Ладно, я немного утрирую. Если меня искупать и расчесать, одежду выстирать, а обувь хотя бы слегка протереть, то мой вид окажется не столь шокирующим. После долбанного ЛСД я пропотел, будто в баню сходил, поэтому не исключаю, что от меня несёт, как от целой конюшни. А ещё, кажется, не ел со вчерашнего обеда. Не знаю, может, Алана накормила меня, когда я пребывал в стране грёз? Но вряд ли.

Ох, мать вашу, я же пил кофе. Пил это горькое говно. Как меня инфаркт не хватил, учитывая учащённое сердцебиение от приёма наркотика? И на кой чёрт Алана напоила меня этим шлаком? Знает же, что от её порошка сердце изо рта выпрыгивает. Сдурела что ли? Однако моя ненависть к кофе поубавилась. Очевидно, тоже временный эффект этого галлюцинагенного дерьма.

Уныло разглядывая дизайн бара и с ещё большим унынием оценивая внешность офисных крыс, я прислушался к гвалту, доносящемуся откуда-то со стороны диванов. Столики с диванами - это вообще для элиты. Мне стало любопытно, что за мажоры настолько богаты, что в мегаприличном заведении разговаривают громче других мегаприличных посетителей. Незаметно повернув голову и скосив глаза за спину, я стал похож на глядящего из окопа фрица, только вместо окопа было моё плечо. За самым дальним столиком бурлила компания из шести крыс. Присмотревшись, я заметил среди этого сборища коротко стриженную рыжую голову, чей хозяин строил из себя душу компании. На миг он показался мне знакомым, и, чтобы стряхнуть наваждение, понадобилось одну за другой опустошить ещё три рюмки, из-за чего бармен снова одарил меня странным взглядом. Хотя... А вдруг именно алкоголь и виноват в новых глюках? Не мог я иметь знакомых среди Ублюдков высшего ранга.

Или мог.

- Лёха, уже?! Куда?! - выкрикнуло идеально выбритое, толстомордое существо в пиджаке, когда душа компании отделилась от её тела и встала из-за столика.

Если бы оно не произнесло это имя, я бы и глазом не повёл. Да я и так глазом не повёл, а обернулся, скорее, рефлекторно, как и любой человек, реагирующий на внешние раздражители.

- Да Лиля же заебёт, есь не приду, - объяснился рыжий, виновато поднимая руки вверх.

И тут меня прошиб пот.

Я аккуратно сполз с высокого стула, судорожно хватая неполную бутылку пальцами и не сводя глаз с рыжего, пересёкшего помещение и уже потянувшего на себя ручку двери. Бармен смерил меня полупрезрительным взглядом и проследил, как мигом покрывшийся испариной рокеро-хипстерский бродяга рванул следом за тем мужиком.

Теперь я уверился в том, что у рыжих нет души. Нет, разумеется, нельзя грести всех под одну гребёнку, но это был первый рыжий, которого мне довелось узнать относительно близко. Как сыщик из пошлого детектива, я шёл за этим мужиком с маниакально искривлённой мордой и полупустой бутылкой водки в правой руке. Ладно, сыщику не понадобилась бы водка, но девать её было некуда. Выкинуть? Нет уж - жаба душит.

Мать вашу... Такое странное совпадение.

А я ведь не сразу узнал его. Бесцветные ресницы, бесцветные брови, красная рожа, скопление прыщей на висках. На фотографии было явно видно, что этот мужик из тех, кто отказывается признавать свой возраст и пытается выглядеть лет на пятнадцать моложе. По одежде было видно. Потому что, как правило, сорокалетние люди не напяливают на себя рубашечки и курточки двадцатилетнего сына.

А у него ведь наверняка есть жена и дети. Жену он уже терпеть не может, посылает всеми известными матами и бьёт, а детей... не-е-ет, моя фантазия отказывается заходить так далеко.

В общем, я беззвучно вышагивал за рыжим и боялся так сильно, что бутылка в моей руке тряслась, словно билась в агонии. На внешней улице людей встретилось от силы два-три экземпляра, а когда мы с этим типом друг за другом вошли во двор, они и вовсе испарились. Через тунель пришлось пройти по очереди, потому что мужик мог услышать эхо моих шагов.

Охранника в будке и бухих в стельку подростков я считал за бутафорию, поэтому можно сказать, что во дворе перед ублюдочной цитаделью было безлюдно. Должен сказать, эти декорации очень мешали мне расчётливо думать. Мешали предпринять что-нибудь против Ублюдка. Мешали остаться незамеченным.

На самом деле, думать и что-то просчитывать было ни к чему. Мой план созрел ещё в тот момент, когда Киреев прощался со своими крысами. Больная, воспалённая алкоголем голова уже давно всё решила за меня. А я-то боялся, дрожал, потел, волновался, стучал зубами, убеждал голову не делать глупостей. Голова не слушала и твердила, что так будет лучше, что это для моего же блага - хотя, я не совсем понимал, какое мне выпадет благо - и отказывалась советоваться со мной.

Киреев ещё не достигнул того пятачка парковки, с которого его смог бы заметить охранник, но шёл туда довольно целеустремлённо, засунув руки в карманы и иногда харкаясь на сухой асфальт. С каждым его шагом моё сердце разгонялось с геометрической прогрессией. Я боялся не только спонтанно совершить поступок, продиктованный пьяной головой. Я боялся не успеть совершить этот поступок, а потом долго жалеть о своей нерасторопности.

В конце концов бутылка водки стала раскачиваться, как маятник. Во рту пересохло, и в какой-то миг мне захотелось отхлебнуть из неё пару глотков. Впрочем, не просто захотелось - я так и сделал, постепенно ускоряясь, чтобы догнать рыжего Ублюдка.

Мои говнодавы ступали мягко, словно мокасины. Танковая подошва, как ни странно, не создавала шума, заставляющего вскакивать с постели жителей всего квартала. Что ж, бывает и такая обувь, чья внешность обманчива.

Как же стрёмно, голова. Что ты вытворяешь со мной? За сегодняшнюю ночь мы убили больше нервных клеток, чем за двадцать три года.

Раньше волнение я переносил легко, а организм не особо парился и не демонстрировал нехорошие последствия стрессовых ситуаций. Но теперь, стоит мне поволноваться, как сердце начинает колотиться и побаливать, накатывает тошнота и головная боль, а ночью в качестве контрудара появляется бессонница. И это в двадцать три. Господи, дай дожить хотя бы до тридцати.

Еле сдерживающий сердце внутри себя, готовый блевануть от страха, испуганный и ошалевший, я крепче ухватил бутылку, нагнал Ублюдка и, пока он не успел обернуться на нетерпеливый топот, замахнулся. Кристально чистое стекло, имевшее форму бутылки, опустилось на прыщавый затылок и со звонким криком потеряло своё единство. Осколки, будто конфетти, осыпали голову и плечи Киреева. Водка полилась вслед за стеклом.

Я не выпустил из рук горлышко с зазубренными краями. Ублюдок не потерял сознание, но опустился на колени, так и не увидев моего лица. Пребывая в луже водки и стекла, он ещё даже не осознал, что ему сделали. Мне некогда было церемониться, наносить второй удар или рассматривать в темноте кровь, которая резво потекла из его затылка. Я просто драпанул прочь, что есть сил, дабы не напороться на охранника из будки или ещё какого-нибудь чувака в форме.

Когда я пробегал мимо универмага, электронное табло над его вывеской показывало 03:18.

Когда я наконец притормозил, заскочил в круглосуточный магазин и спросил у удивлённой продавщицы, сколько времени, она огляделась в поисках чего-нибудь острого и, пристально смотря мне в глаза, ответила:

- Полчетвёртого.

Я выдохнул что-то типа "Спасибо" и поспешил удалиться на улицу, чтобы не смущать даму своим присутствием.

Главное, не думать о случившемся, пока дыхание и сердечный ритм не нормализуются. Сейчас гораздо полезнее размышлять, куда идти: домой или в участок с повинной.

Вряд ли у меня есть шансы наткнуться на ночной общественный транспорт, а разъезжать на такси - уж простите, я не миллионер. После визита к Алане и последующего посещения бара в карманах и без того пусто.

И тогда я пешком отправился к Оле, выкинув по дороге остатки бутылки. Не знаю, что меня толкнуло идти именно к ней. В душе мне, конечно, хотелось рассказать о своём крестовом походе в опасную локацию, однако были сомнения, что она погонит поганой метлой ту сволочь, которая позволила себе нахамить ей в такое прекрасное утро. Я просто надеялся, что спустя сутки гнев выветрился настолько, что Оля выслушает меня и, может быть, накормит.