— Если на пути «Одиннадцати» встретится, наконец, полностью пригодная для жизни человечества планета, вся Пустошь перестанет быть отверженной, — мама смотрела серьезно и грустно. — Нас вычеркнули из жизни ковчега за то, что мы отказываемся принимать общие правила. Мы — угроза для тех, кто упорядоченно живет в Городах. Если в каком‑то Поколении родится больше детей, чем запланировано для развития «Одиннадцати», это означает, что кому‑то может не хватить пищи, воды или даже воздуха. Поэтому правительство так жестко контролирует людей и поэтому даже обычные граждане считают нас предателями. Мы отказались и не повиновались. Наше существование означает, что кому‑нибудь из них, из тех, кто с чипами, кому официально разрешено жить на «Одиннадцати», может чего‑то не хватить. Я их понимаю: никому не захочется ради чужого ребенка рисковать жизнью, счастьем и достатком собственного. Но если «мертвецы» найдут подходящую планету, то из «Одиннадцати» туда переселят всех, и мы станем равны. Мы перестанем быть угрозой того, что ковчегу чего‑то не хватит. В новом мире наличие или отсутствие чипа станет неважным…
Малышка Мика тогда не понимала большую часть того, что говорила мать. Как это может вдруг оказаться, чтобы «наличие или отсутствие чипа было неважным»?! Ведь эта маленькая штучка в запястье — счастливый билет в безбедное будущее в настоящем Городе!.. Но Войцеховская — старшая вообще рассказывала это, казалось, скорее для самой себя, нежели для дочери. Микаэла запомнила и вечер, и разговор и особенно часто вспоминала их, когда матери уже не стало.
Так случалось с каждым фейерверком: Пустошь замирала, боясь собственной надежды. «Мертвецы» были единственным связующим звеном между горожанами, живущими по строгим законам «Одиннадцати», и обитателями «заокраинных земель», официально вычеркнутыми из жизни огромного космического ковчега, теми, кого не существует. На космопилотов из третьего подразделения надеялись все, хотя многие в Пустоши и не признавались в том, что мечтают однажды стать такими же, как остальные, видят во сне собственное признание и вожделенный чип, на котором записаны все их данные, начиная от имени, фамилии и даты рождения.
Микаэла не скрывала, что хочет будущего для своих детей, поэтому вскоре после смерти матери решила: она станет «мертвецом». Плевать на то, что, скорее всего, ей не придется прожить и Поколения. Главное — она получит чип, она переберется в Город, она сможет выбрать мужа и в любое время родить детей, которые после ее смерти останутся обеспеченными правительственными гарантиями, или оставить на хранение свой генетический материал. Несмотря на показную независимость обитателей Пустоши, тем же самым грезили многие, если не все.
Мобильные врачебные бригады, периодически выезжавшие за окраины Городов, были призваны не столько оказывать медицинскую помощь заболевшим «несуществующим» людям, сколько сдерживать эпидемии, если угроза таковых появится. Порой доктора действовали весьма жесткими методами — впрочем, о них не сожалели даже сами жители Пустоши: своя рубашка ближе к телу, и даже если заболевший чем‑то страшным сосед неожиданно скончается прямо на врачебной койке, это лучше, чем если бы, заразившись, там оказался ты сам. Кроме того, медики также должны были осматривать молодое поколение, если там отыщутся желающие поступить на правительственную службу.
Желающих находилось немало, за шанс пытались уцепиться почти все. Пусть практически гарантированная отсроченная смерть, но до нее несколько лет жизни в хороших условиях, возможность обзавестись семьей и оставить о себе хоть какую‑то память. Тех, кого доктора признавали годными, специальным транспортом перевозили в Город Два, где располагалась основная база «мертвецов» — Центр летной подготовки — и начинали тренировки. В процессе их могло выясниться, что тот или иной курсант не справляется с нагрузкой или негоден к службе — таких высылали назад, в Пустошь. Однако, вырвавшись из рядов отверженных, любой человек готов был зубами и когтями держаться за возможность стать «мертвецом».
Микаэла в свое время прошла нужную проверку, выдержала многочисленные тренировки и не сломалась. Девиц в летном подразделении номер три не выгоняли, но и не слишком жаловали. Можешь работать на равных с мужчинами — пожалуйста, добьешься звания «мертвеца» и уникального шанса сложить голову где‑то на просторах необъятной галактики. Тебе также полагается фейерверк на прощание, личная благодарность правительства и рукопожатие командора, а напоследок — почетное пособие семье, чтобы о тебе помнили. Не можешь работать — никаких скидок на «слабый» пол не получишь, тех, кто не справляется, кормить за государственный счет не собираются, убирайся, откуда явилась.
Войцеховская работать могла. Точнее, она явственно понимала, что сдохнуть на тренировочной площадке или в космосе куда лучше, чем сдохнуть в Пустоши, — по крайней мере, в первом случае твой прах хотя бы сожгут за государственный счет, а во втором — ты перед смертью увидишь звезды. Поэтому она работала. Не только наравне с мужчинами, но и порой превосходя их. Держалась за свой шанс зубами и когтями, чтобы обмануть судьбу, обхитрить ее, вытребовать для себя то, чего была невольно лишена при рождении. И она стала «мертвецом», вырвалась из круга пустошников.
Тот день, когда ей вживили чип, Микаэла, должно быть, не забудет никогда. «Вашу левую руку, пожалуйста!» — и едва заметный укол в запястье. С тех пор вся ее жизнь была записана на простом электронном устройстве, доступном любому портативному или стационарному считывателю. Она стала горожанкой, и правительство, наконец, официально признало, что на «Одиннадцати» существует человек по имени Микаэла Войцеховская — «последний всплеск» Шестого Поколения, а также выпускник и космопилот летного отделения номер три.
Она не любила фейерверки. Еще когда Мика была курсантом, она поняла, что яркие всполохи огня в искусственном небе означают, что кому‑то пришло время платить по счетам. И ее сердце каждый раз сжималось при мысли, что однажды и ей придется распрощаться с «Одиннадцатью». Микаэла не считала себя трусихой, просто хотела жить. Ей не нравилась мысль о том, чтобы сгинуть где‑нибудь на далекой незнакомой планете — даже если это будет проделано во благо всего населения «Одиннадцати». Однако сделка есть сделка: захотела хорошей жизни подальше от Пустоши — делай следующий шаг, не задерживая тех, кто уже дышит в спину!
Однажды пришел и ее черед. К тому времени не нашлось ни подходящего парня для брака, ни времени завести детей, зато настал час прощания с ковчегом. Микаэла Войцеховская — прекрасно обученный боец, владевший несколькими видами оружия (в том числе и огнестрельного, категорически запрещенного на ковчеге и выдаваемого лишь межпланетным экспедициям), и космопилот, способный управлять небольшим подвижным кораблем, — одной из многих стояла на постаменте перед командованием и лично командором «Одиннадцати». Накануне был фейерверк, но Микаэла его не запомнила. Тем утром глава правительства и командор «Одиннадцати» Стефан Кройчет — высокий широкоплечий мужчина, выглядевший моложе своих сорока лет, несмотря на нити седины в волосах, — приветствовал экспедицию, отправляющуюся на планету с условным названием Дельта-127.
Мика не запомнила слов прощальной речи, потому что практически не слышала ее. В голове крутилась только одна мысль: ну вот, все и кончилось. Любимая и единственная дочь Марианны Войцеховской прожила отведенные ей двадцать четыре года, отсрочка от смерти исчерпана. Еще несколько минут — и они погрузятся в небольшие корабли и вылетят в космос. «Одиннадцать» будет ждать их ровно двадцать пять дней, а затем, если никто не прилетит и не свяжется с командованием, отправится дальше. Ну что ж, если вдуматься, «Дельта-127» — не слишком поэтичное, зато вполне подходящее название для братской могилы.
Когда командор Кройчет пошел вдоль строя, чтобы пожать руку каждому из экспедиции (эта традиция была заложена еще первым командующим «Одиннадцати» — Джеймсом Фоксом — и никогда не нарушалась), Мика в отчаянии поняла, что у нее вспотели ладони. Ей не хотелось в последние мгновения на ковчеге выглядеть трусливой девицей, которую напрасно взяли в «мертвецы», и она явственно представила себе брезгливую гримасу, которая должна была исказить красивое лицо командора при прикосновении к ее влажной руке. Она украдкой потерла ладони о штаны из сверхпрочной искусственной ткани и бросила взгляд в сторону: не заметил ли кто?
