Правда ли то, что эти два типа, допрашивавшие и убившие Сан Хиля, действительно из ЦРУ? Может быть, они просто наемные убийцы из какой-нибудь нью-йоркской банды, которую Сан Хиль, возможно, предал? Но если они действительно из ЦРУ, стало быть, действия Сан Хиля не согласованы с управлением? Рикардо знал, что ЦРУ, тесно связанное с Торресом и его планами, развязавшее психологическую войну против Кубы, старается объединить под единым командованием все вооруженные группы или, во всяком случае, контролировать их действия. Может быть, акция Сан Хиля нарушила какой-то важный стратегический план? А может быть, на его примере решили проучить других, чтобы впредь было неповадно? Пока ясно одно: в своем рассказе Сан Хиль ни словом не упомянул об управлении. Похожу, операция с яхтой, которая должна выйти из никарагуанского корта, финансированная Международной телеграфно-телефонной компанией, как об этом поведал Сан Хиль, была задумана и готовилась именно им и его людьми на свой страх и риск. Разумеется, косвенно ЦРУ и здесь тоже замешано; сам Сан Хиль в 1966 году прошел курс учебы в школе управления, специализируясь на взрывах зданий, но, как показывают факты, мышь сейчас побежала впереди кошки.
Сегодня пятница. Необходимо дождаться субботы и передать в Гавану шифровку о готовящемся в воскресенье на рассвете нападении на порт Сьенфуэгос. У Гаваны останется всего десять часов, чтобы подготовить врагу достойную встречу. Впрочем, десяти часов Вальтеру хватит.
Десять часов.
Норман молча ждал, когда заговорит Стюарт Дьюк.
На едином дыхании, не вдаваясь в подробности, он рассказал Дьюку о случившемся. Его (Нормана) люди производили обыск в квартире кубинца на Парк-авеню. Они хотели раздобыть улики. Действовали согласно данным, полученным из центрального досье, и сообщению Гарри Терца (при этом имени Стюарт потупил глаза); то есть они работали, учитывая распорядок дня Сан Хиля. Но в этот день он непонятно почему вернулся домой на два часа раньше обычного и застал агентов врасплох. Вероятно, он подумал, что это воры, открыл огонь и застрелил одного из них. Второй выстрелил, защищаясь, и, в свою очередь, убил Сан Хиля. Вот и все. Просто не очень точно рассчитали.
Майк Норман не только солгал насчет случившегося в квартире Сап Хиля. Он умолчал и о женщине и, уж конечно, о кубинце Рикардо Вилье, унесшем магнитофонную ленту с рассказом; а кубинец этот еще и прямой свидетель происшедшего. Майк не хотел раскрывать своих карт.
Дьюк задумчиво пожевал сигару.
— Очень плохая работа, — наконец вымолвил он.
— Действительно, сэр. Плохая работа. Случайность...
Норман великолепно разыгрывал роль старательного работника, впервые совершившего ошибку; он даже сумел вызвать на своих бледных щеках что-то вроде легкой розовой окраски.
Но Дьюк не собирался так легко проглотить столь огромную пилюлю.
— Полагаете, что вы избрали правильный путь получения нужной нам информации? — спросил Дьюк.
— Обыскать квартиру, сэр? Вы это имеете в виду? —- Да, это.
— Мне действительно, сэр, этот путь показался наилучшим, хотя в резерве я держал и другой.
— Например?
— Пропустить Сан Хиля через «усиленный допрос», сэр.
Дьюк прекрасно знал, что означал «усиленный допрос». Сыворотка правды, электронный гипноз, даже пытки. Первыми двумя в золотую пору Дьюка не пользовались, третье средство было в ходу и тогда.
— С этого и нужно было начинать, — пробурчал Дьюк.
— Мне показалось более благоразумным начать, сэр, так сказать, снизу, а потом уже идти дальше. Ступенька за ступенькой.
— Вы представляете себе, сколько всего теперь за этим потянется?
— Прекрасно представляю, сэр. Но я уже все обдумал.
— И?
— С позволения сказать, сэр, я думаю, не стоит вдаваться в детальные разъяснения. Давайте представим всю эту историю как дело рук самих кубинцев, грызущихся между собой. Но кубинцы пускай подозревают (мы, естественно, подтверждать этого не будем), что здесь замешано управление. И тогда никто не осмелится впредь выходить за пределы предписанных норм поведения.
— А как быть с вашим агентом?
— Здесь трудностей не представится. Я говорил с Дуаном — нашим человеком из городской полиции. Они готовы похоронить это дело. Он дал мне все гарантии.
— И какая же картина вырисовывается?
— Сан Хиля убили кубинцы из соперничающей с ним группы, сэр. Мы же оставляем вопрос открытым, пусть подозревают нас.
Дыок зажег сигару. Медленно выдохнул дым.
— Есть тут одна загвоздка, Норман, — сказал он. — Совсем маленькая, прямо-таки незначительная. Да только я вот спрашиваю себя, что я скажу Каплану?
— Об этом деле, сэр?
— Да, да, о нем. Не могу же я заявиться к нему и доложить, что мы не смогли узнать, кто совершил налет на Бока де Пахаро потому, что... ну потому, что один из моих людей «случайно» застрелил Сан Хиля? Как по-вашему?
— Я продумал и это, сэр. Дьюк не очень удивился этим словам. Норман действительно был хитер и умел выходить сухим из воды.
— Посмотрим...
— Вы сейчас все поймете, сэр. Полагаю, у нас хватит времени узнать, была ли это группа Сан Хиля, или нет. Достаточно, если какая-нибудь из газет поместит сообщение, что его убили люди из соперничающей группировки, которую он предал, организовав на свой страх и риск обстрел Бока де Пахаро. И тогда останется только слегка поприжать кого-нибудь из его людей; заставить поверить, что мы точно знаем, что это они совершили налет на деревню.
Дьюк помолчал.
— А если это были не они?
— Тогда, сэр, идя методом исключения, мы делаем вывод, что речь идет об одной из двух других банд. Скорее всего о группе Артеаги.
Через пятнадцать минут приземление в Майами. Похоже, что его соседа, светловолосого великана, сладко заснувшего как только от самолета убрали трап в Лос-Анджелесе, мучили кошмары: он корчил гримасы и слабо постанывал. Может быть, ему снилось, что самолет вышел в пике и сейчас падает на землю, окутанный языками синего пламени.
Голода он не чувствовал, но очень хотелось кофе. Конечно, не той безвкусной бурды, к которой привыкли североамериканцы (он так и не смог привыкнуть), но настоящего, крепкого, сладкого кофе, которое варят на...
Где же? На Кубе, конечно, но кто?
У матери он выходил очень вкусным, хотя немного горчил. Но мать умерла, и вряд ли язык хранит вкусовое воспоминание о ее кофе — столько лет уже прошло. Может быть, такой кофе готовила воскресными днями Йоланда у себя дома в Виборе, очень сладкий, но не очень крепкий?
Вместе с далеким, полузабытым ароматом настоящего кофе к нему слетались воспоминания. Ловушки-воспоминания, добрые и недобрые, о той, другой его жизни, о его единственной настоящей жизни.
Не он, потому что он-то рано или поздно вернется, а те, кто придет ему на смену, придет продолжать его работу, чтобы никогда никому не удалось вонзить нож в спину острова Свободы, сколько лет они сумеют прожить своей истинной жизнью? Им придется остаться здесь на все необходимое время и еще на один час, на столько лет, сколько нужно, и еще на один год, до тех пор, пока не будет уничтожена опасность, нависшая над революцией.
А пока это не так, пока страна еще не может дышать мирным воздухом, нужно быть здесь, противопоставить свое мужество и веру этой чудовищной машине. Мужество, вера: ими они сильны, ибо от них зависит свобода родины. Иного пути нет. Небольшой благодатный остров в Карибском море, маленькая, бедная страна может выжить и победить лишь мужеством, хитростью, верой. Мужеством, чтобы если нужно — умереть стоя, без единой жалобы, чтобы суметь бороться в чудовищно тяжких условиях, и верой, потому что надо твердо верить в Фиделя, революцию, будущее. Миллиарды долларов, тысячи ученых, работающих во всех областях человеческих знаний, арсеналы оружия с точнейшей техникой, сотни институтов и университетов, разрабатывающих все новые и новые аппараты, предназначенные для разрушения и смерти, многочисленные группы шпионов, армии компьютеров... А по другую сторону черты — лишь маленькая страна, решившая выстоять; лишь мужество и вера. Когда-нибудь будет написана история этой героической битвы; и в ней будет рассказано о том, как напряженно работал ум, свойственный кубинцам, тем самым, которых обливали презрением, считали вульгарными мужланами, умеющими лишь танцевать гуарачу, способными продать родную пальму за глоток агуардьен-те, работал, чтобы добиться победы. Вот у него, Рикардо, в Соединенных Штатах есть только маленькая рация, изготовленная для нужд ЦРУ, тайно заброшенная на Кубу в помощь контрреволюции, разгромленной Департаментом госбезопасности, и снова переправленная в США для того, чтобы «пианист» Бруно мог вести свои передачи...
