— Радио «Модерн»! В этот час с вами…

Владимир Александрович мысленно поаплодировал — она, судя по всему, не только ногами работать умела. И зарплату свою получала заслуженно.

— Думаю, кофе мы попить не успеем.

И точно — врата начальственного кабинета разверзлись, выпихнув в приемную носатого, с отчетливыми залысинами крепыша в коричневом пиджаке. Все остальное, что положено, на нем тоже было надето, но прежде всего бросался в глаза пиджак — добротный, с блестящими золотистыми пуговицами. Лицо у мужчины было потное, красное и злое.

— Всего доброго! — Фигуры в дверном проеме очень напоминали Виноградову поясные мишени динамовского тира. Очевидно, это и были обладатель фальцета и второй, спокойный…

— Пошли вы… — Никак не реагируя на окружение, обладатель пиджака прорубил своим крепким телом пространство прихожей и скрылся в коридоре. Некоторое время было тихо, потом издалека, почти от самой двери, донеслось:

— До встречи!

И что-то совсем уж матерное.

— Ушел…

— Тяжелый человек! Грубый…

Чтобы называть Бориса Михайловича Тихонина по имени-отчеству, требовалось известное напряжение — слишком уж юным выглядел шеф петербургского представительства. Длинный, худой, в очках… На вид ему было лет семнадцать. Одет, конечно, безумно дорого и с безупречным вкусом — но это скорее не плоды воспитания, привитого в семье, а лишь послушное выполнение рекомендаций продавцов из салона Карла Лагерфельда.

Золотой купеческий «роллекс» на бледном запястье смотрелся трогательно и чуть-чуть провинциально. Виноградов понял, что это не просто часы — это символ, символ успеха, достигнутого недавним выпускником Финэка, семь лет назад приехавшего завоевывать мир из степного шахтерского поселка.

Его заместитель, Сергей Юрьевич, которого еще совсем недавно в среде фарцовщиков и специалистов по валюте знали как «Серегу из Гавани», выглядел постарше и посолиднее. Так оно и было — в свои тридцать господин Чайкин успел поучиться в трех высших учебных заведениях и отовсюду вылетал за академическую неуспеваемость, пока наконец не смирился, признав свою неспособность успешно совмещать приобретение научных знаний и рискованный процесс создания собственной материально-технической базы. Он был блестящим практиком, заметной фигурой на тогда еще не разрешенном, но уже процветавшем валютном рынке… Отмену восемьдесят восьмой статьи Уголовного кодекса и соответствующую амнистию Сергей Юрьевич встретил в «Крестах», в качестве подследственного.

Освободился. Осмотрелся. И снова занялся любимым делом, но теперь уже в качестве дилера, а затем и ведущего эксперта питерской валютной биржи.

Последний раз они с Виноградовым виделись осенью девяносто третьего, случайно, — господин Чайкин был совсем не похож на бывшего суетливого коробейника, скупавшего у пьяных матросов и проституток на Морском вокзале доллары и марки… Напротив, он рассуждал о необходимости жесткой кредитной политики, стабилизации рынка и по знакомству дал нищему капитану милиции несколько практических советов по вложению избыточных средств на случай грядущих катаклизмов.

Тогда Владимир Александрович пропустил его рекомендации мимо ушей, о чем и пожалел спустя некоторое время, ползая под пулеметным огнем в здании московской мэрии…

— Проходи, Саныч! Видал?

У Чайкина рука была как рука, не то что у его босса — вялая, влажная…

— Борис Михайлович.

— Владимир Александрович.

— Очень приятно. Сергей о вас рассказывал.

— Светочка, кофе и… Все будут?

Виноградов засомневался:

— Не знаю, может… Капельку.

— А нам надо! — принял за всех решение Чайкин. — Светочка, тогда три кофе, бутербродики горячие и водочки. Хорошо?

— Открыть?

— Посмотри там в холодильнике, должна была со вчерашнего дня «Финляндия» остаться. Если охрана не употребила за ночь.

— Будет сделано.

— Да проходи, не стой! Присаживайся где удобно…

— Спасибо. Неплохо у вас.

Кабинет был обставлен в том же стиле, что и приемная, — только чуть поменьше оргтехники и побольше мужского беспорядка на бескрайнем хозяйском столе. И картина — не Глазунов, а что-то сюрреалистическое, среднее между поздним Дали и ранним Нечаевским.

— Денег стоило — ты не поверишь! Пока коммуналку расселили, пока в нежилой фонд перевели…

— Наверное, имело смысл?

— Посмотрим…

— Сергей! — Тихонин посмотрел на циферблат.

— Да, конечно… Извини, Владимир Александрович, у нас сегодня еще одна встреча, времени не много, а обсудить есть что. Так что к делу, если ты не против.

— Готов.

И Тихонин, и его заместитель вроде несколько поуспокоились после произошедшей пару минут назад баталии, поэтому Виноградов не удивился, когда Борис Михайлович нажал на кнопку селектора:

— Кофе принесите. Бутерброды тоже! Остального не надо.

— Хорошо, — отозвался динамик очаровательным голосом привыкшей ко всему Светочки.

— Владимир Александрович, вас рекомендовал господин Чайкин как человека, которому можно доверять… Вы давно знакомы? — Взгляд у Тихонина был умный, но без той настороженности, которая непременно поселяется в человеке после некоторой череды жизненных неурядиц и разочарований.

— Несколько лет.

— Давно не встречались?

— У нас есть определенный круг общих знакомых…

Виноградов снова прокрутил в памяти недавнюю встречу с бывшим коллегой за рюмкой коньяка, последовавший за этим звонок полузабытого «Сергея с Гавани», приглашение на беседу… И решил не вдаваться в подробности.

— Обычно я не доверяю бывшим милиционерам…

— Правильно, наверное, делаете, — пожал плечами Владимир Александрович. Ему захотелось поинтересоваться, а кому же в таком случае доверяет Тихонин, но это было бы расценено как дерзость.

— …но Сергей Юрьевич ручается!

— Благодарю за доверие.

— И лично вы производите достойное впечатление.

Хм… Неплохо бы узнать, что этот юноша с Уоллстрит имеет в виду: что у Виноградова ботинки почищены или что на протяжении всего разговора отставной капитан еще ни разу на ковер не сплюнул?

— Надеюсь, вы не собираетесь выдать за меня замуж свою старшую сестру?

— Простите, не понял?

Чайкин бросился спасать положение:

— Владимир Александрович хочет сказать, что если уж мы его пригласили…

— Верно! Это же вы меня пригласили, а не наоборот.

— Но ведь и вам нужна работа… Так?

— Мне нужна хорошо оплачиваемая работа. И то не всякая!

— Саныч, мы готовы заплатить!

— Тогда я слушаю. Или — до свидания. — Виноградов очень не любил подобных прелюдий, обычно за ними следовали угрозы, что «в случае утечки информации»… А потом все заканчивалось какой-нибудь ерундой, вроде просьбы проверить на судимость или сотрудничество с органами нового инкассатора. Или пожелания шефа установить, когда и с кем его супруга резвится под предлогом занятий шейпингом. — Сергей, ты же меня знаешь!

— Саныч, ты просто не понял. У шефа нет пока опыта общения с ребятами из твоей… сферы бизнеса.

— Все, Владимир Александрович! Простите. Я тоже предпочитаю не ходить вокруг да около. Вы вообще что-нибудь про нашу ситуацию слышали?

— Весьма отрывочно.

— От людей Василевича?

Фамилию Виноградов услышал впервые в этой же приемной, минут пятнадцать назад, но данный факт предпочел не афишировать:

— Разные бывают источники информации…

— Ладно, это ваша кухня. Но все-таки?

— Борис, давай расскажем все с начала. Чтобы он от нас узнал, как было на самом деле. Без всякой шелухи!

— Тогда лучше ты, Сергей. Это твой человек, раз уж решили.

История, видимо, и вправду была достаточно деликатная — ни шеф, ни его заместитель начинать не спешили. Владимир Александрович также с какими-либо инициативами не высовывался.

— Дело в том, что раньше мы работали в Невском банке недвижимости. Слышал? — Дольше тянуть паузу стало неприлично, и Чайкин принял ответственность на себя.