Итальянец Никола Брандузи не произнес ни слова в течение всей этой технической беседы, словно говорили по-гречески. Сейчас он придвинулся к Джерри, улыбнулся – теперь все смотрели на него.

– Мы приготовили предложения для вас, мистер Рид. Десять тысяч ЭКЮ в месяц плюс все социальные льготы, с ежегодным пересмотром жалованья. Пятьдесят тысяч подъемных при условии трехлетнего контракта, и, конечно, ЕКА пустит в ход все свои возможности, чтобы помочь вам найти квартиру в Париже.

– Работа в моей команде, Джерри, – сказал Баннистер. – Что скажешь, мой мальчик?

– Безусловно, заманчиво, – пробормотал Джерри.

Очень заманчиво – хотя и не неожиданно, потому что Андре с самого начала прояснил намерения ЕКА – купить его за хорошие деньги; правда, условия оказались соблазнительней, чем он мог себе представить. С другой стороны, за конструкцию «саней», то есть за его часть проекта, можно было заплатить и вдвое больше. И все же, когда контракт оказался на столе, он был потрясен.

– У вас есть время, мистер Рид, – сказал Брандузи. – Мы понимаем: на такой шаг не решишься с легкостью.

– Время есть в любом смысле, – добродушно заметил Баннистер. – Погуляй по Парижу, подумай. Не спеши, ты у меня еще отсидишь себе задницу.

– Мы можем обсудить это за ленчем, – предложил Андре. – Есть пристойный марокканский ресторанчик, недалеко от...

– Если ты не против, я бы вернулся в отель, – пролепетал Джерри. – Я пока не голоден, мне бы подумать...

Они затеяли великое дело, эти европейцы, и, если оно удастся, Джерри Рид будет на гребне успеха – главную машину, буксир, сконструирует он. Его фантазия уже летела дальше, к следующему шагу – о нем они пока не помышляли: согласовать конструкцию буксира с американскими топливными баками – постоянными баками, возвращаемыми на Землю. Получится космоплан, который сможет возить туристов на Луну, может быть, – на Марс, и, если он, Джерри, сумеет войти в этот проект, он станет создателем чуда, и тогда...

Всю свою жизнь он ждал такого случая. Стать одним из творцов золотого века космических исследований, одним из покорителей Луны, и Марса, и неведомых дальних просторов. Всю жизнь он знал, что, когда ему выпадет шанс, он примет его без малейших колебаний. Оставит все, бросит все – примет.

Он сможет пройти по водам.

Он оставит все, чтобы пройти по водам.

...Соня Ивановна Гагарина стала уже интересоваться, сколько ей придется ждать удачи. Пьер Глотье привел ее на второй прием, и дело опять шло к тому, что она останется с ним. Не то чтобы Соня возражала, но через два дня приезжает лондонская порнозвезда, и, если к тому времени Соня не подыщет кого-нибудь интересного, ей придется провести остаток отпуска на собственные средства.

Пьер принимал любое журналистское задание – от рок-музыки и похабщины вроде английского секс-диска до церковных дел, например, избрания нового папы – все что хотите плюс космические программы Объединенной Европы. Прелесть вылазок с Пьером в том, что нельзя предугадать, где ты окажешься. Иногда это раздражало. В последний раз они оказались на приеме в журнале «Ла кюизин юмен», посвященном транснациональному гурманству. Там был невероятный буфет с деликатесами со всех концов света, и Соня ухитрилась идиотски обожраться. А мужчины на этом вечере были, увы, среднего возраста, большинство в сопровождении жен, толстозадые обжоры, понабежавшие на бесплатную еду и выпивку. Пьер обещал, что сегодняшний вечер будет интересней, но забыл объяснить, что тащит ее на прием, устроенный агентством фоторекламы. Демонстрировался соблазнительный живой товар для международных рекламных соглашений.

Пришлось Соне закатить ему взбучку – как обычно, дружескую и веселую. Соня напомнила, что порнозвезда приезжает послезавтра и Пьер будет занят, а никого подходящего для Сони так и не нашли.

Пьер шлепнул себя по лбу и воскликнул:

– Вот дерьмо! Я и забыл! Не волнуйся, завтра будет еще один раут – интернациональный. Англичане, итальянцы, датчане, немцы, бельгийцы, и, кто знает, вдруг албанец, мальтиец, новозеландец или даже легендарный андоррец пополнит твою коллекцию!

После знаменательной встречи Андре Дойчер подбросил Джерри к отелю и оставил его наедине со своими мыслями.

Вечером Андре появился вместе с Йеном Баннистером, и они отправились ужинать в «превосходную копию подлинного английского ресторана» – как объявил Баннистер.

На следующий день Андре повел его на ленч с Никола Брандузи в приличный – правда, едва дотягивающий до стандартов Лос-Анджелеса – бар у Енисейских полей. После ленча Джерри продемонстрировали несколько квартир, которые ЕКА представляло ему на выбор.

Вечером того же дня Андре возил его ужинать, на этот раз в китайский ресторан где-то на северо-востоке Парижа, в месте под названием Бельвилль.

На третий день Андре позвонил ему после завтрака и снова позвал на ленч, заодно пропев дифирамбы некоей Мари-Кристине – она может пойти с Джерри на прием, который устраивает ЕКА. Джерри впервые с тех пор, как «Б-747» сел в Париже, отстоял свою независимость.

– Спасибо, Андре, не стоит, – сказал он. – Я хочу посмотреть, сумею ли я сам устроить себе ленч. Ты можешь отвезти меня на обед, но без шлюшек, ладно? Если нам вечером нужно быть на приеме, я хочу проверить, сумею ли я с собой управляться в своем новом качестве – если ты понимаешь, что я имею в виду...

– Bien s?r, – мягко ответил Андре. – Pas de probl?mes, je comprends [35], – и добавил свободней и непосредственней: – Да, действительно хорошая идея, Джерри.

Джерри оделся, вышел и отправился через Вандомскую площадь к Тюильри и далее по правому берегу Сены к Сен-Жермен.

Он уже бывал в этих местах с Андре и Николь. Повсюду толпились туристы, и ресторанчики попадались на каждом шагу. Во многих меню были на русском, немецком, японском и английском языках дополнительно к французскому, поэтому Джерри решил, что там – самое удачное из всех возможных мест для его первой самостоятельной экскурсии в парижские тайны. Он еще погулял, заглянул в Нотр-Дам – для порядка, чтобы отметиться, перешел на Левый берег и на бульваре Сен-Мишель увидел типичную французскую закусочную.

...Вроде бы все вышло как надо: он заказал – наугад – фирменное блюдо (не стандартную интернациональную дрянь, которая, конечно, тоже была в меню). Сумел заказать и вино – то, что пил с Николь. Еда оказалась съедобной, вино – хорошим. Он прицелился было познакомиться с девушками-соседками, но те не говорили по-английски, а поняв, что он – американец, нахмурились и грубо повернулись к нему спиной.

– Ну и хрен с вами, кобылицы! – негодующе крикнул Джерри.

Он подозвал официанта, расплатился, пересчитал сдачу, оставил положенные чаевые и ушел. Неудача с девушками несколько испортила настроение, но солнце светило ярко, живот был набит, Джерри слегка захмелел; он решил, что плевать ему на этих девчонок, что он будет держаться своего плана, своей игры: поесть настоящей французской еды в настоящем французском ресторане – самому, без посторонней помощи, а потом гулять, не глядя, куда идет, пока не заблудится. И тогда посмотреть, сможет ли он найти дорогу в «Риц», не прибегая к услугам такси. Он не мог этого объяснить, но знал, что его маленькая затея входит в процедуру окончательного решения.

...Имей он политические убеждения, ему – несмотря на всю антипатию к «Космокрепости Америка» – пришлось бы работать над ней всю жизнь, пришлось бы оставаться в Проекте, разрушившем и карьеру Роба Поста, и надежду на достойную американскую космическую программу. У него не было политических убеждений. Его сердце принадлежало мечте о космосе, мечте, к которой страстно стремилась ЕКА – не НАСА... Так что он мог принять предложение ЕКА с чистой душой – его личная цель и отвлеченная мечта полностью совпадали, и он будет совершенной задницей, если не пошлет подальше «Роквелл» ради проекта «Икар».