– Добро пожаловать в космоград «Сагдеев», уж какой он у нас есть, – сказала женщина. – Теперь смотрите: желтая линия – это если кто-нибудь потеряется, красная ведет в командные и контрольные отсеки, голубая – к шлюзам и грузовым отсекам, там вам часто придется бывать; зеленая – это наука, ее здесь немного, а черная – обслуживание и ремонт – то, чем вы и будете заниматься. Вопросы потом, сейчас следуйте за мной.

Все тот же коридор привел их к следующему модулю-перекрестку, еще один коридор, новый модуль, затем дальше – вдоль желтой полосы. Остальные полосы одна за одной исчезали. Наконец, после множества поворотов и зигзагов – Франя отчаялась их запомнить – они достигли сферического модуля, все выходы из которого были помечены исключительно желтым цветом и белыми цифрами.

– Отсюда дальнейшие пути ведут только в обезьяньи клетки, – объявил Мельникова. – Запомните номер своего спального модуля, их здесь пять. До пяти вас считать научили?

Она вытащила из кармана маленькую пластинку.

– Лермицковская и Бондарев, за мной, остальные ждите своей очереди.

Мельникова увела двух новоприбывших по коридору с номером 1, вернулась через несколько минут и сказала:

– Хухова, Рид!

Франя оказалась в коридоре номер два. Она пробиралась по кольцам вслед за Мельниковой, сзади тащилась Хухова – маленькая темноволосая женщина болезненного вида. По условным стенам коридора вдаль уходили ряды круглых люков, пронумерованных крупными белыми цифрами.

– Это твоя комната, Рид, – сказала Мельникова, задержавшись возле двери с номером 4. – Примерно через полчаса обед. Дойдешь до конца коридора, дальше найдешь по запаху. Будет борщ и венгерская колбаса, ошибиться трудно. Пошли, Хухова, блевать будешь позже.

Франя толкнула незапертый люк и вплыла в комнату цилиндрической формы, выкрашенную желтым. Круглый серый пластиковый стол был прикручен к условному потолку, рядом были такие же стулья с ремнями. На условном полу располагались четыре шкафчика для одежды. С правой стороны за матерчатой ширмой был виден унитаз, торчащий из стены под прямым углом. Левая сторона тоже была разгорожена ширмами. Одну из них – резиновую на вид – усеивали насадки и краны непонятного назначения. Дальний конец комнаты-цилиндра был разделен на четыре равные части, каждая имела входной клапан; один наглухо застегнут, два открыты. В глубине Франя увидела резиновые спальные ремни, валики для головы и привинченные рядом лампы для чтения. В четвертом спальном отделении лежал, пристегнутый ремнями, мужчина в зеленом комбинезоне и читал журнал с обнаженной девушкой на обложке.

– Привет! – неуверенно сказала Франя.

Мужчина отстегнул ремни и вылетел из спальника. Подплыв к Фране вверх ногами, он мягко толкнул ее к «потолку».

– Садись. Ты, наверное, новая обезьяна. Меня зовут Саша Горохов.

– Франя... Гагарина. – Франя ухватилась за один из стульев и, опустившись на него, сразу натянула ремень. Проделав целую серию тюленьих движений, Горохов тоже пристегнулся к стулу. На мгновение показалось – обычные люди сели за обычный стол. Горохов откровенно оглядел Франю с ног до головы и наконец сказал:

– Ничего. Последняя была настоящей коровой, с волосами под мышками для полного счастья. Ты бреешь под мышками?

– Что? – изумилась Франя.

Горохов засмеялся. У него были нечесаные черные волосы, ленивые карие глаза и высокомерная улыбка.

– Просто не люблю девочек с волосами под мышками. Может, в этом и есть какая-то изюминка, но....

– Слушай, если ты думаешь...

Горохов снова захохотал, на этот раз громче.

– Да, да, я знаю. Я грубый, злобный мужик, ты ко мне и не прикоснешься... Не волнуйся, привыкнешь. Мы здесь – обезьяны. И половая жизнь у нас под стать. Подожди, еще попробуешь трахаться вниз головой, держась ногами за кольца. Можем сейчас попробовать, если хочешь.

– Пошел ты...

Горохов пожал плечами.

– Я не в обиде. Времени у нас много, можешь поверить. Ладно, давай выпьем. – Он отстегнул ремни, пробрался к шкафчику, достал пластмассовую бутылочку с соломинкой, потянул из нее немного и передал Фране.

– Давай пробуй, а то она уже целую неделю настаивается на пластмассе.

Не видя иного выхода, Франя сделала осторожный глоток и тут же выплюнула. Маленькие капельки разлетелись по всей комнате. В этой похожей на керосин жидкости было никак не меньше ста пятидесяти градусов.

– Не переживай, – сказал Горохов. – И к этому привыкнешь.

– Мне надо идти, – холодно сказала Франя. – Можешь хотя бы показать, какое из спальных отделений мое?

– Ну, конечно, рядом с моим!

– Они же все рядом!

Горохов плотоядно подмигнул:

– Кажется, начинаешь понемногу соображать! Уютно, правда? – И он разразился грубым хохотом.

Саша Горохов во многом оказался прав. И вообще он не был таким ужасным типом, каким показался Фране в первый день. Просто удивительно, к чему можно привыкнуть, если нет выбора. И когда Франя начала понемногу осваиваться, она поняла, что Саша оказал ей услугу, устроив шоковую терапию, – впрочем, это было здесь давно заведенным ритуалом при встрече новых обезьянок.

Космоград «Сагдеев» состоял из пяти базовых модулей и множества дополнительных. Спальные модули легко перестраивались в научные лаборатории, кладовки и мастерские. В огромных сферах, служивших «местами приема пассажиров», располагались два пищеблока, центр управления, спортзалы, пульт наблюдения; кроме того, они легко переоборудовались в склады. Шесть воздушных шлюзов использовались для выхода в космическое пространство, еще один шлюз, открывающийся наподобие грейфера, служил ремонтным доком для спутников. Предусматривалась возможность швартовки к космограду кораблей, следующих на Марс и Луну. Снаружи сооружение опутывали антенные комплексы, солнечные панели и аппаратура зондирования. Все это стихийно накапливалось годами, соединялось мобильными модулями, переходами, сферами-перекрестками. Снаружи «Сагдеев» напоминал изделие сумасшедшего жестянщика, а внутри являл собой чудовищный лабиринт, разобраться в котором можно было только с помощью цветных линий разметки да еще по запаху. Космоград не славился научными открытиями. Это была скорее ремонтная база на околоземной орбите, обслуживающая спутники, челночные лунники, грузовые корабли на Спейсвилль и Марс – словом, доблестная трудовая мастерская и гараж в космосе.

Для сотен космических обезьян, составляющих его персонал, жизнь состояла из однообразного труда, с редкими праздниками выхода в открытый космос, что действительно было неповторимым ощущением. Вот только времени для любования космическими пейзажами почти не оставалось: каждый выход, считавшийся в космограде лучшей разнарядкой, был сопряжен с изматывающей ручной работой в непослушном скафандре.

Жилищные блага и удобства на «Сагдееве» распределялись по жесткому номенклатурному методу, как в царские, сталинские или брежневские времена.

Начальник, его непосредственные заместители и периодически прибывающие на «Сагдеев» важные гости имели индивидуальные спальные модули. Для старших в сменах полагался один модуль на двоих с индивидуальным туалетом и душем. Обезьяны жили по четыре, наслаждаясь общим храпом, звуками туалета, бесконечным испусканием газов, что было естественно, учитывая отвратительную пищу, которую самый забитый балканский крестьянин, не задумываясь, выбросил бы свиньям. Душ разрешалось включать раз в три дня на три минуты, так что представлялась хорошая возможность изучить природные запахи соседей. Население в обезьяньих клетках было смешанным, но истинный смысл столь неожиданного решения Франя осознала только через несколько недель. Кроме Саши Горохова, с ней проживали Борис Василецкий, мускулистый блондин и половой гигант, каждые двадцать четыре часа приводивший в свой спальник новую женщину, и Тамара Рямсколая, неряшливая женщина какого-то домашнего вида, для которой пределом желаний было понаблюдать за «швартовкой», как она называла эти дела.

Обезьяны работали восемь часов и отдыхали шестнадцать – это как бы соответствовало земному ритму. Таким образом, шестнадцать часов в день они изнывали от безделья, ели гадкую пищу, выполняли обязательные упражнения в спортзале, читали, смотрели телевизор в комнате отдыха, сосали ужасное пойло, не интересуясь, из чего его здесь гонят, и сношались.