В настоящее время китайская военщина усилила провокаци­онную деятельность и против МНР — первой страны победив­шего социализма в Азии, клевеща на ее государственный строй, миролюбивую внешнюю политику и продолжал засылать в глубь ее территории шпионов и диверсантов. Но все попытки пекинских шовинистов и ренегатов подорвать единство и сплоченность монгольского народа вокруг МНРП, как и прежде, проваливаются одна за другой. " Затаивший зло да засохнет на корню"  - гласит народная монгольская мудрость. Реакционная политика Пекина, не имеющая ни малейшей перспективы, рано или поздно потерпит полный крах, ибо люди всего мира стремятся к миру и процветанию.

Автор

1

—        Приведите нарушителя границы.

—        Есть, товарищ капитан, — четко ответил лейтенант и тот­час вышел.

Арестованный, сделав несколько шагов к середине комнаты, тяжело опустился на поставленный там табурет. Голова низко опущена, заметно, что он очень ослаб. Воспаленными от бессон­ницы глазами он исподлобья медленно осматривал комнату, но, встретившись со взглядом Пурэвжава, отвел глаза. Это был еще довольно молодой мужчина крепкого сложения, с редкой бородой.

Капитан подвинул стул ближе к нему и начал допрос:

—        Кто вы такой? Откуда родом?

— Меня зовут Балдан. Раньше жил в окрестностях Баргутской кумирни*, но вот уже почти десять лет, как я покинул род­ное кочевье.

— Где вы находились все это время? С какой целью прибыли в Монголию?

— Я все скажу, — заторопился арестованный. — Мне скры­вать от вас нечего, да и вряд ли я что выгадаю от этого.

Он дотронулся до руки, поврежденной во время задержания, и его лицо исказилось гримасой боли. Тогда, на границе, он, не сопротивляясь, дал себя обыскать, но, выбрав момент, неожи­данно бросился на пограничника. Пограничник все же сумел с такой силой завернуть ему руку, что нарушитель сразу обмяк, вскрикнув от резкой боли в плече. Сейчас плечо распухло и ныло, не давая покоя.

Подождав, пока утихнет боль, задержанный попросил табаку. Пурэвжав протянул ему пачку и зажег спичку. Тот прикурил, с жадностью затянулся. На лбу у него выступили мелкие капли пота.

—        Значит, хотите знать, с какой целью я пришел в Монго­лию? — переспросил он. И бросил с вызовом: — Смуту сеять — вот с какой! А если говорить откровенно, у меня есть задание от японской разведки в Харбине. По, прежде чем продолжить разговор, мне нужны гарантии. Если мы договоримся, я готов рассказать вам все.

—        О каких гарантиях вы говорите? — удивился следователь. Немного помолчав, Балдан попросил налить ему стакан воды.

Выпив воду, вытер губы тыльной стороной руки.

* На территории Внутренней Монголии (Китай), вблизи границы МНР. (Здесь и далее примеч. пер.)

—        Прошу сохранить мне жизнь, — изменившимся тоном про­изнес он. — Я всего лишь наемный бродяга, у которого нет ро­дины, — ив голосе его послышались слезливые нотки.

—        Сохранить вам жизнь или нет — будет зависеть от ваших показаний. Если вы расскажете всю правду и захотите нам по­мочь, мы, разумеется, учтем это. Итак, с какой целью вы при­были? Вы прекрасно понимаете, что сейчас для нас дорог каждый час. Отвечайте! — настойчиво потребовал Пурэвжав.

Балдан долго откашливался и прочищал горло, видимо, взве­шивая про себя, что говорить, что нет. Наконец начал:

— После перехода границы я должен был поселиться в мона­стыре Святого Лузана, который находится недалеко от вашей во­сточной границы, и помогать ламам (1) в их контрреволюционной деятельности. Но сначала мне нужно было получить доверитель­ное письмо и особый знак у Довчина — хубилгана-ламы (2), прожи­вающего в хашане (3) чуть севернее Гандана (4).

— Так. Пароль при встрече с хубилганом Довчином? — по­требовал следователь.

— Я должен ему сказать: «Нет ли у вас табакерки для нюха­тельного табака из нефрита с золотой коронкой?» Отзыв: «Най­дется. Сейчас такие табакерки — большая редкость. Но у настоя­теля монастыря Святого Лузана Содова есть одна». После этого хубилган должен снабдить меня деньгами, дать отдохнуть не­сколько дней и отправить с письмом в распоряжение настоятеля монастыря Святого Лузана.

...Арестованного увели. Пурэвжав долго раздумывал, анали­зируя показания Балдана, взвешивая каждое сказанное им слово. Не кроется ли за всеми этими провокациями подготовка к но­вому заговору против народной республики?

— Как вы думаете, почему он так быстро раскололся? — спросил он помощника, присутствовавшего на допросе.

— По-моему, он не так глуп и, видимо, быстро смекнул, что к чему. Чтобы сохранить себе жизнь, у него остается единствен­ный шанс — выложить нам всю правду, — ответил лейтенант, подходя к столу.

1        Лама- буддийский монах.

2          Хубилган — один из высших духовных буддийских санов, пере­рожденец. (Согласно буддийскому учению человек не умирает, а перево­площается, перерождается в другие существа. Чем больше добра при жиз­ни сделал человек, тем счастливее будет его перерождение.) В данном случа перерожденец — это высший лама. Ламаизм как разновидность буд­дизма наряду с буддийскими святыми включает в свой пантеон и культ хубнлганов — высших лам, в которых якобы воплотились существа, до­стигшие нирваны, — будды, или приблизившиеся к нирване — бодисатвы.

3          X а ш а н — двор, обычно обнесенный высоким частоколом.

4          Гандан — собор в Улан-Баторе.

—        Признаться, я тоже так думаю, — сказал Пурэвжав, до­ставая из пачки новую папиросу. — Но, как говорят, поживем — увидим. Это предположение будет доказано или опровергнуто в процессе нашей работы. Завтра прежде всего нужно будет еще раз допросить секретаря ревсомольской ячейки Самдана. Убий­ство Чойнхора — послушника хубилгапа Довчина, которое, кста­ти, еще не раскрыто, — дело весьма темное.

Пурэвжав достал из шкафа дело об убийстве послушника Чойнхора и снова обратился к помощнику:

— Не верю, что убийство послушника — дело рук секретаря ревсомольской ячейки. Ведь они были закадычными друзьями. Но если убийца кто-то третий, то смотрите, что получается. Неиз­вестный, убивший Чойнхора ночью на безлюдной улице, специ­ально оставляет на месте преступления нож, на рукоятке кото­рого вырезано имя Самдана, чтобы направить следствие по лож­ному пути. На предварительном допросе Самдан показал, что нож действительно принадлежит ему. Не кажется ли вам, что все это выглядит довольно странно? — подводя итоги, задал вопрос Пурэвжав.

— Не исключено, конечно, что человеком, отправившим по­слушника на тот свет, мог оказаться и сам перерожденец, — до­бавил лейтенант. — По всей вероятности, Чойнхор чем-то ему не угодил. Но, конечно, необходимо еще раз как следует побесе­довать и с Самданом.

Самдан робко переступил порог кабинета следователя и оста­новился у двери. Посеревшее, осунувшееся лицо его выражало крайнюю подавленность и растерянность. Он заметно нервничал. Пурэвжав молча указал на стул и, чтобы дать Самдану возмож­ность немного успокоиться, начал неторопливую беседу, расспра­шивая его об артельных делах, о ламах, порвавших с монастыр­ской жизнью и вступивших в артель. Затем перешел к главному:

— Давно ли вы знакомы с Чойнхором — бывшим послушни­ком хубилгана? Расскажите обо всем, что может иметь отношение к этому делу.

— Чойнхора я знаю с детства, — робко заговорил Самдан прерывающимся от волнения голосом и облизал пересохшие гу­бы. — Ведь мы с ним из одного кочевья. Даже в голове не укла­дывается, как могло случиться такое страшное... В тот вечер мы вдвоем смотрели представление на ярмарке, — продолжал Сам­дан. Он говорил сбивчиво, сильно растягивая слова.