- Между прочим, Мила, - Виталий Юрьевич нервно помешивал ложечкой чай, и пальцы немного дрожали. - Дружба предполагает гораздо большее, чем обмен секре-тами по телефону или при встречах. Настоящая дружба - это не только взаимопонимание, но и готовность придти на помощь в любую минуту. Как говорится, все пополам... В школе мы дружили с Мишей Горлиным, а мой отец, твой дедушка, тогда работал техноруком, по-нынешнему, глав-ным инженером, на швейной фабрике. После войны все было трудно. Бабушка твоя, когда трюмо на базаре купила, радости не было предела. Так и с одеждой. Мне сшили на фабрике по госцене из недорогой ткани в рубчик пальто с поясом, первое нормальное пальто. А это было в десятом классе, когда мы уже на девочек посматривали. И когда отец мне сказал про пальто, я спросил: 'Пап, а Мишке?' И отец, ни минуты не колеблясь, ответил: 'Конечно, сын'. А отцу не так-то просто было заказать не одно, а два паль-то... Тогда у людей совесть была на первом месте, и честь берегли.
- Ты бы, пап, еще прабабушку вспомнил. Давайте до-говоримся так: со своими друзьями я сама разберусь. Мо-жете чем-то помочь, помогите, а нет - лучше молчите. А то, как говорят умные люди: 'Легче всего давать советы, потому что они ничего не стоят'.
- Да, совсем забыла. Насчет помочь. Вот сто тысяч рублей. - Ольга Алексеевна вынула из кармана халата при-готовленные деньги. - Это немного, конечно, но все же ка-кие-то деньги... Дома-то какая еда есть?
- Ой, спасибо, мам! - обрадовалась Мила. - Сейчас что-нибудь куплю. Да, мам, я Катьку у вас оставлю. Зав-тра, может быть, в детский сад отведете? А я после работы забегу.
Мила встала из-за стола.
- Не хочу с бабушкой, хочу с тобой, - заявила Катя.
- Я тебе покапризничаю. Как миленькая останешься и слушаться будешь. Узнаю, что не слушаешься, в угол на целый день поставлю, - пригрозила Мила.
Катя захныкала, и Ольга Алексеевна стала утешать:
- Это чего ж ты с бабушкой не хочешь оставаться, а? Это что ты бука сегодня такая? А мы рисовать сейчас бу-дем, я новые краски нашла. А еще шить будем. Будем шить?
Катя подумала, взвешивая, что лучше, зареветь или остаться так. Реветь не очень хотелось, а мама все равно с собой не возьмет. И Катя согласилась рисовать и шить.
- Мила, ты бы картошки взяла немного. Нам с отцом хватит, - предложила Ольга Алексеевна.
- Спасибо, мам, потом - отмахнулась Мила.
- А ты куда сегодня?
- В ресторан, мам.
Ольга Алексеевна подняла брови, Виталий Юрьевич вопросительно посмотрел на дочь.
- Да успокойтесь, родители. Из Бельгии приехала Линка с мужем в отпуск. Приглашают. По сколько-то сбрасываются все наши. За меня, как я самая бедная, пла-тит Элька Михеева.
- Мила, девочка, ты, главное, не падай духом. Время такое сейчас. Подумай, что есть многие, которым хуже, чем нам. И ты посмотришь, все утрясется.
- Твоими устами, пап, да мед пить. Все я понимаю... А кто это у вас в подъезде стекло выбил? - спросила вдруг Мила. - Ремонт не собираются делать?
- Да ты что, какой ремонт? - искренне удивилась Оль-га Алексеевна. - В ЖЭУ сроду денег нет. Платим, платим, - как в бездонную яму... а в подъезде денег не соберешь. Хотели кодовый замок поставить, нужно было по пятьде-сят тысяч собрать. Из тридцати квартир только десять сда-ли. Пришлось деньги вернуть. Так и живем, как в проход-ном дворе. Здесь же алкаши каждый день водку распива-ют.
- А толку-то от твоего кодового замка! - возразил Ви-талий Юрьевич. - В третьем подъезде стоит кодовый, а там все равно бомжи ночуют.
- Ладно, я побежала, - заторопилась Мила.
Она поцеловала мать с отцом и выскочила за двери. Ее каблучки простучали по ступенькам, расхлябано хлоп-нула дверь в подъезде, и все стихло.
- Мерзко на душе, - поморщился Виталий Юрьевич.
Ольга Алексеевна промолчала.
Они сидели в зале на диване. Уже смеркалось, но они не включали свет и не включали телевизор. Просто сидели рядышком и больше молчали, чем говорили. Катя мышкой затихла за дедовым письменным столом в спальне и увле-ченно мазала акварельными красками по бумаге, благо бу-маги Виталий Юрьевич не пожалел и дал много.
Ольга Алексеевна думала о своем. Ей вспомнилась свадьба дочери с Андреем. Андрей ей тогда понравился: высокий, ладный, с военной выправкой. Мила училась на третьем курсе Университета, а он заканчивал высшее во-енное училище, но, соблазнившись быстрыми деньгами, которые легко зарабатывали его друзья на гражданке, от-крывая фирмы и ввязываясь в торговые предприятия, ушел с последнего курса, организовал с помощью отца столяр-ную мастерскую и стал грести деньги лопатой. В то время это было просто. Народ сметал с прилавков все, потому что товаров было мало, рынок только насыщался, разбога-тевшие предприниматели напропалую жировали, парились с девочками в саунах, играли в казино, проигрывались и пропивались в пух и прах, а кто устоял, строил поражаю-щие воображение русского обывателя коттеджи с бассей-нами и банями, и им требовались столярные работы и ме-бель на заказ. Мила, наивная дурочка еще, с головой оку-нулась в новую для себя, независимую от родителей и сво-бодную от родительской опеки жизнь. Чуть не каждый день цветы, дорогие подарки и компании. Все это не нра-вилось Ольге Алексеевне и Виталию Юрьевичу, и они го-ворили об этом дочери, но она и слушать ничего не хотела, огрызалась и обижала, заявляя, что нравоучений и нотаций ей с избытком хватило, когда она жила с ними. Ольга Алексеевна замолкала и, поджав губы, шла на кухню, а Виталий Юрьевич исчезал в спальне, где садился за пись-менный стол. Мила уходила, хлопнув дверью.
Однажды Андрей сказал Миле, чтобы она бросила свой Университет, от которого в жизни не будет никакого проку. 'Сейчас зарабатывать деньги можно и без образо-вания, - сказал тогда Андрей. - А уж если учиться, то нуж-но идти в коммерческий институт, тем более, там сейчас как раз есть знакомые, которые могут помочь'...
Разговор с родителями был резким, со слезами, с кри-ком и истерикой.
- Ты бросишь Университет только через мой труп! - заявила Ольга Алексеевна. - Получи диплом, и тогда хоть в коммерческий, хоть к черту на рога!
- Ладно, я вам принесу этот диплом, чтоб вы повесили его себе на стенку, - бросила Мила и хлопнула дверью так, что электрический звонок жалобно тренькнул, будто в ис-пуге.
Ольга Алексеевна догадывалась, что в семье дочери происходит что-то неладное. Но из Милы лишнего слова не вытянешь, хотя по ней было видно, что она что-то скрывает. Но однажды дочь пришла к ним в слезах и рас-сказала, что Андрей избил ее. Оказалось, что бил он ее и раньше. Катя по-детски непосредственно и даже с каким-то удовольствием сказала:
- А папа маму об дверь головой бил, а я испугалась и описалась.
Ольга Алексеевна дар речи потеряла, а Виталий Юрь-евич только головой покачал.
Когда Андрей приехал забирать вещи, Мила с доче-рью ушла из дома. Ольга Алексеевна и Виталий Юрьевич молча сидели в комнате, пока Андрей собирал вещи. Толь-ко Ольга Алексеевна спросила с укором:
- Как же ты так, Андрей?
- Я ее любил! И сейчас люблю. А она мне жизнь ис-портила, - с надрывом выдавил Андрей.
Был он выпивши, и Ольга Алексеевна сочла разум-ным разговор не продолжать, только пожала плечами, и ее брови, по обыкновению, взлетели вверх. 'Чем это она ус-пела ему жизнь испортить?' - подумала она.
Андрей поступил по-мужски. Это в нем всегда при-сутствовало. Все, что он купил в квартиру, а было там все: и дорогой холодильник, и импортный телевизор-двойка, и печь СВЧ, и мебель - он ничего не взял. Квартиру же ей оставила бабушка, мама Виталия Юрьевича, которая очень любила внучку и, слава Богу, не дожила до этой непри-глядной истории...
Виталий Юрьевич пытался сосредоточиться на руко-писи своего романа, но мысли путались. То вспоминался завод, то вставало перед глазами лицо дочери, и сердце Виталия Юрьевича сжималось от жалости и бессилия по-мочь, оградить ее от тягостей, которые вдруг свалились на ее хрупкие плечи.
