Теперь — стараниями самого же Виноградова — попасть на прием к шефу оказалось значительно сложнее, чем раньше.

Сначала Владимир Александрович и Олаф пообщались с охранником в форме — отменная вежливость парня только усугубилась оттягивающей его пояс кобурой со здоровенным револьвером. Шепнув что-то по рации, охранник направился наверх.

В холле под звон металлодетектора приятели уже приготовились выложить на столик содержимое своих карманов, но были избавлены от этой процедуры — в первую очередь благодаря настойчивому вмешательству секретарши. Впрочем, личный телохранитель господина Геллера с Виноградовым уже встречался при вступлении в должность и роль его себе представлял, поэтому на догматическом соблюдении процедуры также не настаивал.

— Нас просят войти.

Это можно было и не переводить, приоткрытая дверь и приглашающий жест выглядели достаточно убедительно.

— Здравствуйте, господин Геллер!

Не вставая из-за стола, хозяин кабинета ответил и указал рукой на места напротив.

— Господин Геллер говорит, что ждал тебя несколько раньше.

— Переведи, что пришлось заехать в полицию. Кое-что уточнить.

— Он спрашивает, тебя опять вызывали?

— Нет, просто возникла необходимость. В интересах дела.

— Господин Геллер еще раз просит отметить, что полагается на твою порядочность. И умение дозировать откровенность в разговорах с представителями властей.

— Я руководствуюсь прежде всего интересами работодателя.

— Это похвально. Есть какие-то сдвиги?

— Да.

Геллер выжидательно посмотрел на Владимира Александровича, но, не услышав продолжения, заговорил сам.

— Господин Геллер считает, что это несколько более лаконичный ответ, чем он ожидал услышать.

— Мне осталось совсем немного. Кажется, взятый мной след оказался верным.

— Сколько еще нужно времени?

— День-два. Вряд ли больше.

— Это приемлемо. Вам выплачен аванс?

— Да, благодарю. Это всегда кстати.

— Мне хотелось бы получить за хорошие деньги хорошую работу. Это естественно.

— Я пока не давал повода для недовольства.

— Да. Поэтому господин Геллер считает необходимым предупредить — к началу лета он переезжает в Россию. Новый офис уже подготовлен.

— Поздравляю!

— Будет много работы, и господин Геллер очень рассчитывает на твою помощь, особенно на этапе первоначального закрепления в Санкт-Петербурге.

— Надеюсь, до этого многое, если не все, в этом трагическом покушении прояснится. Мы работаем на совесть.

— За это господин Геллер платит деньги: и полиции — как налогоплательщик, и тебе — как работодатель.

— Я щас пошлю его на хрен…

— Обидчивый какой! Привыкай.

Под внимательным взглядом Геллера журналист сделал вид, что переводит этот обмен репликами. Получилось не слишком убедительно, но хозяин сделал вид, что поверил:

— Вы просили данные по пейджингу. Вот!

Виноградов принял из рук собеседника дискету.

— Тут с начала апреля. Дольше информация не хранится.

— Прекрасно.

— Можете воспользоваться компьютером в приемной. Я прикажу секретарю.

— Спасибо. Вероятно, мы так и поступим. Да, кстати! Кто в вашей семье оплачивает счета?

— Какие счета?

— Телефон, аренда дома, разные взносы…

— Незначительными текущими расходами ведает фру Геллер. Господин Геллер вмешивается, только если траты превышают разумные пределы.

— А часто так случается?

— Нет. Фру Геллер достаточно рационально ведет хозяйство, у мужа нет оснований ее контролировать. Сначала, в первые месяцы жизни в Швеции, случались недоразумения… Господин Геллер надеется, что эти вопросы имеют смысл. В противном случае их можно расценить как бестактность.

— Прошу прощения! Но… У госпожи Геллер достаточно карманных денег?

— Слушай, я даже переводить это не буду! — изумился Олаф. — Где ты видел бабу, которой бы хватало карманных денег? Может, у вас в Сибири…

— Ладно, вопрос снимается. Давно ли в доме эта экономка, фрекен Эльза?

— Достаточно давно. Она работала еще у родителей господина Геллера.

— Вот как?

— Она из нелегальной доперестроечной эмиграции. Бежала с острова, кажется, Саарема, на лодке. В те времена легко было получить статус беженца, а потом и гражданство — тем более что ее отца расстреляло НКВД. Он был… как это… пособник оккупантов.

— Я примерно так и подумал. Представляю, как они жили с госпожой Геллер!

— Да. Отношения были сложными. Но господину Геллеру не хотелось расставаться ни с одной из них.

— Скажите, «мерседес» был застрахован?

— Странный вопрос. Естественно. В цивилизованных странах принято страховать имущество. А у вас?

Зябко поежившись — со стороны залива основательно поддувало и, несмотря на яркое солнце, простуду можно было подхватить в пару минут, — Владимир Александрович сунул руки в карманы. За спиной, в гулкой тишине «Аквариума», остались лупоглазые глубоководные чудовища, мерное колыхание морской зелени, световые блики, блуждающие по искусственному мрамору пола. Там же, впрочем, осталось и некоторое количество крон, уплаченных за билет.

Немноголюдные в этот час дорожки острова были вымыты вчерашним дождем, пространство, свободное от наползающих друг на друга музеев, уже вовсю потрясало свежей весенней листвой.

— Эй, это вы? Я не обозналась?

— Видимо, не обознались.

— Точно! Надо же… Смотрю и думаю — он, не он? Приятная неожиданность.

Как же, неожиданность! Такая, знаете ли, из числа хорошо отрепетированных. Впрочем, к подготовке этой случайной встречи приложил кое-какие усилия сам Виноградов. Например, оставил на автоответчике семейства Геллеров сообщение, что после двенадцати будет в полиции, чтобы поделиться выводами, а до того — зайдет к рыбкам стокгольмским, попрощаться. На русском языке, причем говорил так, что если бы господин Геллер раньше всех магнитофон включил, то все равно попросил бы перевести.

— Я тоже рад. Катаетесь?

— Заезжала к подруге. Подвезти?

— Да, собственно, время есть. Но все равно спасибо.

Владимир Александрович обошел беленький «гольф» и уселся рядом с госпожой Геллер.

— Не бойтесь! — засмеялась та, перехватив настороженный взгляд Виноградова, брошенный на задние сиденья. — Нет там никакого страшного злодея. Никто удавку не накинет и шприц с ядом не вколет.

— Это бодрит, — смутился Владимир Александрович. — Значит, еще поживу.

— Некоторое время.

Госпожа Геллер произнесла это совершенно серьезно, выдержала паузу и лишь потом снова зашлась смехом:

— Эх, мужчины!

Машина свернула по набережной направо, в сторону парка Нобиля.

— Мне, вообще-то, в полицию. Нужно.

— Сам говорил, что время есть. По пиву? Я плачу, грех не угостить соотечественника.

— Ты же за рулем?

— Здесь можно.

— Уговорила!

В крохотном, стиснутом между двумя наполеоновской еще постройки домами дворике, прямо на вымощенном булыжником пятачке пестрели матерчатые зонты. Стандартные пластиковые кресла пустовали, только в углу, рядом с доской-ценником, мирно дремали над своим кофе три старушки.

Быстро принесли заказ.

— Ну?

— Что «ну»?

Так же незаметно, как произошел переход на «ты», сменились роли. Теперь не жена хозяина говорила с клерком, скорее запутавшаяся путана пришла на встречу с умудренным жизнью оперативником.

— Сколько я должна, чтоб ты не лез в мои дела?

— Деловой подход! А как ты думаешь?

— Зависит от того, как далеко ты зарылся в это дерьмо.

— Сложно спорить. Вообще-то шантаж — не мое хобби.

— Тысяча баксов!

— Это даже не смешно.

— Две?

— Зачем обижаешь?

— Слушай, у меня трудности с наличкой. Можно договориться, что часть сразу, а остальное… в виде стипендии.

— И камеру на двоих. С видом на Северный полюс.

— Да тебя убить дешевле, сволочь!

Виноградов сделал вид, что напряженно прикидывает, потом отрицательно покачал головой: