Николай: Подожди, отец. Забежал ты вперед. Не спеши. До «Трактора» еще далековато. Пока он в самых младших командах играл.

Я почему все хорошо помню про брата?… Потому, что он был со мной неразлучен. Особого контроля за нами не было. Может быть, потому, что тревог мы не вызывали. На нас не жаловались. Ни соседи, ни школа. За ручку младших не водили с той поры, как они начинали ходить сами.

Семья у нас большая, четверо детей, и матери невозможно было отлучаться из дома надолго. Один уходит в школу, другой приходит. Четверых надо и накормить, и напоить, и обстирать, и, как говорится, обиходить. Отправить в школу, засадить за уроки. Молодой мама работала, а затем пришлось ей все же оставить работу. И отец работал один, тянул всю семью.

Вот мы с отцом рассказали, что Сережа при первой же возможности бежал на улицу играть в хоккей. Так это не потому, что он не был привязан к дому. Хоккей уж очень любил. А вообще он домашним был. Тянулся к родителям, к семье, к старшим братьям особенно. Он всегда стремился быть рядом, и, как старший, я хорошо помню, что где бы я ни был, Сережа неизменно крутился рядом с нами, с моими сверстниками. Мои товарищи называли его «хвостиком». Идем, скажем, на озеро купаться, Сергей тотчас же увязывается с нами. Раздеваемся. Народа много, мы и говорим, ты, мол, Сережа, посиди рядом с нашими вещами, посторожи, а мы вернемся – ты искупаешься. Только окунешься, вынырнешь, глядь, а он – рядом. Ты чего здесь, спрашиваю, кто же сторожит вещи, а он отвечает – зачем их сторожить, кто их возьмет? Трусы, майки – кому они нужны?…

Старался не отставать ни на шаг.

Сейчас, по прошествии времени, мне кажется, что общение с взрослыми на равных, а мы для него, несомненно, были взрослыми, было для него какой-то формой самоутверждения, приобщения к манящему миру старших.

Сережа был ненасытен в хоккее. Замечательная его выносливость и неутолимая жажда игры звали на лед. Ему все было мало, и оттого-то тренеры, с ведома врачей, позволяли ему играть больше, чем другим. И за команду своего возраста, и за старших. Тренеры боялись только одного – как бы большие его не обидели в игре, могут ведь толкнуть излишне грубо, умышленно зацепить малыша, могут и ударить. Сергей никого и ничего не боялся, да и догнать его на льду соперники не могли, он легко увертывался от них, ловко уходил от столкновений, тогда опасных для него. А в старших командах иногда такие «лбы» попадались, что страшновато за брата становилось: ростом он не вышел, а малыш – удобная мишень для демонстрации собственной удали.

Сергей играл за команды мальчиков и своего возраста, и следующей возрастной ступени. Сражался, бывало, и с теми, кто на три-четыре года старше его. Проводили все матчи тура в один игровой день, в воскресенье, с девяти утра. Сыграет он за свою команду и тут же – за следующую. А иногда, случалось, и еще за одну, если подходит тренер и просит помочь. Заводские команды небольшие, лишних игроков нет, и если кто-то заболеет, не может почему-либо сыграть (родители, например, наказали), то выручали младшие, проводя по два матча в день.

Не все было легко и спокойно. Подростки самолюбивы и безжалостны, и не каждому доставало понимания, что пацан против него играет совсем маленький, связываться с ним недостойно, но азарт в игре слепит, сбивает с толку, вот и начинали за ним порой просто охотиться. Помню такие случаи. К счастью, виртуозное владение коньками, а говорю сейчас, повторяю, о восьмилетнем Сереже, позволяло ему уходить от рискованных для него единоборств. Он просто ускользал от больших парней.

Домой приходил счастливый. Усталый, глаза ввалились, а буквально сияет счастьем. Спрашиваю, сколько ты забил сегодня, а он отвечает – за три игры штук под тридцать. Помню его рекорд – восемнадцать шайб за игру. Случалось, он обыгрывал всех в одиночку.

В той, первой его команде нашел он и друга, с которым дружит уже много лет. Леша Калинин. Он, правда, таких высот не достиг, но тоже играл потом в командах мастеров, во второй лиге. Они до молодежной команды с Сергеем вместе выступали.

Вместе росли.

Ребята из команды его любили, хвастались Сережей перед соперниками, одноклассниками, родителями.

Отец: Сергей готов помогать своим всегда. А качалось все это еще в детстве. Смотрит, туго дело в команде, собрал свои доспехи и помчался выручать друзей. Сил порой нет, не то что фуфайка – шлем мокрый. Снимет его, весь в поту, но с площадки не уходит…

Автор: Простите, перебью, вопрос есть. Вы сказали, как Сергей легко поднимался помогать друзьям, команде… Хорошо. Но не изменял ли он себе когда-либо?… Анатолий Владимирович Тарасов говорил несколько лет назад (с тех пор, конечно, прошло немало времени), когда Сергей уже был большим мастером, что по отношению к команде, игре Макаров не стал еще «колхозником», что он «единоличник». Верное ли это было замечание?…

Отец: Правда, так случалось. Когда он был мальчиком. И, наверное, потом, когда стал игроком сборной страны, коли тренер это заметил. Если он еще в детстве начал забивать голы, много голов, то, наверное, понятно, что он и сегодня старается не сдавать, старается, чтобы на его счету было побольше шайб. Может быть, какое-то время он и был, как говорится, «единоличником», поскольку только сам старался забить. Но сейчас у него и пасов много, даже больше, чем голов. Однако почему он старался забивать самолично? Игра такая была. Игра заставляла. Другой раз он даст пас, а партнеры шайбу потеряли. Сергей, значит, начинает ругаться, зачем я тебе отдал шайбу, мог бы, наверное, и сам забить. Он уверен в себе, привык на себя рассчитывать. А иначе получалась ерунда – он дал пас, а шайба в ворота не попала. Сережа в таких случаях очень переживал неудачу.

Ну а потом стал старше, начал понимать, что один-то в поле не воин, научился отдавать пасы…

Автор: Жажда гола – откуда она: стремление к победе своей команды или средство самоутверждения?…

Николай: Забить гол в нашей игре – самое главное. И не важно, какому сопернику: взятие ворот – цель и смысл игры.

Забить, обязательно забить, и как можно больше! Ради этого он и выходил на лед.

Не забьешь – не выиграешь… Эту истину в спортивных играх никто пока не отменял, верно?

И здесь автору кажется возможным еще одно отступление.

Однажды, правда, ему уже досталось на страницах газеты за склонность приглашать читателя за кулисы спорта и спортивной журналистики.

Но битому неймется.

Когда работа над рукописью заканчивалась, автор, после колебаний и даже определенных душевных терзаний, решил показать ее своему герою.

Макаров прочитал. Кое-что уточнил.

Опасаясь, однако, невысказанных обид, автор обратил особое внимание героя на некоторые абзацы.

И в их числе на тот, где упоминался давний упрек Анатолия Владимировича Тарасова.

Макаров:

– Да, я читал об этом. Как Анатолий Владимирович сказал мне, а дело происходило в 1981 году, на Кубке Канады, что пора «вступать в колхоз» и что потом, после окончания турнира, который мы выиграли, я спросил его, примут ли теперь меня в колхоз…

– И что же вы, Сергей, тогда чувствовали?…

– Когда именно?

– Во время первого разговора с тренером?… Сергей долго молчал, загадочно смотрел на меня. Усмехнулся:

– Не припомню я что-то этого разговора. Понимаете, не припомн ю…