— Понемногу движется, — ответила она.

— Тебе удалось узнать что-нибудь новое?

— Несколько интервью. Побеседовала не без пользы с папиными прежними коллегами по университету.

Это была правда. Она ушла с головой в перипетии ломанной судьбы своей семьи. Но писать ничего не писала, кроме заметок для себя.

— Помню, ты говорила, что твой отец интересовался Четвертыми.

— Он интересовался всем.

Роберт Адамс приехал в Экваторию по контракту между Геофизическим Надзором и открывшимся в Новом Свете Американским университетом. Он читал курс геологии Нового Света и занимался полевыми изысканиями на Дальнем Западе. В отличие от Лизы он действительно работал над книгой под названием «Планета как артефакт» — очерком геологической истории Нового Света как небесного тела, сформировавшегося при активном участии гипотетиков.

Что он интересовался общинами Четвертых, тоже было правдой. Но то был его человеческий, а не исследовательский интерес.

— Та женщина на фотографии, — спросил Турк, — она из Четвертых?

— Может быть. Скорее всего. — Лиза не была уверена, стоит ли ей сейчас вдаваться в подробности.

— А как ты это поняла?

— У меня есть еще одна ее фотография. — Лиза положила вилку и повернулась к нему. — Рассказать тебе все с начала?

— Если хочешь, конечно.

Первый раз Лиза услышала об «исчезновении» отца после того, как он три дня подряд не возвращался из университета. Ей только что исполнилось пятнадцать. Полицейские из местного отделения пришли и стали допрашивать мать. Лиза стояла за дверью и слушала их разговор. Отец исчез. То есть как обычно, ушел с работы, сел в машину, поехал привычной дорогой и пропал где-то на полпути между университетом и домиком в окрестностях Порта, который они снимали.

Это не укладывалось ни в какие рамки. Этого просто не могло быть.

Но расследование продолжалось. Всплыла тема увлечения ее отца Четвертыми. Мать Лизы снова стали допрашивать, теперь уже люди по большей части в штатском, а не в униформе, — из Управления Генетической Безопасности. Имел ли интерес мистера Адамса к Четвертым личный или профессиональный характер? Часто ли он сам заговаривал о долгожительстве? Страдал ли от каких-либо симптомов, характерных для генетической перестройки и как-то связанных с марсианской биотехнологией продления жизни? Был ли особенно сосредоточен на всем, что связано со смертью? Несчастлив в семье?

«Нет», — отвечала мать. Точнее, чаще всего она отвечала: «Нет, блин!.. Ни хрена подобного». Лиза помнила, как мать сидела во время допросов за кухонным столом, бесконечно пила коричневый, цвета ржавчины, ройбуш, и повторяла: «Нет, блин, нет!»

Тем не менее УГБ ухватилось за эту версию. Семейный человек, впервые приехавший в Новый Свет, проводящий много времени вне семьи, опьяненный непредсказуемой атмосферой пограничья, магией «четвертого возраста» — лишних трех десятков лет к жизненному сроку… Про себя Лиза не могла не соглашаться, что в этой логике имеется рациональное зерно. Если это так, ее отец — далеко не единственный, кто оставил семью, соблазнившись долголетием. Тридцать лет назад марсианин Ван Нго Вен привез на Землю биотехнологию, продлевающую жизнь, которая в то же время кардинально изменяла человеческую личность, причем подчас эти изменения были почти незаметны для окружающих. Объявленная вне закона правительствами практически всех стран, она тем не менее продолжала широко практиковаться на Земле в катакомбных общинах Четвертых.

Мог ли Роберт Адамс бросить семью и работу, чтобы стать Четвертым? Инстинктивный ответ Лизы был тот же, что у матери: нет. Не мог. Он не мог так поступить с ними — ни за что, ни при каких обстоятельствах.

Но действительность поколебала эту веру. У ее отца были странные связи за пределами университетской среды. К ним домой приходили люди, не имевшие никакого отношения к его работе. Он не представлял их семье, а на вопросы, что это за люди и зачем они приходят, отвечал крайне уклончиво. Кроме того, именно среди ученых культ Четвертых пользовался наибольшей популярностью. Новую технологию первым освоил физик Джейсон Лоутон. Он поделился ею с друзьями, которым доверял, и с тех пор она стала достоянием преимущественно интеллектуалов.

«Нет, блин!» Но могла ли миссис Адамс предложить другое какое-то объяснение?..

Лиза тоже не могла.

Расследование УГБ, как и полицейское, ни к чему не привело. Год спустя мать Лизы купила билеты на пароход в Калифорнию — себе и дочери. Удар, сломавший ее устоявшуюся жизнь, согнул, но не смог сломать ее саму — по крайней мере внешне. В ее присутствии никто не смел заговаривать не только об исчезновении Роберта Адамса, но и о Новом Свете вообще. Молчание лучше домыслов и бестактностей. Этот урок Лиза хорошо усвоила. Как и у матери, ее боль и желание узнать, что же на самом деле случилось, осели в каком-то глубоком тайнике ее души, где хранится все, что не поддается осмыслению. По крайней мере до замужества и перевода Брайана в Порт-Магеллан. Воспоминания внезапно ожили, рана заболела с новой силой, словно никогда и не заживала. Как будто за это время всё, что так мучило ее, очистилось внутри нее и повзрослело вместе с ней.

Она начала расспрашивать друзей и коллег отца — некоторые из них все еще жили в городе. И все эти вопросы сводились к одному: к существованию общин Четвертых в Новом Свете.

Брайан поначалу старался ей чем-то помочь. Он не одобрял ее дилетантских расследований, затрагивающих потенциально опасные вещи. Лиза теперь думала, что, наверное, это стало одним из тех звоночков, которые дали ей понять, что с Брайаном дальше жить не стоит. И тем не менее это он находил все сведения, которые были ей нужны, пользуясь своим служебным положением в УГБ.

Так вышло и с этой фотографией.

— А та вторая фотография… — сказала Лиза.

Уезжая из Калифорнии, она захватила с собой множество вещей, которые мать все время грозилась выкинуть, — в том числе диск со снимками родителей, сделанными в Порт-Магеллане. В основном с университетских вечеринок, обычно проводившихся в доме Адамсов.

Лиза отобрала несколько снимков и показала их давним друзьям семьи в надежде, что они смогут опознать тех, кого не нашла она сама. Ей удалось установить имена почти всех. За исключением одной — темнолицей старушки в джинсах. На фотографии она стояла в дверях, поодаль от толпы куда более изысканно одетых университетских преподавателей, и выглядела нервной, встревоженной — словно пришла без спроса в незнакомый дом.

Никто ее не знал. Брайан предложил пропустить снимок через программу распознавания изображений в Управлении — вдруг на эту женщину что-то найдется. Это было последним из его благодеяний, которые Лиза привыкла называть про себя «уловками благородства». Великодушные поступки, все назначение которых — склонить ее остаться с ним. Она согласилась, лишний раз заверив Брайана, что это не заставит ее изменить свое решение.

Поиск оказался успешным. Та же самая женщина несколько месяцев назад проходила видеоконтроль на пристани. В пассажирской декларации она значилась как Сьюлин Муа.

Ее имя появилось в поисках еще раз. В связи с Турком Файндли, у которого она заказала чартерный рейс через горы к Могиле Кубелика. В тот самый городок, куда так хотела попасть Лиза три месяца назад.

Турк внимательно выслушал все это, затем сказал:

— Она ничего особенного не говорила. Заплатила наличными сразу всю сумму. Я высадил ее на аэродроме в Кубелике. Вот и вся история. Она не сказала мне, ни кто она такая, ни тем более, зачем ей нужно на Запад. Ты уверена, что она Четвертая?

— Судя по тому, что за пятнадцать лет она почти не изменилась, — очень может быть.

— Так, может быть, самое простое объяснение и есть правда? Твой отец стал Четвертым и начал новую жизнь под новым именем?

— Может быть. Но мне нужна не гипотеза, а правда. Что произошло на самом деле.