– Господин президент, не считаете ли вы, что должны сказать американскому народу хоть что-нибудь о политике, которую вы намерены проводить для предотвращения ядерной катастрофы? Честно говоря, господин президент, вы пока не сказали ничего путного.

Внезапно наступила тишина, все затаили дыхание в ожидании ответа. Неожиданный огонек – как у прежнего Натана Вольфовица – мелькнул в глазах жалкой фигуры на трибуне, украшенной президентской эмблемой.

– Каких, черт побери, слов вы от меня ждете? – взорвался Вольфовиц. – Мир на грани катастрофы, я получил в наследство политику всевластного маньяка! Вы на самом деле ждете, что я начну идиотически молоть языком, хотя у меня не было секунды, чтобы подумать? Нравится вам это или нет, но я не Гарри Карсон. Не кажется ли вам, что достаточно безответственного дерьма было выдано вот отсюда?

Эти слова ошеломили даже ветеранов пресс-службы Белого дома. Ни один президент публично не называл своего предшественника идиотом и маньяком – когда тело не успело остыть. Ни один не сказал «дерьмо» по национальному телевидению. И ни один президент еще не признавался, что ему нужно время подумать. Несколько долгих секунд никто не двигался, не произносил ни звука.

Наконец старейшина корреспондентов милосердно произнес магическое: «Спасибо, господин президент», – и началось столпотворение.

Все завопили разом. Одни репортеры бросились к выходу, другие пробирались вперед, пытаясь задать вопрос Вольфовицу, все еще стоявшему на трибуне с растерянным и отсутствующим видом. Позади него возникли три агента секретной службы. Один деликатно взял его за локоть, другой что-то сказал, и они стали его уводить.

Не раздумывая, Бобби кинулся в толпу и, когда Вольфовиц со своим эскортом уже уходил в коридор, завопил за его спиной: «Нат, Нат!»

Его схватили сзади. Президент обернулся. Их глаза встретились.

– Нат! Нат! Пожалуйста! Я должен поговорить с тобой! – во всю мощь своих легких орал Бобби – его уже тащили назад.

Не мелькнуло ли что-то в глазах президента? Безнадежно...

– Малая Москва! Беркли! Бобби Рид! – отчаянно вопил Бобби. – «Пришло время последних козырей», помнишь, Нат?

– Ах, говорите, говорите, – загадочно пробормотал президент и чуть улыбнулся.

Охранники двойным замком держали руки Бобби. Эскорт президента выступил вперед и закрыл его своими телами.

– Нат! Пожалуйста! Мне нужна твоя помощь!

Президент Вольфовиц протиснулся между охранниками.

– Стоп, я хочу поговорить с этим человеком!

– Господин президент...

– Выполняйте! – приказал Вольфовиц. – Вы! – крикнул он. – Ведите его сюда!

Никто не двинулся. Один из охранников снова встал между ним и Бобби. Вольфовиц раздраженно оттолкнул его.

– Я кто, сраный президент или нет? – рявкнул он. – Делайте как я говорю или прощайтесь со своим местом!

Бобби потащили вперед – все еще со скрученными за спиной руками. Вольфовиц повернулся, прошел футов десять по коридору – все шли за ним, – обернулся, посмотрел на Бобби и странно ухмыльнулся.

– Сумасшествие какое-то, – сказал он, пристально изучая Бобби. – Я ведь тебя знаю, а? – проговорил он медленно. – Малая Москва?.. Беркли?.. Ты... Ты...

– Мальчик из Парижа, помнишь, Нат? Кампания по выборам в конгресс...

– Бобби! – ухмыльнулся президент. – У меня память на месте! Ты – Бобби...

– Рид.

– Точно, Бобби Рид, – сказал президент и удовлетворенно рассмеялся. – Ну, детка... что такой славный парень делает в подобном месте?

Бобби глубоко вздохнул от облегчения. Он чуть было сам не рассмеялся. Это был настоящий Натан Вольфовиц – человек, с которым он когда-то дружил.

– Я попал в переплет, Нат. Отец при смерти в Париже, а я не могу получить выездную визу, ты моя единственная надежда, мне надо поговорить с тобой, Нат, всего лишь пять минут, пожалуйста...

– Отпустите его, – сказал президент.

Охранники не шелохнулись.

– Я сказал. Отпустите. Этого. Человека. – Президент произнес это медленно, как бы говоря с малыми детьми. – Мне надоело, парни, повторять все по два раза.

Очень неохотно охранники отпустили Бобби.

– Валяй, Бобби. У тебя есть пять минут.

– Господин президент, вам надо...

– Что мне надо, так это помочиться! – сказал президент. – Где тут сортир?

– Господин президент?..

– Туалет, черт побери! Нам надо помочиться, не так ли, Бобби?

– У меня лопается мочевой пузырь, господин президент, – промычал Бобби.

Охранники повели их по коридору, за угол, в другой коридор – к мужскому туалету. Один распахнул дверь перед президентом, но тот жестом пригласил Бобби пройти вперед. Когда Вольфовиц, войдя за Бобби, взялся за ручку двери, охранник встал на пороге, не давая ей закрыться.

– Куда вы, по-вашему, направляетесь? – осведомился президент.

– Нам не положено оставлять вас наедине с...

– Думаю, я сам смогу держать свою пипиську, спасибо, – отрезал президент. – А теперь убирайтесь к чертям и дайте нам пописать спокойно!

– Господи, я всю жизнь ненавидел волкодавов, – проговорил Вольфовиц, когда они остались одни. – А теперь они вьются вокруг меня, как мухи у лошадиного дерьма! – Он подошел к писсуару и расстегнул брюки. – Мне действительно надо освободиться. Ну, рассказывай свою печальную историю, Бобби. Я хотел бы рассказать тебе свою.

И вот здесь, в мужской комнате Белого дома, Бобби облегчил свою душу перед президентом Соединенных Штатов, в то время как тот облегчал свой мочевой пузырь.

– Давай расставим все по порядку, – сказал Натан Вольфовиц, застегивая ширинку. – Твой отец умирает в Париже, ты должен туда попасть, чтобы уговорить свою мать помочь ему осуществить его мечту, заморочить ей голову, чтобы она поверила, будто какое-то похоронное бюро в Пало-Альто сможет вернуть его к жизни после полимеризации мозга, а Центральное агентство безопасности не дает тебе выездную визу...

– Я знаю, это звучит как сущий бред, Нат, но...

– Бред! – воскликнул президент. – Ты думаешь... это бред? – Он уставился в какую-то точку, как будто видел что-то, заставившее его передернуться и опустить плечи. – Я мог бы рассказать кое о чем похуже, да не могу... Просто не могу...

– Ты поможешь мне, Нат?

Президент Вольфовиц усилием воли заставил себя вернуться к действительности. Он слабо улыбнулся Бобби. Взмахнул руками, как эстрадный фокусник.

– Считай, что дело сделано, – сказал он. – Я дам тебе дипломатическую выездную визу в Монреаль. Там ты сможешь сесть на самолет в Париж. Я заставлю какую-нибудь гориллу из секретной службы лично оформить твои бумаги, мне будет это приятно... – Он улыбнулся и спросил: – Ну, как я поступаю? Как настоящий президент, а, парень?

– Боже мой, спасибо тебе, Нат. – Это все, что Бобби смог произнести.

– Господин президент! Вы опаздываете на заседание кабинета!

– Господи Иисусе, вас что, не учили стучать?

Охранник без приглашения вошел в туалет и стоял, нервно постукивая ногой:

– Господин президент...

– Вперед, мамаша... – нараспев сказал Натан Вольфовиц, передернул плечами, повернулся и пошел к двери. Остановился, оглянулся на Бобби.

– Между прочим, – сказал он, – тебе должно быть интересно. Эти парни полимеризовали мозг Карсона. Он, правда, и так был мертв уже несколько лет. Я думаю использовать его как систему наведения на первой ракете, которой мы шарахнем по Москве. Туда ему и дорога, педерасту. Хотя, если подумать, он, ублюдок, этому бы порадовался.

С таким прощальным словом он и удалился.