— Прости, что я втянул тебя во все это…

Она не дала ему докончить:

— Ты правда думаешь, что ты в ответе за все, что произошло?

— Во всяком случае, за то, что взял тебя с собой в этот идиотский вояж на запад…

— Я здесь по собственному выбору.

Это было правдой. И все-таки… «Она здесь из-за меня», — думал Турк. Этот неверный колеблющийся свет словно вызывал к жизни тени прошлого. В его памяти теснились любимые женщины, оставленные им или оставившие его, друзья, ставшие врагами, и другие — искалеченные или убитые в драках, погибшие в море. «Все мосты мои сгорели. И за мной дорога слез», — вспомнилась ему строчка из песни. Он не желал Лизе чего-то такого. Не хотел, чтобы она не могла вернуться к другой жизни — такой, которую еще могла бы себе устроить, в которой возможны покой, семейное тепло, есть шанс на что-то более достойное, чем то, что он способен ей предложить, проводя дни и ночи в полетах, месяцы на койках в трюмах вонючих танкеров, неся в себе тяжелый груз горестных воспоминаний. Она ждала от него того, чего он не мог ей дать, постепенно разочаровываясь в нем и ожесточаясь.

Он должен найти способ, как вызволить ее из этих джунглей. А затем — лишь бы у него хватило на это мужества, даже пусть кто-то назовет это жестокостью — оставить ее.

Это и есть долгожданный выход на связь, полагал Аврам Двали.

В этом у него не было уже никаких сомнений. Их окружали гипотетики — маленькая, но важная часть сети, составляющей их огромный непостижимый разум. Как заявила в одной из дискуссий эта догматичка марсианка — все это процесс не более сознательный, чем образование спор плаунов или икры береговых улиток. Можно как угодно на него смотреть, но все равно это всего лишь эволюция, и разума в ней столько же, сколько в морских приливах. Но она ошибалась. Он чувствовал это. Он не имел ни малейшего представления, как именно эти организмы растут, каким образом они добывают себе питание из этой выжженной земли. Но во всем, что происходило вокруг, он видел выход на связь. Растения вырастали не в случайном порядке, а повинуясь исходящим откуда-то сигналам.

Он смотрел на чащу леса. Сгрудившиеся шары все время меняли оттенки, и ему казалось, что цвет каждого изменяется в зависимости от изменений цвета его ближайших соседей. Безусловно, это происходило не хаотично, а по каким-то законам. Бегущие узоры наполняли лес, словно стаи невидимых птиц. Это явно была коммуникация — в том же смысле, в каком клетки человеческого мозга взаимодействуют друг с другом, порождая в совокупности феномен сознания. Быть может, сейчас они не через чащу леса пробираются, а через физическую архитектуру какой-то огромной мысли — мысли, которой ему никогда не постичь.

Но, может, это удастся Айзеку. Если только мальчик жив и если наконец понял назначение того дара, которым наградил его Аврам Двали.

Воздух полуразрушенной подсобки становился все горячее. Пыль в воздухе почти не чувствовалась — видимо, осела наземь, — но в каморке стояла невыносимая духота. «Рано или поздно, — думала Сьюлин, — нам придется отсюда выбираться. И лучше бы пораньше, но что делать с Дианой?» Сьюлин старалась отогнать от себя эти мысли.

Она проползла еще раз по всему периметру помещения, нащупывая руками, что бы могло пригодиться — какой-нибудь острый камень или арматуру. Ничего не нашла.

Она уже начинала верить, что придется ей умереть и этом жутком месте на этой жуткой планете, преследуемой духом Эша. Эша, в которого вселились, что называется, гипотетики.

В них она не верила в том смысле, в каком верил в них Аврам Двали, считая просто сетью самовоспроизводящихся машин. Какой-то давно угасшей цивилизации понадобилось когда-то засеять свой ближний космос этими машинами. Возможно, это повторялось неоднократно за прошедшие миллионы лет. В итоге образовалась сеть самовоспроизводящихся механизмов, и начался процесс ее эволюции в межзвездном пространстве. Процесс, отличающийся от органической эволюции в деталях, но не в самом принципе. Органическая эволюция тоже порой порождает странное, сложное, непонятное. И даже такие инженерно продуманные решения, как барьер Спина, окруживший Землю и Марс, или Арки, соединяющие планеты, находящиеся на огромном расстоянии друг от друга, — в конечном счете не больше свидетельствуют об участии разума в их создании, чем коралловые рифы или термитник.

Периодичность выпадения пепла и те безумные артефакты, которые из него вырастают, сами по себе это доказывают. Растениям свойственны тропизмы, заставляющие их определенным образом реагировать на свет, тепло, влагу. У Эша с Айзеком попросту развилась обостренная и болезненная чувствительность к чужим тропизмам. Эш не мог быть никаким коммуникатором — по той простой причине, что не с кем вступать в коммуникацию.

Эволюция в конечном счете приводит к появлению сознания. Сьюлин полагала, что и долгая межзвездная эволюция гипотетических машин тоже может порождать сознание, но очень ограниченное и нестойкое. Такое сознание если и существует, то является не целью процесса эволюции, а его побочным продуктом. Подобный разум ничем не управляет. «Гипотетиков» — таких, какими их представляет себе доктор Двали — не существует и никогда не существовало.

И все же ей не давал покоя тот очевидный факт, что Айзек помнит Эша, умершего за много лет до рождения Айзека. Пусть Эш растворился в сетевой памяти гипотетиков, но разве можно вызвать его оттуда волевым усилием? И кому или чему принадлежат эти воспоминания?..

— Сьюлин…

Это была миссис Рэбка, ни на минуту не отлучавшаяся от Айзека. Голос ее доносился словно издали из кромешной темноты их запечатанной гробницы.

— Да?

Вы слышите это?

Сьюлин отвлеклась от своих мыслей и прислушалась.

Что-то скребется и звуки «тук-тук-тук», словно кто-то стучит по камню. Звуки становились отчетливее и громче.

— Кто-то пытается нас откопать. Это доктор Двали! — воскликнула миссис Рэбка. — Они нас нашли и хотят спасти!

Тук. Бух. Тук.

«Очень похоже», — подумала Сьюлин.

Но тут Айзек вдруг сказал громко и с поразительной ясностью:

— Нет, миссис Рэбка. Это не люди, которые хотят нас спасти. Это вообще не люди. Это они.

Сьюлин подалась в темноте туда, откуда слышался голос Айзека. Поборов ужас, спросила:

— Айзек… неужели тебе правда известно, что происходит?..

— Да, — ответил он недрогнувшим голосом. — Я их вижу.

— Кого? Гипотетиков?

Он помедлил с ответом.

— Можете и так их называть.

— Айзек, объясни мне, пожалуйста. Ты ведь принимаешь участие в этом сейчас, не так ли? Но с Эшем так не было. Ты мог бы это как-то объяснить?..

Какое-то время слышно было только это «тук-бух-бух» в стены их темницы.

Потом Айзек начал говорить.

Турк вел их за собой, пробираясь через инопланетный лес, прежде бывший поселком нефтяников, ориентируясь по растресканным остаткам мостовых и тротуаров. Ему удалось найти стоянку возле торгового центра по белым линиям на взломанном асфальте. Где-то рядом должен был находиться магазин, в котором они оставили Диану, Сьюлин Муа, миссис Рэбка и Айзека. Если только он уцелел. На разрушенном асфальте стоянки, по которому сейчас ступал Турк, деревья росли особенно густо. Свет под ними был совсем тусклым, хотя уже приближался полдень. Стоянку загромождали преграды из обломков досок, битой черепицы, искореженных алюминиевых листов. В сумраке за ними виднелся прямоугольный стальной скелет торгового центра. Кое-где продольные и поперечные балки были перекручены, словно корни деревьев.

— Надо бы пробраться туда, к южной части здания, — сказал Турк. Продуктовый магазин находился (вернее, еще мог находиться) там. Может, там еще что-то уцелело.

Призрачный лес, думала Лиза. Разве такое возможно?..