Я прорычал нечто нечленораздельное и выскочил на полянку. Черная фигура повернулась ко мне; теперь ее заливал лунный свет, и все же лица я так и не увидел — передо мной стоял черный силуэт. Я в бешенстве ударил его, но незнакомец с легкостью, граничащей с издевкой, уклонился от моего удара, а сам я почувствовал сильный удар сбоку по шее. Впечатление было такое, будто меня ударили тяжелым железным кулаком. У меня промелькнула мысль, что моя голова вот-вот слетит с плеч. Я упал на колени, и тут же сзади на мою шею обрушился второй удар железного кулака. Я почувствовал невыносимую боль и провалился в беспамятство.
К тому времени, когда я пришел в себя, на полянке уже никого не было. Я немного посидел, легонько массируя ноющую шею и осторожно ощупывая ее, чтобы убедиться, что все цело. Потом я встал и медленно побрел назад к дому. Я старался ни о чем не думать, поскольку мне не хотелось, чтобы к боли в шее добавилась еще и головная боль. Обойдя дом и приблизившись к входной двери, я обнаружил, что весь дом погружен во тьму. Это меня очень обрадовало. Мне хотелось только одного — добраться до своей постели и уснуть. Завтра наступит другой день, и сразу же после утренней трапезы я уеду с проклятого острова, сяду на первый же самолет в Штаты и постараюсь найти себе работу на телевидении. К черту кинематограф! К черту всех этих придурков, связывающих с ним свои надежды, — Труди Ламберт, Аманту Харди и Бориса Сливку в придачу!
Однако через несколько секунд я столкнулся с непредвиденным препятствием — какой-то безмозглый осел запер входную дверь, и я понял, что в дом мне не попасть. Стучать я не решился — тогда мне придется объяснять, как я оказался посреди ночи во дворе. А если вспомнить все происшедшее со мной за день, я не сомневался, что дверь мне откроет не кто иной, как Черный рыцарь, железный кулак которого будет наготове. Я прикинул — окно моей спальни выходит на берег реки, как раз в сторону того места, где я выбрался из воды. Я снова обошел дом кругом и принялся изучать фасад.
На втором этаже было по крайней мере пять спален, и мне оставалось лишь определить, какое из окон мое. Я стал припоминать, какой по счету от лестницы была дверь в мою спальню. Кажется, третьей. А может, второй? Комната Бориса располагалась рядом с моей, так что если я влезу во второе окно, то попаду либо в его, либо в свою комнату. Конечно, для тренированного мужчины залезть в окно на втором этаже — пара пустяков, но для человека, ведущего сидячий образ жизни, да еще находящегося на грани нервного и физического срыва, задачка была не из легких. Я взобрался на подоконник первого этажа, неловко выпрямился и ухватился обеими руками за водосточную трубу. Однако с первого раза мне не повезло — ноги мои скользнули по трубе, и я невольно съехал по ней на землю. Во второй раз я ухитрился просунуть каблуки моих ботинок в щель между трубой и стеной и стал подтягиваться вверх. Но я очень устал и ослаб, и мне удавалось подтянуться не более чем на два дюйма за один раз. Когда я добрался до окна на втором этаже, по лицу моему струился пот, а мускулы ног дрожали от напряжения. Я поставил на подоконник сначала одну ногу, потом вторую и принялся медленно продвигаться вперед, держась одной рукой за трубу. К счастью, высота окна была всего пять футов и оно было широко распахнуто. Я закрыл глаза, пробормотал заветное слово «Джеронимо!» и прыгнул в комнату. Я приземлился на четвереньки, больно ударившись о пол ладонями и коленями, да при этом с таким грохотом, что от него содрогнулся, наверное, весь дом. Не удержав равновесия, я ударился лицом об пол. В следующую секунду раздался щелчок, и комната осветилась мягким светом ночника. Я неуклюже поднялся на ноги и увидел перед собой мою вчерашнюю знакомую — блондинку. Она сидела на постели и смотрела на меня с нескрываемым изумлением.
— А, это вы, мистер Бейкер! — В ее низком грудном голосе послышались веселые нотки. — Я ценю ваш подвиг, но вместо того, чтобы лезть в окно, вам нужно было тихонько постучать в мою дверь, только и всего.
— Простите меня, мисс Траскот, — хрипло произнес я. — Я вам все объясню, и, надеюсь, вы меня поймете.
В сверкающих голубых глазах девушки мелькнуло сочувствие.
— Бедный вы, бедный! У вас такой усталый вид. Вам надо выпить.
— Буду вам очень признателен, — сказал я, до глубины души тронутый ее заботой.
Памела отбросила одеяло и встала с кровати. У меня захватило дух — она была совершенно голой. Нисколько не смущаясь меня, она, изящно покачивая бедрами, подошла к старинному бюро и, откинув крышку, достала бутылку и два бокала. К тому времени мне уже удалось справиться с собой. Памела повернулась ко мне и улыбнулась тягучей улыбкой хищницы, которая вот-вот набросится на свою жертву. Я не мог отвести от нее глаз. Фигура Памелы поражала изяществом пропорций. Темно-розовые соски ее грудей стояли, как часовые на страже, а точеные бедра напоминали алебастровые колонны. Между ними внизу округлого живота курчавились волосики пшеничного цвета, образуя что-то похожее на диадему. Из газончика тонких волосиков выглядывал краешек клитора. Памела подошла ко мне и протянула бокал. Я сделал жадный глоток. В горле у меня пересохло, зато в паху стало нарастать возбуждение. Клитор, прячущийся в волосиках, стал расти, увеличиваясь в моем воображении до немыслимых размеров. Усилием воли я заставил себя отвести взгляд от него и сосредоточил его на нежных морщинках соска на левой груди.
— У меня нет льда и ничего, кроме виски, мистер Бейкер. Так что выбора у вас нет. Но вы можете разбавить виски водой.
— Не волнуйтесь, все в порядке, — сказал я.
От виски в желудке у меня стало тепло, а боль в шее немного отпустила. Памела Траскот с сочувствием наблюдала за мной. Когда я допил бокал, она снова наполнила его.
— Я вижу, вам стало лучше, мистер Бейкер. Расскажите, что произошло?
Я вспомнил нашу первую встречу, когда я стоял перед Памелой насквозь промокший во время своего вынужденного заплыва. И вот теперь я врываюсь к ней в комнату посреди ночи через окно. Мне оставалось только рассказать ей всю правду — и тогда она уж точно созовет всех и меня уволокут в сумасшедший дом.
— Я не мог заснуть, — начал я, — и вдруг услышал во дворе какие-то странные звуки. Я решил пойти посмотреть, что там, но ничего подозрительного не обнаружил, а когда вернулся, кто-то закрыл чертову дверь на засов. Я собирался залезть в окно своей спальни, но по ошибке попал к вам.
— Бедный мистер Бейкер, — ласково произнесла Памела. — Вам, наверное, было очень трудно. — Она уселась на кровать и похлопала по матрасу рядом с собой. — Садитесь и отдыхайте. Наслаждайтесь виски и расслабьтесь.
Я сел рядом с ней; взгляд мой тут же впился в золотистый треугольник между ног Памелы, который был сейчас совсем рядом. Я отвел глаза и усилием воли заставил себя не смотреть туда.
— Я тоже иногда по ночам слышу странные звуки, — как ни в чем не бывало, беседовала Памела. — Я думаю, кричат птицы или звери. Они живут здесь, как в заповеднике. На болотах, на том берегу реки, им тоже привольно.
— Для Труди Ламберт это тоже заповедник? — спросил я, не подумав.
— Возможно, — ответила Памела с холодной вежливостью.
— Послушайте, Памела, — продолжил я, решительным жестом положив руку на ее теплую ногу и почувствовав, как по ней пробежала дрожь. — Я хочу задать вам один глупый вопрос. — Как такая красивая девушка, как вы, может жить в этой крысиной норе?
— Знаешь, что я хочу тебе сказать, Ларри, — мягко ответила она. — Я была здесь словно заживо погребена; но, увидев тебя сегодня, я вспомнила то, что я уже почти позабыла — что я женщина, которая нуждается в мужской ласке, а ведь я уже давно…
Говоря это, Памела ласково гладила меня по затылку, отчего ноющая боль стихла. Я испытал настоящее блаженство. Возбуждение в моем члене становилось все сильнее и сильнее. Памела приблизилась ко мне, и сосок ее груди легонько скользнул по моей щеке. Она отодвинулась, засмеявшись низким грудным смехом, и было такое впечатление, будто глубоко в горле у нее что-то булькает.