На территориях за Днепром петлюровский бандитизм оставался серьезной угрозой на протяжении еще нескольких лет. Во-первых, от голода больше всего пострадали Одесская, Екатеринославская, Николаевская, Александровская и Донецкая губернии, то есть те, в которых влияние националистического повстанчества было незначительным. На Правобережье ситуация с продовольствием была гораздо лучше. Во-вторых, на положении в западных губерниях республики постоянно сказывалась близость границы, через которую то и дело просачивались связники, отдельные группы и даже небольшие отряды петлюровцев. В-третьих, как указывалось в отчете Центрального управления ЧК при СНК УССР за 1920 г., петлюровский бандитизм «особенно глубоко привился на Правобережье», потому что «повторные польско-петлюровские оккупации укрепляли его и снабжали банды свежими военными силами из отступающих армий»[266]. Там дольше всего держалась власть УНР. И в-четвертых, если для махновцев при «правильной» социально-экономической политике властей (то есть учитывающей их интересы) пропадали стимулы к вооруженной борьбе, то националистов эта «правильная» политика интересовала несравнимо меньше. У них был еще один побуждающий повод – национальный вопрос. Правда, по мере укрепления советской власти и улучшения экономического положения на селе элементов, поддерживающих борьбу против «российских оккупантов», становилось все меньше и меньше. Сказывалась и усталость людей от бесконечных войн. «Шеф» повстанцев Ю. Тютюнник был немало озабочен тем, что на Украине чувствовался «упадок интереса масс к революционной борьбе»[267].

И хотя нормализация наступила далеко не сразу и в 1921–1923 гг. недовольство крестьян большевиками и политический бандитизм очень часто смыкались, политика советской власти по расслоению деревни начала сказываться. Бедняцкие хозяйства освобождались от выплат налогов, от кабальных условий, навязанных им во время голода зажиточными односельчанами. Беднякам гарантировалось возвращение их имущества и урожая, которое они были вынуждены отдавать кулакам в счет погашения долгов. Кроме того, до 1923 г. продолжалось изъятие земельных излишков у кулацких хозяйств в пользу малоземельных[268]. Но самым главным мероприятием в деле социального расслоения села стало создание в 1920 г. Комитетов незаможных селян (КНС), дублировавших и подменявших Советы и считавшихся организациями государственного значения[269].

Раскол по имущественному принципу крайне накалял обстановку в украинском селе. В начале 1920-х гг. противостояние между зажиточными селянами и незаможниками выливалось в открытые формы: для борьбы с «кулацким бандитизмом» были сформированы отряды КНС, сыгравшие важную роль при ликвидации банд. При этом по численности эти подразделения превосходили даже повстанческую армию Махно в лучшие для нее времена, не говоря уже только о петлюровских отрядах[270]. Действуя по правилу «разделяй и властвуй», большевики постепенно приобрели опору на селе, придавая бандитизму выраженный классовый характер.

«Кулацкий» характер, который со временем все больше приобретал бандитизм, объясняется не только защитой имущими своей собственности и положения, но и социальными особенностями села. Кто мог сколотить отряд, который бы признали односельчане? Только тот, у кого было влияние, за кем была сила. Иными словами, либо авторитетный представитель интеллигенции, либо зажиточный человек, но никак не бедняк. Кто мог составить костяк отряда, кто мог показать окружающим свою силу? Только большая, крепкая семья, где есть несколько взрослых сыновей и их родня. А такая семья, в которой есть несколько пар рабочих рук, в социальном плане опять-таки относилась либо к крепким середнякам, либо к зажиточным. Да и дореволюционная сельская интеллигенция в своей массе вышла из этих же слоев, ведь семье приходилось не только оплачивать образование сына, но и терять столь нужного в хозяйстве работника. Конечно, в жизни бывало по-всякому и абсолютного шаблона на все случаи не существовало. Но исключения лишь подтверждали правило. Самой логикой социальной действительности у истоков крестьянских отрядов и бандитизма чаще всего стояли зажиточные группы села.

Превращение политического бандитизма в чисто кулацкий зависело еще и от расстановки сил на селе, от позиции основной массы середняков и даже бедняков, участие которых в бандах (особенно на начальных этапах) тоже было заметным. Например, во время наибольшего подъема повстанческих настроений до 25 % участников бандформирований в Черниговской губернии составляли незаможники и середняки[271].

Сказывалось и влияние украинского подполья. Поначалу успех в агитации крестьянства принадлежал националистам. Сеть подпольных повстанкомов держала в руках местные банды и возбуждала крестьян против власти. В своем информационном отчете за октябрь 1921 г. председатель ГПУ УССР В. А. Балицкий указывал, что «петлюровцы ведут усиленную агитацию о несдаче продналога, разбрасывают прокламации о самостийности Украины, призывают поджигать ссыпные пункты, говорят о скором прибытии на Украину Петлюры». При этом «крестьяне сильно поддаются влиянию этой агитации», а ряд сел вообще «отказался сдавать прод налог»[272].

Для того чтобы наладить мирную жизнь и взять село под контроль, требовалось покончить с националистическим подпольем и связанными с ним бандами. 1921–1923 гг. стали периодом активной борьбы с ними.

Начало 1921 г. стало для большевиков критическим. Кронштадтский мятеж и непрекращающиеся восстания по всей территории Советской России поставили под вопрос прочность их положения. Это дало повод политическим противникам большевиков надеяться на новый раунд борьбы. Весной 1921 г. наметился рост бандитизма, особенно его петлюровской разновидности, и на Украине. Сильнее всего им были поражены районы Правобережья. В то время оживились притихшие было банды, повстанкомы и руководящая ими эмиграция, у которой вновь забрезжила надежда на возможность силового варианта прихода к власти. Подъем был обусловлен недовольством крестьян экономической разрухой и продовольственной политикой большевиков. Неоднократно отмечалось, что банды пользовались у крестьян поддержкой и получали от них всестороннюю помощь[273].

Своей главной целью националисты видели свержение советской власти на Украине путем организации вооруженного восстания во всеукраинском масштабе. Подготовка к восстанию велась путем организации подпольного аппарата военной и административной власти в лице Холодноярского центрального украинского повстанческого комитета. Этот комитет осуществлял руководство повстанческим движением и организовывал аналогичные повстанкомы в губерниях, уездах, волостях и селах, налаживал связь с действующими отрядами и создавал новые. Вся территория УССР была поделена на 22 агитационно-организационных района. Каждой группой районов командовал определенный человек, через него же отряды связывались с действующими в данной местности повстанцами. Кроме этого последние занимались организацией ячеек в частях РККА и советских органах власти, а также ведением широчайшей агитации с целью популяризации идей петлюровщины[274].

Проникновению в советские органы, особенно низовые, способствовало то, что среди служащих встречалось немало представителей украинской интеллигенции, сочувствовавшей националистам или не принимавшей Совдепию. В равной степени помогал этому и непостоянный состав петлюровских отрядов, позволявший их участникам, «временно перейдя на мирное положение, в связи с холодами или разгромом», вести работу в «комнезаможах и сельских комитетах»[275]. Петлюровские отряды не совершали рейдов, а действовали в определенных районах, лишь изредка, и то чаще не по своей воле, их покидая. В каждом отряде имелся костяк – атаман и его ближнее окружение и сменный состав, набиравшийся из местных жителей лишь на время операций. В связи с этим установление точной численности банд, равно как и борьба с ними, были делом нелегким.