— Но позвольте, — уточняет судья Сильченков, — дом-то существует?

— Да, — подтверждает Шкроба, — но вне закона. Существует в натуре, однако не существует по основополагающим документам.

Судья подает Шкробе книгу в темно-зеленом переплете:

— Это «Строительные нормы и правила». В сокращенном виде называются СНиП. Действует сейчас этот документ?

— Разумеется, — радостно отвечает Шкроба. — Действовал он и тогда, когда совершались антигосударственные деяния. СНиП — основа основ!

— Огласите, пожалуйста, — говорит судья, — вот это — перечень титульных временных сооружений, оплачиваемых заказчиком. В частности, пункт 25.

Шкроба читает про себя, молчит, говорит негромко:

— Я не помнил этого пункта.

— Чего вы не помнили?

— Я не помнил, что контора стройуправления, даже кирпичная, относится к титульным временным сооружениям.

Так суд дал старшему контролеру-ревизору первый урок компетенции.

Шкроба посчитал «завышением» и стоимость временных дорог. Путем логических доводов, оперируя цифрами вывезенного со стройплощадки грунта и доставленных туда металлоконструкций, суд подводит Шкробу к естественному выводу, что осуществить подобную работу без дорог немыслимо.

— Видите ли, — нехотя уступает старший контролер-ревизор, — в основном это были не настоящие дороги, а подъезды и переезды, и должны они оплачиваться за счет накладных расходов. Есть перечень Госстроя на нетитульные сооружения, упоминаются там и такие дороги…

— Обратимся опять к СНиПу, — говорит судья Сильченков. — Огласите пункт 11.

Шкроба оглашает — под смех зала. И суд переходит к исследованию вопроса о временном электроснабжении.

— Объясните, пожалуйста, — обращается Сильченков к ревизору, — как можно было построить цех в полкилометра без электроэнергии. Ведь вы и стоимость энергосистемы полностью отнесли к «завышениям».

Шкроба попросил у суда разрешения давать показания сидя…

Нервы его окончательно не выдерживают, когда вопросы начинает задавать Эммус. Утратив респектабельность, Шкроба кричит:

— Вы защищаете честь мундира! Вы должны быть с нами! Поддерживать обвинение!

— Свидетель Шкроба! — строго останавливает его Сильченков. — Делаю вам строгое замечание. В этом зале никто не защищает честь мундира. Мы устанавливаем истину.

— Делали ли вы, — задает вопрос Эммус, — контрольные обмеры?

— Нет, не делал. Я, как старший контролер-ревизор КРУ, могу находить завышения иными путями. Не полностью израсходованы материалы, не соответствуют рабочие наряды актам процентовки…

— И существует государственный документ, — интересуется Эммус, — который узаконивает такой метод ревизии?

— Да. Инструкция Министерства финансов № 296.

— Суд хочет ознакомиться с этой инструкцией, — говорит Сильченков.

Но ознакомиться с инструкцией № 296 не удается, ибо ее не существует, зато есть утвержденная Минфином СССР инструкция № 281, умная и дельная: она требует именно контрольных обмеров и отвергает «метод» Шкробы.

Ассоциативность нашего мышления достаточно стереотипна, и при словах «контролер-ревизор» мы начинаем думать о формалисте, ни при каких условиях ни на йоту, не отступающем от буквы инструкции. Если бы Шкроба был формалистом, не родились бы и его девять томов. Зло не в том, что не размышляя Шкроба был верен инструкциям, а в том, что, размышляя лукаво, он постоянно от них отступал.

Воинствующий дилетант гораздо опаснее самого жесткого формалиста. Этот дилетантизм имеет одну существенную социально-этическую особенность: его надо рассматривать в совокупности с качеством, которое я назвал бы условно бесстрашием чиновника, избалованного тем, что ему верят без доказательств. Видимо, первый раз в жизни от Шкробы потребовали доказательств на этом суде. Тут не помогали ни апломб, ни небрежно-уверенные ссылки, действовали только достоверные факты.

Суд тщательно и скрупулезно выполнил «контрольный обмер» девяти томов, составленных Шкробой, и отнес их к «завышениям».

Несмотря на то что ревизия Шкробы носила несколько анекдотический характер, она потребовала от судебной коллегии углубленной исследовательской работы: мало было чисто логических доказательств, абсурдность ряда его утверждений надо было опровергнуть расчетами и документами, опровергнуть инженерно и, разумеется, юридически, с точки зрения действующих общеизвестных положений малоизвестных, затерянных в недрах ведомств инструкций. И тут в судебной коллегии обнаружилось весьма уместное для данного дела сочетание двух типов мышления — юридического и инженерно-технического. Сильченков — опытный юрист, а народные заседатели Магнич и Иванов — люди высокой технической культуры. Первый — литейщик завода «Русский дизель», второй — инженер завода имени Ильича. Они помогали Сильченкову читать чертежи, разбираться в запутанной документации, ставили точные вопросы и умели анализировать ответы. Отнюдь не декоративной фигурой был на этом суде и представитель гражданского истца Эммус. Человек в «Главзапстрое» новый, он никогда раньше не видел ни одного из подсудимых, шел на суд с целью потребовать от них возмещения убытков, но по мере судебного разбирательства обнаруживал все отчетливее и непредвзятость, и широту мышления. Сам Сильченков оставался от начала до конца верен формуле: «Мы устанавливаем истину».

Я пишу: «дело № 8436», а по существу был ряд «дел»: «завышение по шпунту», «завышение по песку», «о смете 81 К»… И любое из этих «дел» ставило перед судом каверзные вопросы. Иной раз истина в буквальном смысле слова находилась под землей.

Шпунт — металлическое ограждение на время земляных работ в котловане при сооружении фундамента. Он защищает фундамент от осыпающейся земли, и когда работы выполнены, его извлекают. Эксперты заявили, что металла было забито меньше, чем «опроцентовано», и поэтому нашли по шпунту солидное «завышение». Путем скрупулезного исследования суд установил, что строители, в том числе Головачев и Сопровский, нашли ряд остроумных, резко удешевляющих работы технических решений, при которых металл не нужен, более того — они с честью вышли из аварийной ситуации, когда под угрозой могла оказаться одна из «артериальных» эстакад действующего завода.

По существующему положению СУ, добившись экономии, получает от «заказчика» полную стоимость, но можно ли это отнести к «завышениям»? Смысл этого положения ведь в том, чтобы материально стимулировать рационализацию на стройках. Эксперты усмотрели криминал в факте, оторванном от живой жизни, — что шпунта было забито меньше. А почему меньше? Выиграло ли от этого государство? На эти вопросы четкие ответы дали не эксперты, а суд. Не будет гиперболой, если мы назовем его работу блистательной.

Ленинградский городской суд разбирал это дело восемь месяцев. От 821 066 рублей «завышений», которые фигурировали в обвинительном заключении, не осталось ни рубля, ни копейки. Не было завышений — была экономия. Не было жульничества — было творчество.

Стройная конструкция «приписка — взятка — премия» оказалась лишенной первого звена. Но если не было приписок и строители получали премии совершенно законно, за что было давать взятки работнику УКСа завода Рудановскому?

Однако суд все же исследовал самым тщательным образом и вопрос о взятках, установив, что доказательства тут отсутствуют, а есть догадки, предположения, туманные намеки, неопределенные слухи и еще «чистосердечные рассказы» инспектору ОБХСС Твардовскому, в которых нет ни логики, ни здравого смысла.

Чтение приговора по этому делу заняло пять часов. Он состоял из многих разделов, и каждый заканчивался словами: «Сумма вменена неосновательно», «Обвиняются неосновательно», «Подлежат оправданию». Наконец Сильченков дошел до строк: «Немедленно освободить из-под стражи».

Зал аплодировал. Работа суда была для него большой школой правосознания. Школа эта воспитывала уважение к социалистической законности, к советскому правосудию.