После того, как он неловко спросил Дженсена его мнения, брат пожал плечами. Он сказал, что есть вещи поважнее, такие, как вытаскивание их отца из его рвоты и страданий и возвращение его к жизни.
— Кроме того, — сказал с досадой Дженсен. — Это ни черта не имеет разницы, потому что ты никогда не задерживался с девочкой дольше недели или двух.
Но Дженсен на этот раз ошибался. Мэддокса вдруг перестали интересовать другие девчонки. Он хотел только Габриэлу. Больше, чем только ее тело, хотя уже наполовину обезумел от ожидания, когда она будет готова. Он хотел слышать ее голос и показать ей вид с Возвышенности Скорпиона, когда сумерки тенью ложатся на их город. Он просто хотел быть с ней.
Она первой сказала «люблю». Она сказала это вечером, когда он был в сантиметрах от её входа, прежде чем остановил себя. Все горячие моменты, которые у него были, уже не имели значения. Он отдал бы всё это. Черт побери, он любил эту девушку.
Они часто ссорились. Она говорила ему, что он слишком умен, чтобы просто прогуливать школу. И что он собирается делать после окончания школы несколько месяцев? Думал ли он об этом? Мэддокс не хотел говорить ни о чем из этого. Он полагал, что в конечном итоге получит лицензию и займется трубами, как и его старик. Он не хотел слышать о других вариантах, и он чертовски уверенно не планировал проводить много времени в школе, независимо от того, что Габи говорила об этом.
У нее были свои планы. Она несколько раз намекнула, что в её планах не было задерживаться в Раздор-Сити. Мэддокс не желал высказываться по этому поводу. Он открыл пиво и перестал слушать. Когда она пыталась докричаться сквозь его непонимание, он избегал этого, игнорируя ее раздраженный крик.
— Мэддокс, ты дерьмо! Я люблю тебя.
Ссоры — ничто. Она будет любить его и после. Это не будет длиться долго, он понимал, до того, как она окончательно полюбит его. Когда это произойдет, вся эта шелуха их разногласий отпадет. Он решил, что она точно знала, что он чувствует. Он также полагал, когда она сказала, что любит его, это значило, что она доверяет ему.
Это было худшая ошибка в выводах, которую он когда-либо допускал.
Мэддокс не был тем, кто крал автомобили. Он побежал к Чезу Колетти, когда его еще трясло и разрывало от ссоры с Габи. Это был «Caddy» и, очевидно, принадлежал одному из кокаинистов, которые отправились на юго-запад, избегая холодов, пронизывающих их старые косточки. Мэддокс знал двух девушек, которые были с Чезом. Они были еще девчонками, он мутил с ними раньше, но это было задолго до Габриэлы. Чез хотел проехаться в Феникс, только бы к черту из этого ада и Мэддокс согласился, что выехать из Раздор-Сити на несколько часов — хороший план. Он откинулся на сиденье и закрыл глаза, смутно осознавая, что девушку слева от него рвало в окно.
То, что произошло после этого, было загадкой, но когда Мэддокс открыл глаза, то уже светало и повсюду были люди. Он знал большинство из них. Чез загнал проклятый автомобиль на середину площади Раздор-Сити, а затем остановился. Чез окидывал мутным взглядом окружающее, пока боролся с передним сиденьем. Мэддокс обнаружил, что он не может встать, потому что чья-то голова у него на коленях. Это была одна из девушек, и она не была одета. Она застонала и прижалась лицом к его промежности, пока его одноклассники хихикали и посвистывали.
Мигалок и следовало ожидать. Это, в конце концов, был украденный автомобиль, и они все были в стельку, и не стояли на ногах. После того, как ему пришлось сдать отпечатки пальцев, он столкнулся с братом. Дженсен был в ярости. Дженсен злился на него бесчисленное количество раз, в течение последних восемнадцати лет, но это было основательнее и злее, чем он когда-либо был. Старший брат Мэда назвал его ничтожным у*бком и бил, пока другие офицеры смеялись.
Мэддокс не сопротивляться. Дженсен был полицейским и в любом случае, синяков не заметят. Его поглотил ужас. Габи. Он должен был поговорить с Габи.
Дженсен был не в настроении прощать. Когда он запихнул Мэддокса за решетку, Мэд заметил что брат в зверстве. Он знал, Дженсен не в своем уме. Его глаза закрывались от бессонницы и большого количества алкоголя. Он пытался держать их отца в узде, в тоже время, взвалив на себя роль ответственного взрослого. Тем не менее, Мэддокс должен был попытаться.
— Мне нужно сделать телефонный звонок, — сказал он своему брату.
— Пошел ты, — прорычал Дженсен, — Е*ал я твой телефонный звонок. Ты будешь отсиживать свою жалкую задницу там, пока не наберешься немного ума.
Мэддокс мрачно уселся в углу, и Дженсен оставил его в покое. Чеза забрали его родители в течение часа, а девочки были в медцентре с подозрением на алкогольное отравление. Мэддокс слушал тиканье часов и ждал. Священник за ним не придет. Дженсен не вернется. Наконец, старший офицер по имени Ромеро открыл дверь и сказал ему убираться. Они его выпустили. Мэддокс взглянул на часы на стене участка, торопясь наружу. Прошло десять часов. Все что угодно могло случиться за десять часов. И все что угодно случилось.
Пока Мэддокс наблюдал с безымянного пика Возвышенности Скорпиона, мир продолжал погружаться в темноту, его разум также погружался в темноту. Он все это вспомнил. Приехав домой, чтобы найти отца вновь вырубившимся на заднем дворе. А потом он открыл дверь, чтобы увидеть свою девушку в постели брата. Оба спали так, будто всегда были любовниками. Они перепугались, когда он взвыл от ярости. Он возненавидел их и сказал им об этом. Габи все еще яростно ранила, обзывая его всеми видами ругательств, когда стало ясно, что она поверила всему, что ей рассказали. Черт с ней. Она даже не удосужилась поговорить с ним, прежде чем раздвинуть ноги и отдаться брату.
Дженсен молчал в течение всей тирады, и на его лице отражалась глубокая боль, когда он попытался приблизиться к Мэддоксу.
— У меня больше нет брата, — гаркнул Мэддокс, отталкивая его. Затем он повернулся к Габриэле, которая стояла посреди комнаты, завернутая в простыню, слезы текли по ее лицу. — И ты не больше, чем грязная шлюха после всего этого, — ее отчаянные рыдания, возможно, могли его остановить, если бы он уже не превратился в камень.
Он их не мог выносить. Он переехал в подвал к Чезу Коллетти и сколько бы не просил Священник, это не заставило вернуться его обратно под одну крышу с Дженсеном. В день окончания школы, на котором он отказался присутствовать, Священник пришел к нему и тихо признал факт беременности Габи.
Всего этого не изменить. Мэддокс больше не ненавидел их. Он размышлял, действительно ли это случилось с ним. Он провел так много времени, блуждая в тумане злой ненависти, заменяя это сексом и тяжелой жизнью. Если бы была жива его мать, она, скорее всего, заставила помириться гораздо раньше. Но теперь его вынуждает смерть Священника.
Мэддокс аккуратно в темноте спустился с возвышенности. Его мотоцикл был именно там, где он его и оставил, он знал, что и будет. Он медленно ехал по улице, где он рос, и в очередной раз нашел путь к дому Священника. Везде горел свет, и красный пикап Форд был припаркован на проезжей части. Он почти прошел мимо женщины. Она стояла в тени, не освещенной тусклым светом с крыльца.
— Так ты Мэддокс, — она вышла на свет, и его взгляд рефлекторно прошелся по ее телу. У неё было прекрасное тело. Она заметила его внимание и улыбнулась.
— Я тебя не помню, — честно сказал он.
— Мы никогда не встречались, — призналась она, затягиваясь сигаретой. Она оказалась крашенной блондинкой, но ее фигура была прекрасна и, как по Мэддоксу, она выглядит чертовски привлекательно, выдувая дым на крыльце его отца. Затем он услышал голос Дженсена из дома и сразу узнал ее имя.
— Кейси, — вспомнил он, — верно?
Жена Дженсена улыбнулась ему. — Так и есть.
Она не дала отпора, когда он подошел, посмотрев на него снова и придвинувшись ближе только на несколько дюймов.
— Так ты плохой братик байкер, о котором я так много слышала, — она засмущалась. Мэд насторожился. Ему не нравились застенчивые женщины. К их намерениям, как правило, примешивалось то, что с чем он не хотел иметь дела.
