Прагматизм велел соблюдать ее требования, поскольку, какова выгода Джарлакса, осуществлять попытку спасения, или даже выяснять местоположение Артемиса Энтрери на данный момент, так или иначе? Даже если бы Энтрери как-нибудь удалось пережить первоначальный захват и раннее заключение, то он, вероятно, к тому времени умер бы от старости.

Разве что…

— Так что теперь я надеюсь, что ты думаешь обо мне, также высоко, как думал об Энтрери, — сказал Атрогейт, отрывая его от размышлений.

— Что? — сказал удивленный Джарлакс, снова глядя на своего бородатого спутника.

— Он все еще с тобой, — пояснил Атрогейт. После всех этих десятков лет. Я думаю, что немногие другие удостаиваются большего, чем мимолетной мысли Джарлакса, даже если ты пришел к мысли, что тот, кого ты считал дохлым жив.

— Я заинтригован, это все.

Атрогейт смеялся над ним ревущим хохотом.

Лицо Джарлакса стало непроницаемым, и он смотрел прямо перед собой, подгоняя своего кошмара в немного более быстром темпе.

— Ага, наши дела закончены, значит, ты можешь найти Дзирта и его спутников, а?

Джарлакс натянул поводья, останавливая своего коня, и повернулся, чтобы с негодованием посмотреть на дворфа. Атрогейт действительно задел Джарлакса за живое. Он знал, что мало может сделать, чтобы изменить прошлое, но по некоторым причинам, для него было важно внести ясность с Артемисом Энтрери.

— Почему тебя это волнует, эльф? — спросил его Атрогейт.

— Я не знаю, — честно ответил Джарлакс.

Эффрон не очень любил снег, но на Побережье Мечей выпало больше, чем обычно зимних осадков, поскольку приближался поворот к Году Шестирукого Эльфа. Он вернулся для проверки продвижения или отступления тэйцев, как потребовал его учитель. Лорд Дрейго сказал ему быть тщательным и не беспокоиться, и настойчивость старого чернокнижника на том, что эта миссия была важна, резонировала с Эффроном, тем более, потому что он знал, что показывая свою лояльность Дрейго Проворному, и его компетентность в выполнении этих требований будет, вероятно, вознаграждена.

При всем своем отчаянном желании отплатить Далии, Эффрон понял, что ему не справиться в одиночку. Ее окружали сильные союзники, и ему необходим сильный ответ. Ресурсов и личной силы лорда Дрейго Проворного было бы более чем достаточно.

Поэтому Эффрон вновь честно пошел в Лес Невервинтера, и полностью разведал и проследил за остатками сил тэйцев, особенно за личем, известным как Валиндра Теневая Мантия. Ашмадай были рассеяны и не имели лидера, не представляя никакой угрозы городу или всяким амбициям Дрейго Проворного в этой области, если они у него были. У Эффрона не ушло много времени, чтобы понять, что его последний доклад лорду Дрейго был правилен, поскольку он не узнал ничего о Валиндре Теневой Мантии, что указывало бы на что-либо кроме чистого безумия. В отдельных случаях лич покидала свою древовидную башню и блуждала по лесным тропам, взывая к Арклему Гриту или Дор’Кри, редко произнося имена правильно без некоторого безумного заикания, волнения и причитания, а иногда без причины бросая болт пурпурно-черной некромантской энергии в дерево или птицу.

Эффрон полагал, что она достаточно скоро будет поймана гражданским гарнизоном Невервинтера и должным образом убита.

Затем он отвел глаза от Валиндры и тэйцев, что скрывались в лесу. Теперь он смотрел на Невервинтер. Каждый раз, когда он замечал активность возле городских ворот, он всматривался внимательно и с тревогой, как будто ожидал, что Далия появится в поле зрения. И что он сделал бы, если бы это случилось, он должен был спросить себя?

Будет ли он держать свое обещание Дрейго Проворному, быть сдержанным и терпеливым?

Он сказал себе, что будет, он должен был быть осторожным, несмотря на смерть его отца, Херцго Алегни. Однако, не раз, он задавался вопросом, не лгал ли он самому себе.

Утром он решил провести последний день возле города, Эффрон обошел вокруг стены, находя пустые области, которыми он мог переместиться глубже в город с его призрачной формой и другими различными способами магической невидимости.

К концу утра он охватил большую часть периметра и предпринял четыре вылазки в город, но большой участок стены был все еще не разведан. Он чуть не ушел к северной дороге, почти убедившись, что Далия действительно ушла, как намекал лорд Дрейго.

— Я никогда бы не подумала, что ты настолько глуп, чтобы вернуться сюда, если только не во главе войска, — прошептал голос позади него через несколько сердцебиений после того, как он убедил себя в последний раз осмотреться.

Эффрон замер на месте, подготавливая сочетание заклинаний, чтобы уйти или нанести сильный удар, ибо он знал этот голос, и что более важно, знал дьявольскую правду позади него.

— Послушай, молодой тифлинг, нам не обязательно быть врагами, — сказала рыжеволосая женщина.

— Однако я помню, в тот день ты была на площади возле моста, в рядах моих врагов, — напомнил ей Эффрон.

— Ну, я не говорила, что позволю вам завоевать мой город, — ответила женщина. — Ты вернулся с такими намерениями? Если так, пожалуйста, скажи, что я могу сейчас с тобой сделать.

— Ты недооцениваешь мои навыки.

— Ты знаешь мою правду, — ответила она.

Эффрон развернулся, чтобы смотреть на нее. Она казалась настолько простой и спокойной, даже неописуемо. В этот момент она источала материнство, и Эффрону пришло в голову, что ему жаль, что у него не было такой матери. Теплой и утешительной, чтобы обнимала его и говорила, что все будет хорошо…

Кривой чернокнижник посмеялся над собой и отбросил эту мысль. Это была Аруника. Аруника была дьяволицей, суккубом из Девяти Кругов, под покровом простой и нежной рыжеволосой женщины с немного веснушчатым лицом. Обычная горожанка Невервинтера, занятая повседневными заботами, как и любой добрый человек.

— Ты охотишься за Баррабусом и этим мечом, — заметила Аруника.

Эффрону пришло в голову, что, в конце концов, возможно, что она всего не знала.

— Что ты о нем знаешь? — спросил Эффрон. — И его о спутниках? — тут же добавил он, стараясь не казаться слишком очевидным.

— Почему я должна тебе говорить?

Эффрон провел здоровой рукой между своими рогами и почесал в фиолетовых волосах. Это был хороший вопрос, он вынужден был признать.

— У меня есть информация, которую ты хотела бы услышать, — предложил Эффрон несколько мгновений спустя.

— Говори.

— Ну, в этом весь смысл, не так ли?

Аруника над ним рассмеялась. — Я уже установила, что знаю то, что знаешь ты.

— Не это, дьяволица.

— Я должна тебя убить за мучение моего бесенка, — заметила Аруника. — Не ради бесенка, конечно, а из-за нарушения соглашения. Инвиду моя собственность, и поэтому я требую вознаграждение. Расскажи мне свою тайну, кривой чернокнижник.

— Хорошо, — пообещал Эффрон. — А ты расскажешь мне о Баррабусе.

— Я тебе ничего не должна.

— Но какой вред в том, что ты мне расскажешь? Ты, конечно, не преданна Баррабусу Серому, и, разумеется, его спутнику, этому дроу-следопыту. Действительно, если бы Дзирт узнал правду о Арунике, он бы изгнал тебя с земли.

Выражение ее лица показало, что она неприятно удивлена этой завуалированной угрозой. — Тогда мне следует удостовериться, что все, кто мог бы выдать эту тайну, уничтожены. Это твоя цель?

Теперь рассмеялся Эффрон, но это был неловкий ход.

— Я не скажу ему... ничего, — сказал кривой чернокнижник. — А также Баррабусу, Далии и другим. Ты была свидетелем сражения на мосту, когда Херцго Алегни был изгнан с этой земли. Уверяю тебя, Эффрон вовсе не друг этим троим. Но я рассказал правду о Арунике другим, моим собратьям нетерезам, включая некоторых лордов, которые не одобрят твои угрозы против меня. Остерегайся, суккуб, иначе испытаешь на себе гнев Нетерила.

Аруника тяжело на него посмотрела, и все же, даже при таком взгляде, в этом существе оставалось нечто весьма привлекательное.