ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В НАЧАЛЕ АВГУСТА
Вступительные экзамены тогда проходили во всех учебных заведениях одновременно и в два потока. Первый с начала августа и по десятое число, второй соответственно с десятого и по двадцатое. Можно было, правда, попытать счастья в одном из престижных московских институтов, а в случае неудачи еще успеть перекинуть документы, но поступить, например, в МГУ... Вряд ли кто-нибудь из посельчан пытался когда-либо сделать это. Так что, по сути, решала одна-единственная попытка.
Экзамены, экзамены...
Множество их пришлось пережить Игнату впоследствии, и не раз наблюдал он ярчайшее проявление тех изумительных необъяснимостей, хорошо известных каждому, кто сдал хотя бы одну сессию. Когда, например, ты с грехом пополам подготовился, молишь назавтра хотя бы того троячка изловчить, а повалила вдруг валом удача, холявная пруха... И наоборот.
Первые победители появились в поселке спустя несколько первых августовских дней: медалистам достаточно было сдать на "отлично" единственно профильный экзамен. Словно вынырнули они откуда-то разом, и теперь их видели повсюду и вместе. Одновременно поползли слухи и про первых неудачников:
-- Лесничего хлопец. Слыхать, цвайман с порога?
-- Слыхать.
-- Слыхать-то слыхать, да не видать что-то.
-- Х-ха, теперь ты его нескоро увидишь!
* * *
Отгремела тревожно короткими грозовыми ливнями первая неделя августа.
И вновь запарило жарко, но не по-июльски с родниковой ясной синью бездонного неба, с ослепительной гаммой огнистого солнца, а как-то душно и вяло. Добела полинявшее, с поволокою блеклое небо теперь подслеповато плавило размытое солнце в нерасторопное сонное пятнышко, что едва доплывало до низкой окраины леса.
-- Ну и засоха сёлета, людцы! -- поговаривали самые старые жители поселка. -- И коли оно было?
Приветливым розовым вечерком присаживались они на затишной завалинке в задушевный степенный кружок.
-- И коли оно так? Ты хоть припомнишь, Иване?
-- А як Костик за Неман у сваты шугал? Напрямки, в одних ботах да лугом!
-- Чей-то Костик?
-- Агрономчин.
-- А-а, так то Михеевич! Что сын начальником важным у Киеве. Так-то, видать, ище до германца было?
-- До германца... до кайзера. А сам ты с которого будешь?
-- Я?.. я-то с пятого.
-- О-о, так ты еще мальчо совсим проть мяне. Где ж тебе помнить, от-то было и лето!
* * *
После парного лёскота громогласых обильных дождей в знаменитой принеманской пуще необычайно высыпали грибы. Носили лукошками, корзинами, ведрами, на целый день шумными компаниями выбирались дружно в лес на решетчатых тряских повозках. В сырой гулкой утренней тиши непрестанно звенело в луговом непроглядном тумане -- и так до самой окраинной плотной фаланги вековых коренастых дубов:
-- Эй, водила, не спи! Погоняй трошки пугой.
-- Ну и неча спешить, еще и те грибы не доспели.
-- Ага, не доспели. У тым лесе уже, як на майском базаре.
-- Не боись! Такой порой хоть на ночь едь, и всякому с гаком...
И вправду, ядреной грибной благодати в то лето отсыпало вдоволь, атласные смуглые шляпки едва помещались в лукошке. На сыроежки-свинушки и нечто подобное даже не смотрели. Из лукошка горделиво выглядывал великопышный мосластый боровик, продолговатый краснощекий белоног-подосиновик, и подберезовик красил -- подберезовики в то лето были, как на подбор крепкие, здоровые, боровикастые.
* * *
В начале августа они встречались уже каждый вечер. И каждый раз, когда пришла пора прощаться, бесконечно долго стояли у калитки на улочке, тесно прижавшись в бархатистом покрове нежной, ласковой, августовской ночи.
-- Игнат, ну пора... пора уже, -- снова чуть слышно шептала она, и снова лишь теснее прижимаясь к нему.
И он отзывался чуть слышно, как на флюидной волне:
-- Пойдем... скоро. Скоро... пойдем.
Где-то близко-близко были ее горячие губы, и чуткий отзыв бархатистой ладошки, и ландыш хмельной шелковистых волос... И теплота, и созвучье как единого тела.
Застенчивый августовский ветер шелестел лениво крупным листом молодых придорожных каштанов. Любопытные небесные глазки уже сонно мерцали белесой усталой дымкой, все ясней проступали безлюдные дали.
-- Игнат... Игнатик, сейчас мама. Мама опять покличет.
-- Скоро... пойдем. Пойдем... скоро.
-- Светает уже. Тетки заре пойдут к коровам.
-- Пойдут... пойдем, -- шептал в ответ он как эхо. -- Тетки...
И вдруг, словно пробуждался мгновенно:
-- Тетки?.. Пора! Я пошёл.
Он отрывался решительным волевым движением, ступал несколько раз порывисто. Но не мог не оглянуться, она в тот же миг! -- и в тот же миг была снова в его объятиях.
На восходе начинал розоветь далекий небосклон, все чаще бесцеремонно и рьяно заливались, пробудившиеся сполохом, хриповатые певуны. Во дворах по соседству были слышны первые домашние стуки.
Поселок просыпался.
Неприметно, стремительно, сладостно пролетали незабвенные минутки бирюзового лета. И одно лишь изредка импульсным отблеском, словно сквозь сон: "Витька... час пик!"
ГЛАВА ПЯТАЯ
ПРОЩАЙ, БИРЮЗОВОЕ ЛЕТО!
1
Земля-вода-пространство-небо
Ясное росистое утро.
Алая полоска зари на лесистом небосклоне, молочный дымчатый туман во влажных ложбинах, над спящей рекой, над камышовыми старицами. Мягкие стылые вздохи недалекой уже осени.
Игнат с двумя ореховыми удочками и легким алюминиевым бидончиком выходит неспешно на пожухлый, иссушенный обильным солнцем луг знакомой, утоптанной стежкой.
-- Привет, гулёна!
Там его уже поджидает нетерпеливо Витька. Живо здоровается за руку, перекидывая ловко в другую свои такие же нехитрые рыболовные снасти. Сверкает, искрится в его глазах знакомая лукавая хитринка:
-- Давно она отпустила? Или не поспел еще в хату, схватил только уды?
-- Нетушки, я сегодня пораньше отпросился! -- отвечает сонно Игнат. -- Ради такого веселого дельца. С полуночки расстались, когда и не надто развиднело.
Отвечает, зевая, скоро теньким добродушным смешком. И, словно сбросив тем самым последние прилипчивые обрывки сна, спрашивает уже бодро, энергично:
-- Так что, студент, будет сегодня удача? Не всю ее в тамошних битвах покинул?
В ответ Витька улыбается широко, белозубо. Так он улыбается уже с неделю после своего триумфального возвращения и рассказывает, рассказывает... И всем вместе, и каждому из посельчан в отдельности: нет теперь ни единого человечка во всей округе, кто не знал бы почти наизусть о его удивительных приключениях на вступительных и не слышал еще о "гениальной" его идее.