— Против вашей воли?

— Да. Моя мать приехала, когда он родился, и они сказали мне, что понесут его купать, только после этого я уже не видела сына. И когда я попросила принести ребенка, ни его, ни моей матери уже не было в монастыре. Это несправедливо, миссис Шмитт, просто несправедливо.

Миссис Шмитт накрыла ладонью лежавшую на столе кисть Лорны.

— Да, дитя мое, это несправедливо. И меня обманули. Они сказали, что вы хотите избавиться от ребенка.

— Нет же, я хотела оставить его. Просто мне надо было… — Лорна сглотнула подступивший к горлу комок и бросила взгляд в сторону гостиной. — Мне надо было найти жилье, где я могла бы вырастить его. И мне надо было… поговорить с его отцом.

— Извините меня, мисс, но я не могу удержаться, чтобы не спросить… может быть, его отец молодой Йенс?

Лицо Лорны опечалилось.

— Да. И я очень люблю его, но они и слышать не хотят о нашей женитьбе. — Она с горечью добавила: — Потому что он не из тех, у кого есть летние дома на озере.

Миссис Шмитт уставилась на пенку на поверхности кофе.

— Ох уж эта жизнь. Она такая сложная. Так много в ней горестей… так много.

Они обе задумались над этими словами, а ребенок в это время спал, и мать миссис Шмитт тоже дремала в своем кресле, изредка дергая головой.

— Но я не могу сегодня забрать его с собой, — сказала Лорна.

— Но ведь все равно когда-нибудь заберете.

В глазах старой женщины появилась тоска. Теперь уже Лорна взяла миссис Шмитт за руку.

— Когда я найду жилье и устроюсь, вы сможете навещать его, когда захотите.

Но они обе понимали, что это невозможно, учитывая возраст миссис Шмитт, долгий путь пешком и поездки на трамваях, а кроме того, она не могла надолго оставлять свою старую мать.

— Когда я заберу его… — Лорна замялась, ей было неудобно, что в результате этого две женщины останутся без дополнительных средств к существованию, — вы сможете прожить без тех денег, которые вам платят мои родители?

Миссис Шмитт втянула щеки, отвела назад плечи и сказала, склонившись над чашкой с кофе:

— Мне удалось отложить немного.

Когда Лорна поднялась, собираясь уходить, мать кухарки проснулась, обтерла уголки рта и оглянулась по сторонам с таким видом, словно не понимала, где находится. Увидев Лорну, она сонно улыбнулась и кивнула, прощаясь.

— До свидания, — сказала Лорна. Проходя через гостиную, она поцеловала пушистую головку сына.

— До свидания, мой дорогой, я вернусь, — прошептала Лорна и подумала о том, что ей следует еще раз навестить его отца…

Следующий день принес с собой новую прохладу и ветры. Собираясь в поездку на Озеро Белого Медведя, Лорна тщательно выбирала одежду, совсем не такую, в которой была у Пенса в прошлый раз. Тогда на ней был девический наряд, подчеркивающий тоску о прошлых днях, но сейчас ей было не до девичества, не до тоски по былому. Она много выстрадала, повзрослела, многое поняла и предстанет перед Йенсом женщиной, борющейся за свое счастье и переживающей самый трагический момент в своей жизни. Лорна надела однотонный шерстяной костюм, теплое пальто из шкуры тюленя и в тон пальто муфту и шерстяной берет.

Сельский пейзаж за окном поезда выглядел таким, словно Лорна смотрела на него сквозь кружево. Деревья, поля, замерзшие ручьи — все казалось смутным и расплывчатым.

В вагоне поезда было холодно. Лорна поджала ноги, плотно закутав их полами пальто, и смотрела в заиндевевшее от ее дыхания окно. Она думала о том, что же она скажет Йенсу при встрече, но никогда еще не представляла себе более трудного разговора. Лорна уже больше не была той мечтательной, влюбленной девушкой, бегавшей на тайные свидания к кухонному работнику. Она была матерью, очень хорошей и в то же время очень плохой.

В памяти всплыло прекрасное личико Дэнни с белокурыми волосами, с глазами цвета морской волны. Он был так похож на своего отца! От этих полных любви воспоминаний на глаза навернулись слезы, а мысль о том, что она снова может потерять его, наполнила сердце страхом.

На станции Лорна наняла сани, чтобы добраться до северного берега озера. Укрытая меховой попоной, Лорна чувствовала, как на лицо падает снег и слушала шорох полозьев по снегу, перезвон колокольчиков под дугой и фыркающее дыхание лошади. Думала она только о Йенсе, о Дэнни и о себе.

Лорна издалека заметила мастерскую Йенса выкрашенную в зеленый цвет. На торце над большими раздвижными дверями висела вывеска с белыми буквами: «Харкен Бразуоркс». Слева была дверь поменьше с табличкой «Открыто».

— Ну вот и приехали, мисс, — объявил кучер, останавливая сани.

— Подождите меня, пожалуйста.

— Хорошо, мисс, я только привяжу Ронни.

Сколько раз после того, как она познакомилась с Йенсом, Лорна с трепещущим сердцем подходила к дверям? К двери входа для слуг, ведущего на кухню. К двери сарая, где Йенс строил «Лорну Д». К двери спальни Йенса, куда она тайком пробиралась по ночам и проводила несколько часов в его постели. И прошлым летом к дверям с противоположной стороны мастерской, когда пришла сообщить Йенсу, что у нее отняли ребенка. И вчера к двери желтого кирпичного дома, охраняемого собакой, надеясь, что найдет в этом доме их сына.

И вот сейчас она стоит перед очередной дверью, но чувства, охватывавшие ее в прежние разы, теперь усилились в десятки, сотни раз. Ведь если сейчас ее постигнет неудача, то она навсегда потеряет мужчину, которого любит.

Лорна глубоко вздохнула, приподняла черную железную скобу и вошла внутрь.

Рабочее место Йенса, как всегда, наполнило Лорну воспоминаниями о прошлом, воскресив в памяти запахи сырой пихты, свежеоструганной сосны, горящей древесины. Она увидела недостроенную яхту, и еще одну, которую, похоже, ремонтировали. В дальнем конце мастерской один из работавших что-то насвистывал, остальные разговаривали, и голоса их разносились эхом, словно под сводами храма. Дело Йенса расширялось, теперь уже шесть человек трудились над яхтами, парусами и такелажем. Увидев Лорну, кто-то из работников сказал:

— К тебе пришли, Йенс.

Йенс, гнувший вместе с Девином ребро, бросил взгляд через плечо и увидел стоящую возле двери Лорну.

Он замер, ошеломленный, прежде чем сумел придать своему лицу равнодушное выражение.

— Замени меня, Айвер, — попросил Йенс одного из работников и направился к Лорне. На нем была красная в клетку фланелевая рубашка, расстегнутая у ворота и с закатанными манжетами, из-под которых торчали рукава нижней рубашки. Волосы у Йенса были длиннее, чем обычно, они завивались, закрывая уши. Лицо его как будто представляло собой форму, с которой было отлито личико их сына, но, подходя к Лорне, Йенс сохранил на нем абсолютно равнодушное выражение.

— Здравствуй, Йенс.

— Здравствуй, Лорна, — ответил он с серьезным видом, стягивая мокрые кожаные перчатки, а Лорна в это время наблюдала за его лицом.

— Я бы не пришла, но у меня очень важное дело.

— Какое?

Резкий тон, которым было брошено это единственное слово, не оставлял сомнений во враждебном настрое Йенса.

— Мы не могли бы поговорить где-нибудь наедине?

— Ты пришла что-то сообщить мне, так давай говори.

— Ладно. Я нашла нашего сына.

Сердце Йенса учащенно забилось, он оцепенел, но постепенно взял себя в руки и снова изобразил на лице равнодушное выражение.

— Ну и что?

— Как это «ну и что»? Это все, что ты можешь сказать?

— А каких слов ты от меня ждешь? Ты, которая…

Открылась дверь, и в мастерскую, поеживаясь вошел кучер, закрыв за собой дверь.

— Здравствуйте, — произнес он, увидев Йенса.

— Здравствуйте, — ответил Йенс сквозь зубы явно не радуясь появлению нового лица.

— А холодно на улице. — Кучер взглянул на Лорну, потом снова на Пенса и понял, что помешал разговору. — Не будете возражать, если я погреюсь немного? Я привез леди.

Йенс кивнул головой в сторону печки.