И поначалу ведь гладко дельце пошло. Затоварились продуктом на полную, натолкали пакетов в мешки. Подхватили мотор, прикатывают на вокзал, а... вот тут! Вот тут-то и грянуло, врезалось остренькой бритвой с обратного боку. Прикатывают мужики на вокзал, а на вокзале... Не описать, не высказать!
Х-ха, на теории гладенько спорилось, да видать у холявы по жизни всегда тесновато приходится, Что на перроне творится, не описать, не высказать. Народу и впрямь как тех селедок в бочонке, не повернуться, не сдвинуться. И у каждого, каждого на руках барахла под завязку.
Что делать?
Как в набитый вагон втиснуться, да еще с мешками по пуду? И на перроне абзац, и на вагонах висят, и из открытых окон там и сям торчат головы.
Видят мужики, серьезно застряли. Теперь хоть с пудовыми мешками обратно домой, да только что теперь дома с такой пропастью молочного провианта делать?
На этом кульминационном этапе своего повествования Пан опять как-то кривовато ухмыльнулся, перевел дух. Вороша клешневатой ладонью густые жесткие волосы, теперь куда более бодро продолжил рассказ:
-- Видят братцы, думать надо. Поезд-то скоро ту-ту! Тогда сосед мой дружку говорит: "Давай так сделаем, Миша. Ты стой здесь за мешками секи, а я один на прорыв двинусь. Налегке в одиночку проскочить попробую, может, хоть так просочусь ближе к поезду. А там, глядишь, что-нибудь на просвет и проклюнется".
Вот он и двинул один на толпу. Где боком вклинится, где кругом, где чуть и не по головам. Как получилось, как вышло сейчас расскажешь, но долго ли коротко, а к самому поезду он кое-как прощемился. Влез на ступеньки, глядь на толпу с высоты на охват, бли-ин!.. Не описать, не высказать.
Рожи очумелые, потные, красные. Этот кричит во всю глотку, этот за мешки хватается, этот нахалом так и прет наобум, эти бычины друг друга за грудки трясут... "Голову, голову! Освободи голову, прищемили!" -- кто-то истошно орет на краях.
Вот такая веселая картинка сверху моему соседу и вырисовалась. Окинул ее на охват с высоты, и... как вырвалось у него вдруг! Так вот, говорит, без задумки всякой, само по себе изнутри вдруг и вырвалось:
-- Люди!!!
Как из души, говорит, вырвался крик. Грянул дико, перекрыл прочий звук, по округе хлестнул жарко. И даже вздрогнули люди, застыли, все разом наверх изумленно глядят:
"Что случилось, какая оказия, какие дела?" -- такая мыслишка на лицах читается.
-- Люди, вы что?!
Содрогнулся внизу народ от дикого крика, и как бы всем телом единым застыл.
-- Люди, вы что? Ох...ли?!
И вновь содрогнулся народ, заколебался в лицах и... как бы сдвинулся, сплотился теснее. Поджался теснее друг к дружке так, что даже вроде пространства какого-то явственно вырисовалось. Даже просветы вдруг в общей массе забрезжили, и тут мой сосед сверху, не будь дурак:
-- Мишка, кидай сюды мешки!
Фразу эту Пан-рассказчик выговорил резко и звучно, затем рассмеялся хрипловато и коротко. "Мишка, кидай сюды мешки!" -- повторил он уже не столь отчетливо, но с тем же коротеньким хрипловатым смешком, покручивая чубатой головой, словно в изумлении.
Наркот-Бельчик в ответ лишь опять ухмыльнулся криво, выпустил густо синеватый сигаретный дым. Сплюнул смачно, сердито:
-- Капитализма захотели, шмотья заграничного вволю. А вышло... вышло-то что?
4
Не та категория
"Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их,
и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне".
От Матфея, гл.4, ст. 8,9
Пан, судя по всему, телевизор по вечерам частенько смотрит. А вот наркот-Бельчик навряд ли, предпочитая нынешним жизненным реалиям приторные винные миражи. Однако мужик он с мозгами и после первой еще соображает, толково порой говорит. Да и "верхнее" оно само по себе кажет, и пять институтских образовательных лет ты по любому из жизни не выкинешь.
Вот быть бы моим теперешним коллегам простыми ребятами с "обязательным средним" на троечку, и наверняка разговоры в нашем кружке слагались без особых философских завихрений. Вроде: "позавчера полтора пузыря раздушил на стакан, а на днях за знакомство два с хвостиком!" -- и так далее и вокруг этого. И Пану, и Бельчику аналогично уже не уйти от стакана, но для обоих стакан обстоятельство только сопутствующее, обстоятельство внешнее, пробуждающие действенно силы и жизненный интерес. Стакан для обоих отнюдь не предмет разговора, стакан для обоих лишь смазка для мысли,
На ежедневных обеденных перекурах Пан вначале темы подбрасывает на злобу дня. И в большинстве эти темы как раз с новостной телевизионной картинки. Вот и снова на днях в обеденный перекур он говорит:
-- Вот те и на, получается братцы! Скинь лишь десяточек лет, и ты бы представил такое?.. Вчера опять, слыхали по ящику?.. Опять шахтерам полгода зарплату не платят!
И Пан, тяжело дыша, развел руки в стороны:
-- Как вам такое покажется? И как это даже представить, вообразить?
Он заглянул пристально нам в глаза, как бы ожидая ответа, однако снова продолжил:
-- Вот посади тебя самого в гробовую бадью, опусти в сырую темень, ведь так? Дальше наглухо крышкой прихлопни и давай мол, товарищ, стране уголька! Даешь, мол, ударными темпами рабочую смену от склянки до склянки. Мне один знакомый парнишка в детальных картинках рассказывал, как добывается рублик шахтерский. Шахта у них глубиной два км, на каждых сто метров вглубь температура на градус повышается. Ну-ка, ну-ка, ребята, считаем. Добавьте снаружи двадцатник, какую цифру получишь в итоге?.. Так, так, как в Африке! Как в адовом пекле получишь жару, а тут тебе и машины, врубаясь, грохочут, пылят. Содержание пыли в сто раз за чертой ПДК, веселое дельце?.. И вот этим макаром весь день грохочи молотком на отбой, с червяками на пару пылюку глотаючи. И... задарма! За спасибо, выходит, как в адовом пекле пылищей дыши, а там, глядишь под завал, и...
-- А зачем, зачем платить? -- вдруг его Бельчик перебил резко.
Резко и вроде зло перебил, но и как бы с недоумением искренним:
-- Платить-то зачем, ты мне вот что скажи. Они ведь там наверху посмотрели. Глянули месячишко-другой, что, мол, с людишками сделалось?.. Как, мол, себя повели, еще живы, не умерли? Не-ет, не умерли! Не сдохли, оказывается, с малыми детьми люди эти. Может на дачной картошке, может на мать-старушечьей пенсии как-то, однако ведь выжили-выдюжили. А раз так, то и на х.... платить? Зачем, зачем платить зарплату в таком случае, когда эти бабки прокрутить можно запросто, когда на эти бабки можно и б.....й на курорты вагон загрузить... Мо-о-ж-но, запросто. А людишки... они выживут.
-- А совесть? -- тут его Пан в свою очередь перебил резко. -- Если совесть должна быть у человека, то где же она в таком случае?
В ответ Бельчик только головой покачал:
-- Со-о-весть!.. Вот уж ты отыскал времена, чтобы вспомнить словечко. Ну-ка, ну-ка, браток, поищи с фонарем, засвети напоказ, на диковинку. И кому она нынче нужна твоя совесть?.. Совесть в нашей бывшей советской стране вовсе не та категория.
-- Как так не та? -- даже дико изумился от этих слов Пан. -- Как так не та категория? Что ж испарилась она, получается? Так вот в момент с перестройкой и сгинула?.. Как, как можно без совести, коль ты есть человек?
-- Верно! Про совесть и человека ты сейчас верно заметил. Совесть она по своей базисной линии именно для человеческого звания предназначена. И не сгинула она вовсе под вчерашнюю перестройку, не испарилась, зато сдвижка наметилась четкая. Где была совесть, там теперь ум наперед выставляют.
