— Эффрон приходил ко мне, — сказала она.
— Ища пантеру.
Мираж кивнула, и Дрейго Проворный отметил, что она держала бренди, который он налил для нее, хотя он не вручил ей бокал, и она не подходила его взять — или, по крайней мере, казалось, что не приходила и не взяла. — Я знаю, что Эффрон отчаянно желает убить эту тварь Далию.
— Больше силы ему, тогда! — с эйфорией ответил Дрейго Проворный.
Но Мираж не купилась на его притворную эмоцию, так как она стояла, качая головой.
— Да, она — его мать, — ответил Дрейго Проворный на ее невысказанный вопрос. — От Херцго Алегни. Далия бросила его с утеса сразу после его рождения, пламенного эльфа. К сожалению, падение не проявило милосердия и убило его, он приземлился среди нескольких сосен. Деревья нарушили его падение и сломали позвоночник, но, увы, он не поддался смерти.
— Его травмы...
— Да, Эффрон был и остается, в известной степени, сломанным, — пояснил чернокнижник. — Но Херцго Алегни не отпускал его. Не физически, и даже не эмоционально, много лет, пока не стало ясно, насколько мал потенциал Эффрона.
— Кривой. Слабый.
— И к тому времени...
— Он был дублером, многообещающим молодым чернокнижником под зорким оком великого Дрейго Проворного, — рассуждала Мираж. — И более того, он стал вашим кистенем, для того, чтобы крошить упорную волю постоянно хлопотного Херцго Алегни. Он стал ценным для вас.
— Это — трудный мир, — посетовал Дрейго Проворный. — Нужно искать любые средства, чтобы правильно ориентироваться в циркулирующих морях.
Он поднял бокал в тосте и сделал еще глоток. Мираж поступила по его примеру.
— И какие средства вы ищете сейчас через пантеру? — спросила она.
Дрейго Проворный пожал плечами, как будто это было не важно. — Как хорошо вы знаете этого Эрлиндира ныне?
Настала очередь Миража пожать плечами.
— Он приветствовал бы вас в своей роще?
Она кивнула.
— Он — ученик Миликки, — заметил Дрейго Проворный. — Вы знаете его положение?
— Он — сильный друид, хотя его ум притупляется с возрастом.
— Но он избран богиней? — спросил Дрейго Проворный, более настойчиво, чем намеревался, ответом Миража было напряжение, ее беспокойство возросло — понял он.
— Не обязательно быть единственным, чтобы получить силу?
— Более того, — давил Дрейго Проворный
— Вы спрашиваете меня, имеет ли Эрлиндир особую милость Миликки? Избранный?
Старый чернокнижник и глазом не моргнул.
Мираж смеялась над ним. — Если бы он был им, вы думаете, я бы не решилась так его обмануть? Вы считаете меня глупой, старый чернокнижник?
Дрейго Проворный отмахнулся от глупых вопросов и сделал глоток, молча ругая себя за нетерпение, преследование такой надуманной идеи. Он понял, что был вне своей игры. Интенсивность бесед с Паризе Алфбиндером начала на него влиять.
— Может ли этот Эрлиндир знать о других избранных его богини? — спросил он.
— Вероятно, глава его ордена.
— Нет — или возможно, — сказал чернокнижник. — Я ищу тех последователей, известных как 'Избранные'.
— Миликки?
— Всех богов. Любые сведения, что вы соберете для меня по этому поводу, будут хорошо приняты и щедро вознаграждены.
Он пошел налить еще напитка, когда Мираж спросила с сильным скептицизмом и сильной интригой, — Дзирт До'Урден?
Дрейго Проворный снова пожал плечами. — Кто знает?
— Возможно Эрлиндир, — ответила Мираж. Она осушила свой бокал и начала уходить, остановившись только взглянуть на комнату, где вышагивала плененная Гвенвивар.
— Наслаждайтесь вашим временем на Ториле, — заметила она.
— Наслаждайтесь... — пробормотал себе под нос Дрейго Проворный, когда она ушла. Такой совет он слышал не часто.
Часть I
Сломанное дитя
Я не думал, что это возможно, но мир вокруг меня становится еще более серым и запутанным.
Насколько широка была линия меж тьмой и светом, когда я впервые вышел из Мензоберранзана. Я был так полон праведной уверенности, даже когда моя собственная судьба казалась незначительной. Но я мог биться кулаком по камню и провозгласить, “Этот путь сделает мир лучше. Это правильно, и это неправильно!” с большой уверенностью и внутренним удовлетворением.
И теперь я путешествую с Артемисом Энтрери.
И теперь моя любовница — женщина…
Линия меж тьмой и светом истончается. Что когда-то казалось четким определением, быстро ложится в туман путаницы.
Где я блуждаю со странным чувством отрешения.
Этот туман, конечно, всегда был там. Это не мир, который изменился, просто мое понимание его. Всегда были и всегда будут, воры как фермер Стайлес и его банда разбойников. Согласно букве закона, они конечно преступники, но не масштаб безнравственности снижается сильнее в ногах лордов Лускана и даже Глубоководья, социальные структуры которых помещают таких людей как Стайлес в нелегкое положение? Они охотятся на дорогах, чтобы выжить, поесть, ради жалкого существования на краях цивилизации, которая забыла — да, даже оставила! — их.
Таким образом, на поверхности, даже эта дилемма кажется прямой. Все же, когда Стайлес и его банда действуют, разве они не нападают, нападают, возможно, даже убивают, не более чем марионетки кукловодов — одинаково отчаявшиеся люди, работающие в шатких структурах общества, чтобы прокормиться самим?
Где тогда конец морального масштаба?
И возможно, что еще более важно, с моей собственной точки зрения и моего собственного выбора, где тогда я мог бы лучше всего следовать принципам и истинам, которыми я дорожу?
Я буду исключительным игроком в обществе кого-то, заботясь о своих личных нуждах способом, созвучным с тем, что я считаю правильным и справедливым? Отшельником, живущим среди деревьев и животных, сродни Монтолио де Бруши, моему давно потерянному наставнику. Это было бы самым легким курсом, но будет ли этого достаточно, чтобы успокоить совесть, которая долго провозглашала сообщество превыше себя?
Я буду крупным игроком в небольшом водоеме, где мое каждое управляемое совестью движение посылает волны на окружающие берега?
Оба этих варианта, кажется, лучше всего описывают мою жизнь до настоящего времени, я думаю, в течение прошлых десятилетий рядом с Бренором и Тибблдорфом, Джессой и Нанфудлом, где наши проблемы были нашим собственным. Наши личные нужды стояли выше окружающих сообществ, по большей части, когда мы искали Гонтлгрим.
Должен ли я решиться отправиться в озеро, где мои волны становятся рябью или в океан общества, где моя рябь вполне могла бы стать неразличимой среди приливов господствующих цивилизаций?
Где, я интересуюсь и боюсь, заканчивается высокомерие и реальность подавляет? Действительно ли опасно забраться слишком высоко, или я ограничен страхом, который будет держать меня слишком низко?
Я снова окружил себя сильными спутниками, хотя и, не с такими моральными устоями, как у моей предыдущей труппы и более неуправляемыми. С Далией и Энтрери, этой интригующей дворфой, которая зовет себя Амброй и монахом с большим мастерством, Афафренфером, я не сомневаюсь, что мы могли бы использовать нашу силу в некоторых насущных проблемах Севера Побережья Мечей.
Но я не сомневаюсь относительно риска в этом. Я знаю, кем был Артемис Энтрери, независимо от того, что я мог бы надеяться, кем он будет теперь. Далия, со всеми теми качествами, которые заинтриговали меня, опасна и преследуема демонами, масштаб которых я только начал постигать. И теперь я нахожу себя еще более выведенным из равновесия вокруг нее, поскольку появление этого странного молодого тифлинга обратило ее разум в опасную нестабильность.
Амбра — Амбер Гристл О'Мол из Адбарских О'Молов — из всей компании она наиболее внушала доверие, и все же когда я впервые ее встретил, она была частью банды, собиравшейся меня убить, а Далию лишить свободы, она помогала действительно темным силам. И Афафренфер… ну, я просто не знаю.
Что я действительно точно знаю, учитывая то, что я узнал этих спутников, то, что с точки зрения моих моральных обязательств перед теми истинами, которыми я дорожу, я не могу следовать за ними.
Могу ли я или должен убедить их следовать за мной, различный вопрос всех вместе.
Дзирт До’Урден
