В особенности, когда учитель на уроке был нестрогий. Англичанка "Танечка", например, миниатюрная, круглолицая, тоненькая, с виду совсем как девчушка, или трудовик, лысоватый усмешливый говорунок "Лыска". А всего наиприкольней, когда новая учительница "Биологиня".

Именно тогда многие одноклассники, добрые друзья, приятели и надежные соратники в час конфликтов между классами превращались внезапно в безнадежных "пацанчиков". И вот теперь их незавидная роль заключалась в том, чтобы стать объектом насмешливых забав со стороны изнемогающего от скуки диктатора и его верных гвардейцев.

-- Как там наши пацанчики? -- даже встрепенувшись для бодрости, вопрошал Игнат в самом начале. -- Тихо что-то в нашем школьном лесу... Неужто заснули?

Спрашивал нарочито с ехидной усмешечкой, приглушенным, будто бы озабоченным полушепотом. Спрашивал так, чтобы было слышно на полкласса вперед, но не учителю. Спрашивал так, чтобы пацанчики знали, что забавы вот-вот непременно начнутся, почему-то именно в этом всегда было какое-то особое, сволочное удовольствие.

-- За-аснули, как пить дать заснули! -- тотчас же и в тон своему шефу радостно отзывался рядом Лешка Антольчик.

А впереди через парту уже быстренько прятал в карманчик свое любимое зеркальце, улыбался чуть заметно в чернявые усики головастый верзилистый Зэро. Улыбался рядом и лопоухий сосед его Лось; оба они тоже не знали, куда подеваться от скуки и, вот дождались, наконец, пускового сигнала от своего шефа.

Услышав такой характерный диалог сзади, Михаська и Петрик уже знали, что самыми первыми жертвами станут они.

-- Хорош, хорош вам! -- оборачивался иногда, выговаривал почти безнадежно кто-нибудь из них.

Но одно лишь кривые ухмылки в ответ. И едва отвернулся обратно, как тотчас следовал могучий жесткий удар в плечи.

Толстячок неповоротливый Михаська с начала вздыхал тяжко и только потом оборачивался. Шустрый худенький Петрик вертелся ловчее, но и ему было очень непросто засечь своего настоящего обидчика. Первое время еще можно было отличить: один бил быстро, резко, упруго, второй медлительней, мягче, с оттягом. Но Игнат первым и очень удачно выучился перенимать манеру своего соседа, и забавнее всего получалось тогда, когда бил он, а ярые бочки справедливого гнева катились неистово на Лешку Антольчика.

-- Я-а?! -- вытаращившись дико, горячо и неистово подхватывался тот сразу. -- Я-а?.. Ну-у, теперь держитеся!

Вскоре и он очень ловко выучился перенимать манеру своего шефа.

Гвардейцы Зэро и Лось помимо этой любили другую забаву. "Работали" они неспеша, кропотливо, с ювелирной точностью. Как вдруг! -- шум, грохот, взрыв смеха в классе.

-- Где, где мои книжки? -- внезапно вскакивал с места кто-нибудь из пацанчиков спереди.

Копошился шумно, шарил, высматривал по сторонам и под партой.

-- Моя сумка! А почему она пустая? -- вопрошал раз за разом.

И опять только хохот в ответ:

-- По кругу запустили...

На уроках, все же, какой-никакой, а был учитель, но вот звенел долгожданный звонок, и продолжалось в открытую. Во всех трех строениях старой школы не было общего гардероба, в каждом классе у задней стенки стояла своя отдельная деревянная вешалка.

-- Расстилай бархотку! -- кричали громко гвардейцы, заприметив, что кто-нибудь из пацанчиков надолго вышел из класса.

Становились дружно в цепочку и по очереди старательно, шутовато переступая и подпрыгивая, изо всех сил терли ноги.

-- Что надо бархотка! -- приговаривал при этом Антольчик, поглядывая на жирноватый отлив тупоносых ботинок и на измятую в тряпку, распластанную на полу куртку пацанчика. -- Бархоточка клевая, и вакса теперь до утра не потребуется.

-- Блискают как лаковые! -- улыбался ему в тон карикатурно лопоухий Лось. -- Ну хорош, хорош, тормозни. Дай теперь и другому сдоволиться.

Наконец, где-нибудь на коридоре находили хозяина.

-- Вам, сударь, може ботики чистить? -- хохотали с издевкой в лицо. -- Там на полу, между прочим, имеется....

Пацанчик уже знал, и стремглав несся в класс. Но не так-то и просто было вызволить свою "бархотку". Крепкие, рослые, как на подбор гвардейцы становились непроницаемой стеной в кружок, хохотали, швыряли, перебрасывались, а среди них, как беспомощный птенчик в захлопнутой клетке суетился, цеплял руками, отчаянно прыгал злосчастный пацанчик.

Знаменитого на всю округу грибника Малько Славика однажды забросили на высокий трехстворчатый шкаф в математическом кабинете.

-- Тудысь, туды его! -- тяжело дыша, усаживал малявку вверху среди плакатов, кубов и параллелепипедов высоченный Зэро. -- Лады, вот теперь можешь и ножки свесить.

Все вокруг помирали со смеху, наблюдая, как беспомощно вертится там, дергает ножками, копошится малявка, и только где-то на передних рядах было слышно, что он там отчаянно пищит с верхоты:

--Звонок, звонок!.. Дикий, сейчас Дикий!

Как вдруг в класс вошел Дикий.

Пацанчик проговорился, и на переменке его "короновали". Коронация это была уже не забава, а кара, кара жестокая и памятная за серьезную провинность. "Заложить" гвардейца было именно такой провинностью.

-- Короновать, короновать! Короновать его, ябедника! -- кричали на переменке во весь голос гвардейцы Зэро, Лось и Антольчик.

Схватили безжалостно и, подняв за ноги высоко над полом, швырнули головой вниз прямо в пластиковую черную урну, куда обычно сбрасывали классный мусор -- и опять кувыркнули на ноги. Со слезами на глазах, с оторванной живьем металлической пуговицей пыхтел, тужился, рвался изо всех сил на свободу злополучный пацанчик, но двое крепко держали с обеих сторон.

-- Почтение, почтение, ваше величество! -- повторял и повторял вблизи шепеляво, выпячивая в ухмылке колбасные губы мурластый лопоухий Лось, поправляя спереди непослушно болтающуюся, шаткую "корону".

-- А теперь скипетр монарху! -- заорал, наконец, кто-то, вставил грубо в руки короткую лысую швабру. -- Дер-ржать...

Наконец подтащили нарочито торжественно старое учительское кресло с красной матерчатой спинкой, так назывемый "трон".

-- Готово, стандарт-комплектация! -- хором загремели гвардейцы.

"Стандарт-комплектацию" весьма живописно дополняли порыжевшие яблочные огрызки, смятые комки бумаги, грязная шелуха и еще что-то длиннючее, вялое, махристо зависшее на бордовых ушах у "монарха". Гвардейцы прыгали вокруг, выписывали мудреные вензеля, хохотали, тыкали дурковато пальцами. Подбегали раз за разом, шаркали, били поклоны низко:

-- Почтение!.. Почтение, ваше величество!

2

Биологиня

Впрочем, Игнату и его верным гвардейцам было совершенно "без разницы", над кем позабавиться: над одноклассниками, своими ровесниками или же над взрослыми, учителями, если только это было возможно.

Но лишь только в класс зайдет Дикий -- звенит звоном мертвая тишь. Он только изредка мог прикрикнуть, да и то лишь для профилактики; невысокий он был, коренастый, морщинистый, всегда словно наэлектризованный; казалось, ткни иголкой и взорвется. Было в его суховатом, насторженном нервно лице что-то такое, что мгновенно и напрочь отбивало всякую охоту позабавиться.

Или вот еще, "Живёла". Могучая она была учительница, красная, надутая. Только глянешь, и сразу поймешь... Лешка Антольчик, впрочем, однажды попробовал "рыпнуться" --  пулей вылетел вместе с портфелем растерзанным, сам он в одну сторону, а книжки-тетрадки в противоположную.

Совсем другое дело англичанка Танечка, миниатюрная, тоненькая, трудовик Лыска, колобок-коротышка потешный, и особенно новенькая учительница Биологиня. Заходят в класс, а гром гремит, и вопли стонут, веселья кипень не стихает и далее. В эти первые минуты урока мафиозная цепочка особенно старалась: