Как и ожидала Клари, у Джека днем опять поднялась температура. Всю ночь она снова просидела у постели больного, обтирая ему лицо полотенцем, намоченным в холодной воде. Она полагала, что его состояние ухудшилось из-за непрерывного дождя и влажной духоты – около двух часов она готова была бы отдать все на свете за самый паршивенький кондиционер. Однако ближе к рассвету жар спал, и Джек погрузился в глубокий сон.

Утром Сара обнаружила Клари, свернувшуюся клубком у кровати Джека.

– Так не пойдет, вы не можете сидеть возле него каждую ночь! – воскликнула негритянка. – Вы же сами свалитесь!

– Сегодня было получше, – сказала Клари, разминая одеревеневшие плечи. – Он не бредил. Это очень хороший симптом.

– Ступайте-ка на кухню и поешьте. Я кликну Мозеса, он посидит с мистером Джеком.

– Я не выйду из этой комнаты, – объявила Клари. – Увидев Мозеса, Джек сразу надумает вставать. А мне он подчинится.

– Этот человек никому не подчинится, – возразила Сара, бросив быстрый взгляд на спящего. – Мистер Джек считает, что разбирается во всем куда лучше других… обычно так оно и есть. Если он послушается вас, значит, вы женщина необычная. Впрочем, за последние два дня мы все в этом убедились.

– Все гораздо проще. И вы, и Джек увидели, что я умею лечить раны. Сара, принеси завтрак нам обоим. Ему надо как следует поесть.

Вскоре Джек проснулся и сразу же потребовал, чтобы ему разрешили побриться, однако уступил просьбам Клари, которая обещала, что продержит его в постели всего лишь один день, если он будет вести себя разумно.

– Но не могу же я лежать просто так, ничего не делая? – пожаловался он. – Дай мне конторскую книгу. Она в нижнем ящике комода. И еще мне нужен пюпитр для письма. Он в общей комнате.

– Ладно, но не слишком ворочайся, – сказала она, направляясь к комоду.

В нижнем ящике лежала не только толстая конторская книга, но и другие бумаги – некоторые походили на письма. Клари очень хотелось заглянуть в них, чтобы узнать хоть что-то из загадочного прошлого Джека, но она сумела подавить любопытство и вынула лишь конторскую книгу, а затем пошла за пюпитром. Это был деревянный ящичек с наклонной крышкой, на которой можно было писать. В отделениях были разложены гусиные перья, острый нож для заточки и тщательно закрытая бутылочка с чернилами.

– Не открывай ее, – предостерегающе произнесла Клари, когда Джек взялся за бутылочку. – Прольешь и испачкаешь простыни.

– Каким же это образом я смогу писать, если нельзя пользоваться чернилами?

Резкий тон служил неопровержимым свидетельством того, что Джек поправляется. По своему богатому опыту Клари хорошо знала, как любят брюзжать выздоравливающие мужчины – уж очень им не нравится лежать в постели под женским наблюдением.

– Подожди, я кое-что придумала, – сказала она и быстро принесла из общей комнаты маленький столик. Поставив его вплотную к кровати, она положила перья и чернила так, чтобы Джек мог легко до них дотянуться. Высокие подушки позволяли ему работать без особого напряжения. Оставив его с конторской книгой, она занялась своими привычными делами.

Ближе к вечеру Джек стал проявлять все признаки нетерпения. Осмотрев его руку и убедившись, что рана заживает нормально, Клари сдалась и разрешила ему ужинать в столовой. Она даже принесла кувшин с горячей водой, чтобы он мог умыться и побриться.

Вернувшись в свою спальню и закрыв общую дверь, Клари быстро переоделась. Она порвала подол серого платья, в котором обычно ходила, и теперь его нужно было чинить. У нее оставалось только одно платье – правда, более элегантное и дорогое, с плотным корсажем из сине-зеленого шелка и пышными рукавами, отделанными кружевными манжетами. Белая муслиновая юбка начиналась гораздо выше талии и затягивалась широким поясом с узором из синих цветов и зеленых листьев. Она была такой прозрачной, что пришлось поддеть нижнюю юбку и сорочку. Зато корсет и длинные панталоны, также подобранные мадам Розой, Клари решительно отложила в сторону.

Она считала эти панталоны до лодыжек совершенно идиотскими – две штанины из белой ткани соединялись на талии обыкновенной тесемкой, а шов посредине начисто отсутствовал. Видимо, это помогало быстрее удовлетворять естественные потребности, но штанины без конца перекручивались, натирая и раздражая кожу. Клари честно попыталась носить их, чтобы ощущать себя настоящей женщиной этого времени, однако долго не выдержала – аккуратно сложила эти панталоны и засунула их в сундук, подальше от глаз. О корсете же и речи не могло быть – она не сумасшедшая, чтобы подвергать себя подобной пытке! Несмотря на огромное количество поглощаемой ею пищи, она сохраняла прежнюю стройность и без труда влезала в свои платья, так что затягиваться в эти обручи не имело смысла.

Затем Клари тщательно причесалась, убрав самые непокорные пряди под гребешок. Ее туалет был завершен. Взяв серое платье и иголку с ниткой, полученные от Сары, она пошла в общую комнату – в ожидании Джека заняться починкой можно было и там.

Летом общей комнатой пользовались довольно редко. Обставлена она была как придется, но на фоне выбеленных стен очень красиво смотрелись изящный диванчик, обитый синим шелком, и удобное кресло в шерстяном узорчатом чехле. Занавесок на окнах не было. Перед креслом стояла деревянная скамеечка для ног, у камина – небольшой круглый столик. Видимо, хозяин дома любил проводить здесь холодные вечера – об этом свидетельствовали лежавшие на столике трубка и шкатулка с табаком. Клари пожалела о втором столике, который отнесла в спальню Джека, – было бы очень неплохо поставить на него подсвечник. В комнате было так сумрачно, что она с трудом различала иглу и, естественно, уколола себе палец.

– Черт возьми! – вскрикнула она. – О Господи! Простите меня, мадам Роза. Я очень стараюсь следить за своим языком, но порой так трудно удержаться.

– Ты говоришь со мной?

На пороге стоял Джек – пугающе красивый в своей белой рубашке с открытым воротом, бежевых бриджах, расшитых бисером домашних туфлях и синем шелковом халате. Волосы его были стянуты сзади синим шелковым бантом.

– Нет, сама с собой.

Клари надеялась, что он не догадается по ее глазам, о чем она думает. Без всякого сомнения, Джек Мартин был чертовски привлекательным мужчиной – прежде никто так не возбуждал ее. Она была поражена: стоило ему всего лишь войти в комнату – и все чувства ее мгновенно пробудились.

– Прости, что я появился перед тобой в неглиже, – сказал он. – Я пытался надеть сюртук, но не сумел справиться с рукавом из-за повязки на левой руке.

– Меня это вовсе не шокирует, – ответила она. – Посмотрел бы ты на некоторых мужчин двадцатого века… по сравнению с их рваными джинсами и грязными майками твое неглиже выглядит безупречным вечерним нарядом.

– Странная же у вас эпоха, если джентльмены одеваются, как нищие, – пробормотал он.

А затем спросил, приподняв своим длинным пальцем краешек платья, разложенного у нее на коленях:

– Что ты делаешь?

– Занимаюсь починкой.

В глазах у него зажглись лукавые огоньки, и она поспешно добавила:

– И жду.

– Правда?

Ну, конечно, он с трудом удерживал улыбку! В кресло он опустился с небрежной грацией – и где только он научился двигаться так непринужденно и легко? Он напоминал ей тигра… или опытного фехтовальщика. Да, именно! Джек походил на актера, исполняющего роль в костюмном фильме. Но для него это было не игрой, а реальной жизнью. Внезапно она поняла, что все попытки захватить его врасплох с целью выведать тайну – просто пустая трата времени. Раз он сам не хочет говорить о себе, следует расспросить других людей – но за пределами Эфон-Фарм. Она была убеждена, что Сара и Мозес знают о Джеке не больше ее самой. Если она хочет разгадать эту загадку, ей нужно на какое-то время отлучиться с фермы и переговорить с теми, кто знаком с Джеком. Какую бы причину придумать?