- Так оно и есть, - согласился Виталий Юрьевич. - Хотя я думаю, что все революционеры с прибабахом, хоть женщины, хоть мужчины. Доктор Лоран в книге 'Тюрем-ный мир' так комментирует поступки революционеров: 'нравственно помешанные психобольные, они всегда ло-вились обществом, считали себя его жертвами, и во время всех революций им принадлежит первое место'

Виталий Юрьевич помолчал и заключил:

- Quantum est in rebus inane!

- А Коллонтай? - сказала Ольга Алексеевна. - Кол-лонтай вроде была соратницей Ленина и вполне нормаль-ной.

- Это Коллонтай была нормальной? - возмутился Ви-талий Юрьевич. - Да она, мало того, что вышла замуж за троюродного брата, так после развода активно проповедо-вала свободную любовь и напропалую жила с революци-онной матросней. Причем, ей уже было за 40, а матросам - менее 20 лет.

- Вот что такое женщина, когда она сорвется с цепи, - серьезно заключил Алексей Николаевич, строго глянув на свою жену, а глаза его смеялись.

- Я тебе дам, 'с цепи', - обиделась Вера Сергеевна. - Самого на цепь посажу. Пошли-ка, а то засиделись. Пора и честь знать.

- На следующий день застолье продолжалось в тесном семейном кругу. Мила выглядела откровенно счастливой. Она кошечкой мурлыкала и прижималась к мужу, теребила его волосы, брала под руку, и прижимала к своей щеке, как дите дурачилась, а Владимир Сергеевич стеснялся, мягко отстранял ее, но видно было, что это ему приятно.

- Мила, дай человеку поесть! - одергивала дочь Ольга Алексеевна.

- Да ничего, пусть, - снисходительно разрешал Вла-димир Сергеевич.

Пили шампанское, которое принесли молодые. Вита-лий Юрьевич с Ольгой Алексеевной выпили по рюмке водки. Владимир Cергеевич водку пить не стал, да и шам-панское только пригубил, больше же налегал на закуску и ел с большим аппетитом. И Ольга Алексеевна в который раз порадовалась за Милу. 'Господи, какое счастье, что у дочери муж трезвый человек!' - думала Ольга Алексеевна и обещала про себя сходить в церковь и поставить свечку Николаю Угоднику.

Они пили чай, когда зашел Алексей Николаевич.

- Садись, Алексей за стол, - пригласила хозяйка.

- Да вы что? Господь с вами, - замахал руками про-фессор. - Я после вчерашнего обилия еще не отошел. И вообще мне уже худеть пора, вон живот на ремень вывали-вается. - Алексей Николаевич покачал руками чуть высту-пающий животик.

- Ну, хоть чаю, - настаивала Ольга Алексеевна. Но гость отказался и от чая.

- А вот это наш подарок молодым, - сказал он, протя-гивая конвертик Миле. - А вам, Володя, я хочу отдельно подарить вот эту книженцию.- Алексей Николаевич сам развернул обертку и протянул Владимиру Сергеевичу кни-гу в черном старинном переплете с золотым тиснением.

- Это 'Практический курс химии!' Н.П. Бородина, брата композитора с его автографом. Я знаю, что вы увле-каетесь химией, хотя приоритет отдали экономической науке. Книга, может быть, за давностью лет не интересна с точки зрения современной науки, но, несомненно, пред-ставляет интерес как раритет.

Владимир Сергеевич поблагодарил Алексея Николае-вича за подарок и тут же принялся листать книгу. Мила, стараясь сделать это незаметно, заглянула в конверт и с удовольствием отметила, что там лежало не меньше тыся-чи рублей сторублевыми купюрами. Она положила кон-верт в сумочку. В кафе им тоже почти все дарили деньги. Теперь это стало нормальным дарить деньги, а не подарки: практичный век - практичные отношения. Просто книга и лотерейный билет перестали быть 'лучшим подарком'. Теперь не дарили будильники, вазы и мелкую кухонную утварь. Экономнее и целесообразнее приобрести самому то, что тебе действительно нужно, имея наличную сумму на руках. И только Элька преподнесла Миле подарок, но подарок этот стоил нескольких конвертов. Элька подарила ей золотой браслет. Мила ахнула, обалдев от такой щедро-сти, тут же нацепила его на запястье и уже не могла рас-статься с этой прелестью, оставив украшение на руке до конца вечеринки.

Денег получилось неожиданно много, и они с гаком окупили все расходы на свадьбу.

- Ладно, Алексей, тогда пошли ко мне, - Виталий Юрьевич взял друга под руку. - Уж от рюмки водки, наде-юсь, ты не откажешься? Володя, ты с нами?

И мужчины, оставив женщин с их секретами, пошли в кабинет Виталия Юрьевича, прихватив графинчик водки и нехитрую закуску... В кабинете было не так жарко, как на кухне, где они только что сидели. Друзья уютно устрои-лись в мягких креслах за журнальным столиком, налили по рюмочке, выпили, закусили и, откинувшись на спинки кре-сел, с удовольствием помолчали, наслаждаясь уютом и по-коем. Владимир Сергеевич от водки отказался и сидел на диване чуть в сторонке, уткнувшись в 'Практический курс химии', подаренный Алексеем Николаевичем.

- Вот интересно, - лениво начал разговор Виталий Юрьевич. - Народ пришел к власти в 1917 году. Но власть, и уже не народная, тут же прижала тот народ, который пришел к власти, так и оставив его с носом. Сейчас ту власть заменили новой, которая опять жиреет, а народ стал еще более нищим, чем был. И опять в воздухе носится со-циалистическая идея, и народ откликается положительно, потому что коммунисты, - чуть не сказал 'большевики' - мгновенно отозвались на человеческую боль и 'на ура' принимают, например, вопрос об отставке Президента, предъявляя ему обвинения в геноциде собственного наро-да, в развале СССР, армии, войне в Чечне и расстреле Ду-мы в 1993 году и в других смертных грехах..

- Да просто люди устали и от Президента, и от Думы, больше похожей на сумасшедший дом, политизированной, с драками, скандалами и шутами, - с усмешкой ответил Алексей Николаевич. - А коммунисты, заметь, всегда живо реагируют и моментально откликаются на самые насущ-ные проблемы народа. Они всегда с народом, всегда в гуще политических событий, хотя, в результате, осуществив по-ставленные задачи, моментально забывают про этот самый народ, на плечах которого пришли к власти. Вы же помни-те, что действительно произошло в 1917 году?

- Монтень говорил: 'Трудно судить, что истинно, что ложно только на основании нашей осведомленности'. А тем более, что осведомленность наша однобокая, - скепти-чески заметил Виталий Юрьевич.

- Действительно, однобокая. А чтобы она не была од-нобокой, и существует свобода слова и печати. Мы много-го не знаем, потому что та 'правда', которую преподноси-ла нам советская власть через СМИ, была не совсем прав-дой, и новая власть была какой угодно, только не народ-ной. Вот то, что большевики во главе с Лениным нахрапом захватили власть, поправ закон - это правда. Но ложь, ко-торая приклеилась к нам на долгие годы как репей к шта-нине, так потом и бежала за нами как собака за хозяйской телегой.

- А вот ученый Гундаров, - оторвался от книги Вла-димир Сергеевич, - считает лучшей моделью власти имен-но Советскую власть, которую уничтожил Сталин.

Алексей Николаевич удивленно вскинул брови. Вита-лий Юрьевич недоуменно посмотрел на Владимира Сер-геевича.

- Обоснуйте! - сказал Алексей Николаевич.

- Пожалуйста. Если примерно 70% богатств страны будут общенародными, а 30% - в частных руках при пол-ной деидеологизации экономики, мы преодолеем нищету и не станем заложниками олигархов. Другими словами, лучшая экономическая модель - планово-рыночная. Это нигде в полной мере нереализованная идея конвергенции , суть которой коротко выражена формулой 'Обломов и Штольц сразу'. Совмещение уважения к личности и пре-имущество коллективизма.

- Может быть, это и лучшая модель власти, - париро-вал Алексей Николаевич. - Не знаю, я не экономист, вам Володя виднее. Только где вы видите совмещение уваже-ния и личности при Ленине? Знаете, Струве говорил о Ленине, как о человеке, который не видел человека? То есть для него человек был безличен. 'От Ленина веяло холодом' - вот его слова. Все эти 'дети у елки' - спектакль. И вся система характерна тем, что она отличалась бездуховностью. Да что говорить, если известны слова Ленина: 'посадить в тюрьму десяток богачей, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы' и 'расстрелять на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве'. Или, 'Пока мы не применим террора - расстрел на месте к спекулянтам, ни-чего не выйдет'. А после этого 'красное колесо террора' катилось по России. Председатель Петроградского ЧК распорядился расстрелять 1300 человек, заключенных в петроградских тюрьмах. Не было ни одной губернской или уездной ЧК, которая бы не приняла решение о расстрелах. Расстреливали, где попало: монархистов, республиканцев, зажиточных крестьян, офицеров, священников...до бесконечности.