесу на плечи. Серые глаза, к счастью, были широко раскрыты, ибо она обладала роскошными ресницами, и мне хотелось, чтобы они были естественными. Короткий и прямой нос с очень четким желобком, спускающимся до верхней пухлой губы. Нижняя губа была плотно сжата и четко прорисована, что заставляло задуматься о прелести ее поцелуя. У нее была тонкая талия и маленькие груди, которые можно было видеть каждый раз, когда она наклонялась вперед, ибо ее платье было на несколько размеров больше, чем нужно. Ее бедра были широки и упруги, а икры хорошо развиты, но не походили на столбы. Мне нравятся широкобедрые девицы, они располагают к себе и, поскольку центр тяжести у них внизу, стараются побольше лежать.

Несмотря на то что ее платье было очень просторно в груди, оно имело нормальную длину. Она являла собой смесь настроений, что было удобно для завлечения ее в укромный уголок, но от этого пришлось пока отказаться.

— У вас есть желание оставаться в этом бедламе или вы предпочитаете выйти и перекусить где-нибудь? — спросил я, пытаясь заставить себя слушать «The Who».

— Может быть, я закончу сначала это? — спросила она. Я согласился, она меня расположила к себе.

— Вы меня несомненно вспомните, — сказал я, отправляясь в толкотню.

Я уже собрался приложиться к своему личному резерву, когда огромный клуб гашишного дыма покатился ко мне. Внутри этого танцующего облака материализовался Тимоти Риордан с сияющим лицом и мечтательным взглядом. Падающие на лоб локоны как никогда делали его похожим на Байрона.

— Все еще жив, как я посмотрю, — сказал он, рассмеявшись своей собственной шутке.

Я оскалил зубы в улыбке и протянул ему фляжку. Он схватил ее и выпил залпом, как человек, привыкший поглощать очищенный керосин.

— Некто вас ищет на этой вечеринке, — прокудахтал он, как это делают наркоманы. Тим действительно принял дозу. Я мило улыбнулся и посмотрел через плечо. Знакомый телевизионщик из новостей крутился вокруг юбки Стефании. Она все так же любезно улыбалась, весело подмигнув мне. Вполне возможно, что мой любимый бар вскоре потеряет барменшу. В этот момент кто-то похлопал меня по плечу и с мягким дорсетским говором заговорил в ухо.

— Еще раз добрый день, старина.

Совершенно рефлекторно я двинул изо всех сил локтем ему в горло. Он отлетел назад в головокружительном пируэте, разбрызгивая пиво из кружки, и добродушная детская улыбка тут же слетела с его невинного лица. Я не смог даже извиниться, потому что меня натренировали действовать таким образом, когда я чем-то напуган.

Он лежал на полу, все еще не в состоянии нормально дышать. Главное в поединке без оружия — отработать нужные условные рефлексы. Никогда не думай: «Ах! Он идет на меня с ножом, нужно выбить этот нож, схватив его за руку, ударив в пах и отправив таким образом на землю». Об этом не думают, когда хорошо тренированы. Кто-то желает вам зла и делает угрожающее движение в вашу сторону, реакция следует автоматически. Это чистый рефлекс. У тебя нет времени на размышления.

Что касается меня, то я достаточно поднатаскался. Вначале — мое собственное желание остаться в форме и не позволять на пляже бросать песок себе в лицо. Затем тренировочный лагерь в Техасе, когда я работал на немного специфичную авиационную компанию и, наконец, в довершение всего, на курсах в VI Пи-Эн, названных крайне эфемерно «физическим воспитанием».

Я не мог позволить себе убить его. Он пощекотал нервы и получил соответствующий результат. Неважно, что он просто хотел показаться любезным, что был счастлив увидеть меня и объясниться, кто он и что делал в моей квартире.

Прошло несколько секунд, и к толпе вернулся коллективный разум. Не думаю, что кто-то видел мой удар. Они начали собираться вокруг него и давать советы, как прекратить припадок эпилепсии. Тим был шокирован.

— Ты не должен был делать этого, он не желал тебе зла. Знаешь, он работает на министерство обороны.

Настроение мое сразу испортилось. Да и в толпе начали возникать смутные подозрения. Мне не хотелось дожидаться ни линчевания из-за неуместного поступка, ни просьб повторить для демонстрации. Рядом со мной материализовалась Жозефина. Я невинно улыбнулся всем, пожал плечами, как бы говоря: «Знаете, всегда вот так…» — и увлек ее за собой на улицу.

Нам понадобилось меньше минуты, чтобы достичь автомобиля. Я забыл о противоугонной системе и мне пришлось очень быстро открывать дверцу под холодным подозрительным взглядом полицейского, чтобы отключить сигнал. Жозефина скользнула внутрь на сиденье рядом со мной, ее платье поднялось на неприличную высоту.

— Впервые я вижу, чтобы кто-то так владел этим, — сказала она восхищенно. — Где вы научились подобным штукам?

— У достаточно нудного тренера по физкультуре. Произошла ошибка.

Она только восторженно улыбнулась.

Я медленно поехал к реке, опустив стекла в надежде, что свежий ветер охладит мой жар и успокоит сердцебиение, все еще находящееся под действием адреналина. Ненавижу насилие, ибо слишком хорошо представляю его действие на себе.