Куда теперь?

Наверх, в мансарду. Тимми, возьми меня за руку.

Но, Карла...

Да, я знаю, ты боишься. Но ты уже привык к страху; и когда-нибудь этот страх станет твоим другом.

Раду сидел у ног Мехмета в огромном тронном зале во дворце в Гелиболу.

Привели Дракулу. Его вымыли, надушили духами и облачили в нарядную тунику — цвета шафрана, вышитую топазами, — и тюрбан, украшенный драгоценными камнями. Они были очень похожи с Раду, но взгляд Раду лучился добром, а взгляд Дракулы был исполнен горечи; на губах Раду всегда играла улыбка — нежная и теплая, — а губы Дракулы кривились в гримасе презрения.

— Мой маленький своенравный дракон, — сказал Мехмет, — теперь ты свободен... благодаря настойчивым мольбам твоего брата и его обещанию, что ты будешь вести себя вежливо и любезно по отношению к моему отцу и ко мне.

Дракула метнулся к вампиру, который называл себя Раду.

— Педераст! — закричал он. — Шлюха с растянутой задницей! Когда я стану князем Валахии, я тотчас же посажу тебя на кол — твоим мерзким продажным задом, готовым впустить в себя всех и каждого. И все же я должен поблагодарить всех вас: теперь я знаю, что значит страдать. Это хороший урок.

Раду взглянул на принца Мехмета, Мехмет ответил ему выразительным взглядом.

— Если бы только ты знал, — сказал тот, кто теперь называл себя Раду, сыном Дракона. — Но ты никогда не узнаешь. — Потому что тот, настоящий, Раду уже был мертв, его плоть склевали вороны, его кости сожгли, а пепел развеяли над Адриатическим морем.

Узнаешь это место?

Да... здесь я рассказывал тебе истории о моей жизни! Ага... а вот игрушечная железная дорога, которую мы запускали под кровать, потом — вокруг ножек комода, и вверх на гору, которую мы делали из стопки книг. А вот и модели зданий, я собирал их сам... Колизей... пещера Сивиллы... Оперный театр в Тауберге... и даже твой офис в Нью-Йорке, Карла. Но здесь есть и новые вещи. Я не помню, чтобы я их делал... да, это Леннон-Аудиториум, Юниверсал-Сити, где Эйнджел выиграл конкурс двойников. А вот... вокзал в Узле, штат Айдахо. Посмотри на этот зал ожидания... как все проработано до мельчайших деталей... все как настоящее... А эти два дерева... ой! Смотри! Трансильвания. Разрушенные замки. Крошечные фигурки средневековых бояр... целый лес из казненных, посаженных на кол... копья размером с зубочистку... знаешь, я вспомнил...

Да. Но здесь есть кто-то еще. Ты слышишь?

Гудок паровоза. Пыхтение парового котла... стук колес... Все как будто на самом деле. Смотри, это «Юпитер», первый трансконтинентальный. Несется мимо семи римских холмов, которые я сделал из папье-маше... что такое? Неужели игрушечный паровозик вырос? Как в «Алисе в Стране Чудес», где все становилось больше или, наоборот, меньше, в зависимости от того, с какой стороны гриба откусить.

Поезд прибывает на станцию.

Я знаю, что это значит.

Да. Это значит, что мы отдалились еще на шаг от тонкой материи реальности... и сейчас мы сядем на поезд, и он отвезет нас в темный лес наших душ... в Вампирский Узел.

И выпьет наши души...

Все по местам... поезд идет на запад... только на запад... вперед, к закату... в страну мертвых...

Смерть повсюду! Турки захватили Валахию; султан Мехмет II, нынешний правитель империи, расположился в своем шатре и ждал прихода ночи, когда проснется Раду. Ему сделали гроб из слоновой кости, и теперь мальчик повсюду сопровождал султана в его путешествиях: повозку с гробом везли черные лошади, а от солнечного света его укрывал черный балдахин. И каждую ночь Мехмет требовал, чтобы гроб приносили в его шатер.

Нет, не для плотских утех — какая услада в сношении с живым мертвецом?! Тем более что в любом путешествии султана сопровождают наложницы и педерасты, — а лишь для того, чтобы Раду услаждал его слух своим пением. Они путешествовали уже несколько дней, и каждую ночь Раду пел для султана. Как только сгустились сумерки и звуки ночи проникли в тишину гроба, мальчик проснулся.

Он отодвинул крышку и сел прямо в гробу. Свет свечей заливал шатер, султан нетерпеливо ходил из угла в угол. Вампир был голоден, впрочем, как и всегда, когда просыпался. Мехмет рассеянно пробормотал, глядя куда-то в пространство:

— Раду, Раду, прости меня, я забыл послать за твоим ужином.

Он громко хлопнул в ладоши. Стражники привели пленника, закованного в цепи. Скорее всего раба. Мальчик набросился на него. Он пил понемногу. Если выпить слишком много, кровь жертвы меняет свою природу, а он не хотел создавать еще вампиров. После этого «кровопускания» стражники расковали пленника и пинками выгнали прочь из шатра. Так было каждую ночь на протяжении вот уже восемнадцати лет; в окружении султана уже шептались, потому что Раду до сих пор оставался двенадцатилетним ребенком.

— Я должен петь? — спросил он султана.

— Нет, Раду, до меня дошли слухи про целый лес трупов... это слишком ужасно, это нельзя описать словами. Я хочу, чтобы ты поехал со мной и увидел все сам.

Мехмет крикнул, чтобы привели его коня. Жеребец, почуяв присутствие вампира, встал на дыбы — животные в отличие от людей не пребывают в иллюзиях, которые позволяют людям видеть то, что они хотят видеть вместо того, что есть, — но Раду сказал коню на языке ночи: Успокойся.

И конь успокоился. Мехмет вскочил на него верхом и, схватив вампира в охапку, посадил в седло перед собой, словно тот был его сыном.

И они поскакали в ночь. Вслед за ними поехали двое стражников. Всего двое? — подумал мальчик.

Похоже, что место, куда мы едем, не таит в себе большой опасности.

Вскоре перед ними открылось кошмарное зрелище, слухи о котором дошли до ушей султана.

Целый лес, которого не найдешь ни на одной карте. Лес из человеческих тел. Тяжелый, густой запах крови — Раду еще никогда не встречал столько крови, сосредоточенной в одном месте. Мужчины, женщины, дети — все обнаженные, все посажены на колья, торчавшие из земли. Не все они были мертвы: кто-то истошно кричал, кто-то стонал, кто-то просто безмолвно смотрел в пространство невидящим взглядом. Повсюду, куда ни кинь взгляд, — мертвые и умирающие в страшных муках. Ряд за рядом. Где-то на горизонте они сливались с настоящим лесом, и невозможно было сказать, где заканчивался этот лес смерти и начинались настоящие деревья.

Здесь уже собралась большая часть войска султана, в руках каждого воина горел факел. Мехмет и Раду спешились. Они стояли прямо возле ряда посаженных на кол детей, которых кто-то, обладающий чувством извращенного эстетства, расположил по росту. Чуть в стороне были женщины с вырванными грудями. А рядом с ними — мужчины, в рот каждого были запиханы эти самые груди. У кого-то были отрублены руки и ноги и насажены на отдельно торчащий неподалеку кол. Некоторых из женщин посадили на кол, впихнув копье не в прямую кишку, а во влагалище; некоторые были подвешены на крючьях, вонзенных прямо под ребра. Неподалеку виднелось страшное ожерелье, составленное из детских голов, рядом с ним — из мужских рук. А дальше было еще страшнее: целый ряд женщин, с которых живьем была содрана кожа — окровавленными лоскутами она колыхалась на ветру неподалеку от их изуродованных тел.

Какая зверская жестокость.

Зловоние было просто невыносимым.

— Сколько их? — громко выкрикнул Мехмет.

— Больше десяти тысяч... — раздался в ответ крик кого-то из воинов, которые пересчитывали тела, — ...пока мы насчитали столько. Но это еще не все.

Вампир с удивлением понял, что это красиво. Красиво и страшно — этот изумительный ковер смерти. Две широкие улицы кольев пересекаются под прямым углом, образуя крест, как бы лежащий на склоне небольшого холма, так что на верхнем конце креста просто просится изображение лика Спасителя, распятого на настоящем кресте, — там, где были самые маленькие из детей, посаженные на колья, торчавшие из земли концентрическими кругами, их нежная кожа, казалось, испускает таинственное сияние в лунном свете.