— Не очень, — призналась девушка.
С момента взрыва она засыпала с трудом и, кажется, видела незапоминающиеся кошмары. К счастью, когда Силь открывала глаза, ночные ужасы тут же забывались — она не могла бы припомнить ни одного эпизода из снов.
— Ну ничего, это мы поправим, — тут же нашелся доктор Эсстен. — Присаживайтесь и давайте поговорим.
Сильвер прекрасно отдавала себе отчет, что выход из шокового состояния будет для нее болезненным и, наверное, долгим, тем более что доктор рекомендовал работать также и в семье, а привлечение к реабилитации Вероники представлялось крайне затруднительным. Но девушка надеялась, что, когда Камилла придет в себя, ей поможет семья Лесновых. Пока она не хотела затруднять Зинаиду Мироновну. Утром после перевязки Силь заходила к Камилле, но состояние той было пока без изменений — она так и не пришла в себя. В палате у подруги в кресле крепко спал ее брат Сережка, и Сильвер не стала его будить. Но, наверное, Лесновы — больше ее семья, чем великая писательница Суздальцева. А может, еще дядя Шандар и тетя Джая помогут…
— Как ваша матушка смотрит на то, что вы ходите на психологическую реабилитацию? — заботливо осведомился доктор Эсстен, не подозревая, как его вопрос перекликается с мыслями пациентки. — Если она хочет, то может как‑нибудь сопровождать вас на прием, я с удовольствием с ней пообщаюсь и все объясню. Наверное, она бы хотела оказать вам поддержку в такой трудный момент.
— Она слишком занята, чтобы еще и обо мне беспокоиться, — почему‑то каждый раз, говоря что‑нибудь стандартно — пустое о маме, Сильвер испытывала что‑то вроде смущения. — С тех пор как папа умер, мы не слишком тесно общаемся.
По правде говоря, они не слишком‑то общались и раньше. В детстве Силь была скорее раздражающим фактором для матери, поэтому ее воспитание целиком и полностью взял на себя отец, обожавший малышку. Если бы он не ушел из жизни так рано, сейчас ей было бы с кем поделиться. Сильвер почувствовала, как в носу защипало, и сделала несколько вдохов — ей по — прежнему было больно вспоминать о том, что Александра Фокса больше нет.
— Вам следовало бы обратиться за помощью еще тогда, — мягко заметил доктор. — Каким бы сильным ни был человек, он порой не может справиться со своей бедой в одиночку. Моя профессия — оказаться рядом, чтобы людям было проще пережить трудные моменты жизни.
— Наверное, вы многим помогли, — голос Силь предательски дрогнул.
— Без преувеличения могу сказать, что это так, — улыбнулся Рудольф Эсстен. — Поверьте, у меня были очень сложные случаи — гораздо тяжелее вашего. Вот взять хотя бы молодую женщину, которая ходит ко мне на прием уже больше полугода. Она собиралась стать женой "мертвеца", но не успела до очередной экспедиции. Однако они жили вместе, и она оказалась беременна — разумеется, Центр репродукции не посмел отказать ей в праве родить ребенка, поскольку у нее были на руках все необходимые документы, где жених официально признал свое отцовство. Сначала она была счастлива, что ей позволят сохранить частичку любимого мужчины… А потом — несчастный случай, выкидыш… Представьте себе, как тяжело ей пришлось! Первые месяцы пациентка ходила ко мне, словно тень, постоянно говорила о том, что не хочет жить. Мне пришлось вытаскивать ее из самого глубокого болота депрессии — порой цинично и даже жестко, но в конце концов я своего добился. А ведь она действительно могла погибнуть — молодая и красивая женщина, лишившаяся практически всех стимулов к существованию! Теперь же реабилитация почти закончена, она уже и приняла решение отказаться от лекарств. Надеюсь, что Беверли еще найдет свое счастье, и я весьма доволен этим случаем в своей практике…
— Беверли? Беверли Кларк? — сорвалось с языка у Силь, прежде чем она успела удивиться. — Она тоже ходила к вам на прием?
Поняв, что только что выдал имя пациента — вопиющим образом нарушил врачебную этику, доктор Эсстен изменился в лице. В его глазах появилось беспокойство, и он недовольно пожал плечами и ответил с излишней резкостью:
— Это всего лишь пример, у той женщины совсем другое имя, — врал он неумело, так что у него не только щеки, но и уши смешно покраснели. — Я просто хотел сказать, что вы можете не волноваться, Сильвер, мы с вами вместе справимся со всеми бедами, — доктор, пытаясь взять ситуацию в свои руки, ободряюще похлопал ее по правому запястью над повязкой.
Она очень надеялась, что так и будет. Но накануне и днем раньше ей было довольно трудно рассказывать постороннему человеку, что случилось в "ДиЭм". Они договорились, что Силь продолжит проговаривать свои воспоминания на следующем сеансе, а остаток времени она слушала успокаивающую музыку и смотрела пейзажи на голографическом экране витранслятора. При мысли о том, что ей придется еще раз вернуться в кошмар и рассказать его полностью, у Сильвер внутри все переворачивалось. Но она понимала, что нужно через это пройти, хотя и изо всех сил старалась оттянуть момент неприятного разговора. Однако психотерапевт больше не предлагал посмотреть "расслабляющих" картинок. Он, видимо, считал, что ее реабилитация должна продвигаться быстрее.
— Ну что ж, давайте начнем, — предложил доктор Эсстен. — Садитесь поудобнее и расслабьтесь. Рассказывайте, не торопясь. Начните с того, что вам проще и удобнее всего вспомнить…
Он говорил мерно и спокойно, и постепенно девушка почувствовала, что его голос убаюкивает, почти как приятная негромкая музыка, звучащая из встроенных в стены динамиков. Сильвер поерзала на диванчике и уже собиралась начать "утро воспоминаний", когда вдруг на коммуникаторе доктора запульсировал сигнал вызова. Профессор Эсстен недовольно поморщился, но, когда перед ним всплыло сообщение, тем не менее его прочитал.
— Прошу прощения, Сильвер, я выйду буквально на минутку, — в его улыбке мелькнуло извинение. — Вы пока соберитесь с мыслями и подышите поглубже — это должно вам помочь. Если хотите холодного чаю или сока, то возьмите себе стаканчик.
— Х — хорошо, — растерялась девушка.
Она не знала, что и думать, когда доктор неожиданно направился к неприметной двери, ведущей из кабинета не в приемную, а куда‑то еще. Панель отъехала в сторону, и за ней показалось пространство еще одной комнаты: длинный удобный диван, большой навесной витранслятор на дальней стене, чуть правее — огромный полупрозрачный пластиковый купол, отгораживавший часть пространства. Приватная зона у профессора была более аскетичной, нежели сам кабинет, однако выглядела при этом очень мило. Прежде чем дверная панель закрылась за доктором Эсстеном, Сильвер уловила движение где‑то сбоку от проема — кажется, какой‑то человек шагнул навстречу психологу.
Она успела не только собраться с мыслями, но и выпить два стакана томатного сока, а доктор Эсстен все не возвращался. Сильвер бродила по кабинету, разглядывая голографические изображения и любуясь рыбками в аквариуме. Одна запись расслабляющей музыки закончилась, началась другая, с тягучими нежными нотами… Силь прочитала все надписи на дипломах, вооружилась еще одним стаканом сока и, скинув туфли, с ногами забралась на диванчик. Она чувствовала себя так, словно неожиданно оказалась в пещере сокровищ, а ее хозяин куда‑то отлучился.
Интересно, что происходит в приватной зоне доктора Эсстена? Сильвер не сомневалась, что его вызвал какой‑то пациент, которому понадобилась срочная консультация. Девушка не заблуждалась на предмет того, что ее стресс — "самое страшное в жизни". Вполне возможно, что профессор работает также и с родителями, потерявшими детей в том же "ДиЭм", или, скажем, с женщинами, которым специалисты Центра репродукции отказали в праве родить ребенка. Силь понимала, что кто‑то может нуждаться в помощи еще больше, чем она.
Но профессора все не было и не было. Пациентка терпеливо ждала его ровно до того момента, когда после звона больших старинных настенных часов в дверь не постучала ассистентка доктора Эсстена. Не дожидаясь ответа, она осторожно отодвинула непрозрачную панель и заглянула в кабинет.
