Офицер. О, нэт! Живое еще… (Вздыхает.) Очень живой. (Заглядывает в бумагу.) Дальше… (Читает.) «Командование германской армии объявляет: всем, кто имеет указать место нахождения русской партизан Огарьёва, а также кто иметь будет ее нахождению немецким войскам способствовать, иметь полючить от немецкий военный штаб награда: один тысяча рублей и живой корова». (Михайле.) А? Это хорошо?
Михайла (чешет затылок). Н-да… Еще бы… Корова – это я тебе скажу! Это – премия! Только вы бы, ваше благородие, мой вам совет, – еще бы и теленочка приписали.
Офицер. Как? Теленочек? Что есть такое «теленочек»? А-а, маленький корова?!!
Михайла. Во-во… Уж тогда, я думаю, вам не одну, а десять этих Дунек сразу приведут.
Офицер. Да? О, это идэе… (Пишет.) «Живой корова и плюс живой маленький теленок»… Так. Дальше… «Тот же, кто иметь будет содействоват партизан, укрывать их в своем доме или способствовать их побегу или не-на-хож-дению – того германская армия будет безжалостно наказать, он сам, а также его семья – отец, мать и маленький дети – будут полючать смертный казнь через повешение». (Кончил читать.) А?
Михайла (мрачно). Н-да.
Пока офицер читал, Дуня выглядывала с печи. В руке у нее блеснул револьвер, но, по-видимому, она не решилась выстрелить. Офицер кончил читать, и она снова спряталась.
Марья (ставит на стол самовар). Нате, хлебайте.
Офицер (весело). Так. Ну, хорошо. Теперь я буду хлебать чай, а затем буду немножко спать.
Михайла. Так где же вам, ваше благородие, спать-то устраивать? Знаете, вижу я, что хороший вы человек, – ложитесь-ка вы на нашу постель, а мы со старухой – на печь.
Офицер. А?
Марья. Правильно. Ведь, вы знаете, господин, у нас на печке-то… это самое…
Офицер. Что?
Марья. Тараканов много.
Офицер. Как ты сказать? Таракани? Что есть такое «таракан»? А-а, маленький клёп! Э, глюпости!.. У немецкий зольдат много свой есть – и клёп, и вошка, и блёшка… (Пьет чай. Михайле.) Принеси мне… как это называется? Много-много солёма!
Михайла. Чего принести?
Марья. Соломы, говорит, принеси.
Михайла. А, соломы… (Мрачно.) Ну что ж, соломы – это можно. (Уходит.)
Офицер кончает пить чай, встает, потягивается, снимает мундир, кладет на стол пистолет, потом садится и начинает стягивать сапоги. Марья, скрестив на груди руки, стоит у печи, смотрит на него.
Марья (подходит к офицеру, оглядывается). Послушай… ты… как тебя… ваше преподобие. Чего я тебе скажу. Это вы насчет коровы-то – сурьезно или как?
Офицер. Что? Корова? О, да, да. Это серьезно. (Поспешно натягивает сапог, поднимается.) А что? Ты знать что-нибудь?
Марья. И… и теленочек, значит?
Офицер. Да, да. И теленочек. И один тысяча… Даже два тысяча рублей. Ты знаешь, да, где иметь быть Еудокия Огарёва?
Марья (подумав, кивнула). Знаю.
Офицер (напяливает мундир). Ну!
С огромной охапкой соломы появляется Михайла.
Марья (приложив палец к губам). Тс-с-с. (Делает офицеру знак молчать.)
Михайла, став на приступку, бросает на печь солому. Марья и офицер наблюдают за ним. Он уминает солому, потом спускается вниз и тяжело вздыхает.
Михайла. Ох-хо-хо!
Офицер. Слюшай… ты! Ходи, принеси еще солёма! Больше солёма! Это очень мало.
Михайла. Солому-то, ваше благородие, всю снегом замело.
Офицер. А-а… (Нетерпеливо.) Ну, бистро!
Михайла. Ладно, принесу… (Вздыхает.) Ох-хо-хо! (Уходит.)
Офицер (к Марье). Ну?
Марья. Уж и не знаю, как… О господи!..
Офицер (стучит кулаком по столу). Ну, говорить! Бистро! Я слушать тебя. Где она?
Марья. Тут она… близко.
Офицер. Где?
Марья. Тут, одним словом… в одном доме… около колодца.
Офицер. Как?
Марья. Говорю, тут они, партизаны-то, по ночам собираются в одном доме. Слыхала, будто и Дуня там тоже бывает. Идем, одевайся, я тебе покажу.
Офицер (набрасывает на плечи шинель). Как ты сказать? У колёдца?
Марья. Да, да, у колодца. Идем, покажу тебе. Только ты не один иди. Ты солдат с собой ваших побольше возьми. Всех, какие есть, бери…
Офицер (задумавшись). Гм… Зольдат? О, найн. Нет! (Сбрасывает шинель.) Мы будем делать с тобой так. Ти бистро тихонько идет туда один. Все узнавать и приходить сказать мне.
Марья (смущенно). Это как же одна? Почему одна?
Офицер (нетерпеливо). Да, да, я уже тебе сказать. Ходи осторожно… так… без всякий деля. Смотри туда-сюда… Сколько там имеет быть человек… кто там есть. И все приходи рассказать мне.
Марья (подумала, одевается). Ну что ж, ладно…
С охапкой соломы появляется Михайла.
Михайла (застревая в дверях). О! На! баба! Ты куда это собралась?
Офицер. Ну, ну, бистро!
Михайла. Ты куда, я говорю?
Марья (не смотрит на него). К Минаевым я… за молоком.
Офицер. Да, да, молёко… (Михайле.) Ты! Слюшать! Принеси… это… еще солёма!
Михайла (растерянно чешет затылок). Еще? Гм… Ну что ж, можно и еще. (Испуганно поглядывая на Марью, выходит.)
Офицер (Марье). Ну! Бегом! Я буду ждать.
Марья (набрасывает на голову платок). Ладно… (Уходит.)
Офицер, волнуясь и нервничая, ходит по комнате, посвистывает, смеется, потирает руки. Прислонившись спиной к печке, потягивается, громко зевает. Возвращается Марья.
Офицер. Что?!
Марья. Да не пускает.
Офицер. Кто не пускать?
Марья. Да ваш часовой не пускает. Орет чего-то. Меня чуть ружьем, сволочь, не запорол…
Офицер. А, глюпости! Идем, я сказать ему. (Идет к выходу.)
Марья (садится на скамеечку, разувается.) Ладно, иди, ваше благородие. А я – сейчас. Переобуюсь только.
Офицер. Что?
Марья. Переобуюсь, говорю. Валенки надену. Снегу на дворе много.
Офицер. А! Ну, бистро! (Уходит.)
Марья (поднимается, громким шепотом). Дуня!
Дуня (выглядывая с печи). Да?
Марья (сбрасывая с себя зипун). Быстро – одевайся.
Дуня спрыгнула с печки, сняла с себя белый полушубок, старуха – свой зипун.
Дуня (переодеваясь). Ох, бабушка, милая… Знаешь, ведь я его убить хотела… Только вас пожалела.
Марья. Полно ты… Нас жалеть.
Дуня. Нет, уж бить так бить. Будем бить оптом, всех сразу.
Марья. Ладно, молчи. Беги в сени скорей. Там темно. Он не узнает.
Дуня (обнимает ее, звонко целует). Ну, бабуся… золотце мое… спасибо…
Марья (отталкивает ее). Да ну тебя! Беги!.. Живо! (Кидает на печь Лунину одежду.) Стой! Подсади меня! (Лезет на печь. Дуня ей помогает.) Ну, и – беги! Прощай!
Дуня. Увидимся еще, бабушка… Скоро!
Дуня заметила на столе пистолет обер-лейтенанта, взяла его, потом раздумала, вынула из пистолета обойму, а пистолет положила обратно на стол. Все это очень быстро.
Шаги и голоса. Дуня метнулась к дверям, потом нагнулась, надевает валенок. Появляются – Михайла с охапкой соломы, за ним офицер. Михайла узнал Дуню, отпрянул.
Офицер. Ну, всё польний порядок. Ты можешь ходить, я сказаль.
Михайла (загораживая от него Дуню). Ну, иди, иди, чего ковыряешься!..
Дуня (глухо). Иду, иду. (Запахнувшись в Марьин зипун, юркнула в сени.)