-Нет, Руден. Это самое гуманное, что мы можем предложить. Правда гуманнее всё-таки предать его тело и разум огню,- последнее Алекс произнёс на выдохе,- от него отказались даже потомки Зельфира. Руден, от него отказались даже они…

-Нет! Я не позволю заковать его в тауэре Парити! Он останется в моём поместье, и если потребуется я сам убью его своими руками!

Алекс покачал головой и вздохнул. Тупик. Самый настоящий тупик. Демон наклонился и что-то прошептал своему «хозяину» на ушко. Видать, что-то хорошее, коль Маген тут же поспешил задать вопрос:

-Руден, князь Магайдер, я огласил не собственное желание и решение, а волю жителей города. Тех, кого ты клялся защищать и действовать согласно общим интересам. Неужели ты отрекаешься от своих слов?

Нависла тишина. Русалки нырнули в реку и попрятались в свои пещеры. Это означает только одно – торжество богини реки. Все, кто стояли по берегам отступили назад, и, кто мог, поставили защиту на всякий случай. Изменение небес, вспышка, настало время Силиции. Всё это время Руден молчал, словно давал возможность высказаться незримому владыке. Единственному, кто имеет право вершить суд. Увы его здесь не было. И только шум капель и павших горящих пламенем небес тревожит покой, который не рождённый умер ещё тогда, когда собеседники встретились здесь сегодня на мосте Александра. Здесь, где всё началось.

Всё приходит и уходит. Когда песня изменения стихла князь Магайдер гордо выпрямился и дал свой ответ:

-Да, я отрекаюсь от своих слов,- Эдгар с ужасом посмотрел на друга. Даже, если бы Руден просто прошептал эти слова, их услышал бы каждый. Каждый житель ночи. Поданные Силиции тут же посмотрели на своего короля. Даже сейчас он само воплощение того, кого они выбрали. Горд величественен и уверен. Даже сейчас, когда он отказывается от поддержки своих поданных, теряет их доверие, благосклонность. Даже сейчас он остаётся самим собой,- и, если того требует Селестия, я отрекаюсь и от своего титула. Я не настолько обезумел, чтобы идти на поводу толпы и жертвовать своей родной кровью.

Эдгар даже не заметил, когда его друг отпустил семечко своих верных хранителей. Он только и успел отойти подальше, когда Стражи обнажили свои шипы и встали на защиту своего хозяина.

-Хотите забрать Марка? Отлично, но сначала попробуйте пройти через защиту моих крошек,- князь даже не думал нападать. Он только напомнил, что ожидает каждого, кто решится подойти к воротам ближе чем на пятьдесят метров,- он останется в поместье Магайдер.

Твёрдо и уверенно произнёс Руден перед тем, как почувствовал удар и сильный жар у самого лица. Не окрепшие цветы просто сгорели. Устойчивость к огню у них появляется только через пару дней. Предательство. Сейчас многие из ночных считают, что именно Руден их предал. Он мог бы пожертвовать ради них своим безумным сыном и тогда бы они последовали за ним хоть к границе Забытого мира. Но он их предал. Тех, кто выбрали его, вверили ему спокойствие ночи, бились за него в этой войне. И, зная силу Магайдер, поспешили тут же обезоружить. Что-то тяжелое на руках. Оковы охотников. Что удивительно не жжёт кожу. Будут жечь если попробует воспользоваться силой. Шум. Шум, в котором не разобрать кто и что говорит. Кто кому, что доказывает? Да, и сейчас не это важно. Резко дернули вниз. Ага, значит ещё и плен русалок. Это тоже оковы только не зримые и мощные. Видать уже захотелось скушать. Руден лишь горько усмехнулся и среди всей толпы заметил лишь одного. Того, кого меньше всего ожидал здесь увидеть, но сейчас был благодарен, что он здесь. Значит успеет спасти.

-Если не хочешь, чтобы тебя просили, значит будем требовать,- прозвучало откуда-то сверху. Тех, кто был против такого обращения с отрёкшимся от своей власти королём уже отогнали куда подальше. Алекс подошёл и присел на корточки рядом с Магайдером. И прошептал губами:

-Вот, что бывает, если не оправдываешь надежды своих поданных,- кажется Алекс улыбнулся? После уже громче сказал, так чтобы могли услышать и другие присутствующие,- да, ты прав. Мы не можем пройти в поместье, а вот с тобой очень даже может быть.

Резко подняли на ноги. Ясно это оковы не охотников. Его держит Элита. Четверо на одного, не самый приятный расклад. Даже сейчас князь ни коем образом не терял свою гордость и величие. Он не сопротивлялся и не двигался. Просто стоял на том месте, где всегда был.

-По нашим законам вы должны меня обезглавить,- аккуратно напомнил правила своему окружению бывший король. Маген напрягся. Вот этого ему точно не нужно. Если сейчас Рудена здесь убьют, то контроль над стражами перейдёт Марку. Благо это понимал не только Алекс.

-Да. Но не в твоём случае Руден. Для нас это опасно и…. ты поступил так, как поступил бы каждый на твоём месте. Это заслуживает уважения, но пойми, мы не можем так сильно рисковать.

-Арвиер,- вздохнул князь и нехотя пошёл повинуясь воле своих «коллег».

-Нам очень жаль, Руден. Правда. Но сейчас Маген прав. Твой сын слишком опасен. Ничего. У тебя всё ещё впереди,- Лисвиен был самый старший из присутствующих. Он шёл впереди и удерживал дарованные в его руки «плен русалок». Руден молчал. Никому и ничего объяснять он не намерен. Сейчас он только молился чтобы хотя бы Он успел. Эдгар хмурый шёл рядом. Он за всё время не проронил ни слова. Отречься от своего титула? Сейчас? Глупо. Ужасно глупо. Раньше хотя бы благодаря своему влиянию Руден хоть как-то мог помочь своему сыну, повлиять на ситуацию, то теперь это точно из области фантастики.

-И… у тебя есть право проститься с сыном. Только без глупостей, хорошо?- Алекс не обернулся к пленнику. Зачем? Он и так прекрасно знает и слышит то, что хочет знать. Да, проститься… открыть ворота и впустить палачей. Нет, им всё-таки придётся его убить. Иначе его красавицы убьют их всех. Не сегодня, значит после того, как Марка заточат в тауэр. Элита умеет мстить. И в чём Алекс точно был уверен, вот когда Руден будет мстить за сына его никто даже попытаться остановить. Не сегодня значит потом.

Самое страшное – это писать о безумии. Перо замирает буквально над строкой, не в силах нарушить гармонию и хаос пустоты. Пустоты, где есть всё и нет одновременно ничего. Высшее состояние Гармонии, Хаоса и Безумия. Это невозможно понять и не сойти с ума. Чистый лист. Чистый лист сравним только с «Колыбелью». С местом, где есть всё и нет ничего. Колыбель миров.

Мне страшно писать о безумии. Погружаться в этот омут зелёных глаз и искать ответы. Страшно, и я не виню нашего писателя за ту лёгкую дрожь в его руках. Одно дело самому сойти с ума, и совершенно другое посмотреть в глаза безумия другого.

Холодные стены, шуршание живых безмолвных стражей и тяжесть цепей. Холодно, сыро, одиноко. Он уже давно этого не чувствует. Звук? Не более, чем обман. Слишком просторно. В глазах Марка камера слишком велика для него одного. А цепи? Хрупки и невесомы. Смешно до слёз. Исцарапанные стены, все ногти переломал, руки в кровь разодрал. Он пытался выдавить себе глаза, но Стражи спасли его. Не дали совершить столь глупый поступок. Хотя сейчас вообще сложно назвать его поступки разумными. Он пытался спрятаться, уйти, спастись, до последнего искал способ избежать своего безумия. Увы от своей тьмы не скроешься, её можно лишь поборот или принять. Она его поймала. Может недавно он кричал и смеялся, но сейчас он спокоен. Едва улыбается глядя на потолок. В зелёных глазах нет жизни, только блеск смеха, смешанного с отчаянье, страхом и безудержным весельем. Протянул руку и попытался что-то поймать. Ничего. Лишь стук часов внутри шкатулки, который он уже не слышит. Крепко держит и спустя мгновение мягко отпускать на свободу. Облегчённо, удовлетворённо вздохнул и прикрыл глаза.

-Вот забавно. Зайдёт кто-нибудь, а я на потолке, и знать не знаю, как спуститься. Крам, ну хоть ты ко мне залезь.

-Не хочу! Тут интереснее!

-Несносный мальчишка,- посмеялся Марк. Он уже не замечает, как говорит сам с собой. Не замечает, что утонул в омуте тишины. Он ничего не видит и не слышит. И не хочет слышать и видеть. Просто не хочет. Возвращается, только когда опасается упустить хранителя и не сам возвращается, а лишь осколок его собственного Я. Опасается пропустить следующий удар от моей Госпожи. Повернулся на бок, достал шкатулку, нежно провёл пальцами по краям и со странной смеси любви улыбнулся: