— Не уже ли только на нем и чинов? — спросил я улыбаясь.

— Еще презельный забияка! — отвечал он. — Где завести ссору — драку, то его дело.

— Каких больше надобно вам совершенств и достоинств в зяте своем? — сказал я с насмешливым видом.

— Ах, братец! — отвечала с чувством сестра моя, — если бы вы знали, сколько богат отец его…. Такие богачи, не похваляясь, сказать, едва ли есть и в Москве.

— То так, отец его богат; но дает ли он сыну своему хоть по полушке на год? — спросил насмешливо взять.

— Старик не вечно будет жить, — отвечала сестра моя, — когда-нибудь умрет; а наследников больше нет. При жизни отца он будет жить в нашем доме, под нашим присмотром.

— Сама ли ты будешь шататься за ним по кабакам? А я кланяюсь!

— Ты вздор городишь, миленький! Теперь он молод; поживет еще, так образумится, станет и ум копить.

— Полно, друг сердечный! Он и нас с тобой заложит в кабаке. Пословица старинных людей справедлива: коли повадился куда кувшин по воду, там сломить ему и голову.

— Нужды нет, пускай он ходит по кабакам! Только бы Лизонька родила наследника; он хоть околей. С богатством при детище проживет она весь век, и "ох" не молвит.

Почувствовав сильное отвращение к сестре своей, я не мог более с ней говорить. Пришедши в комнату к Лизе, объявил ей мнение отца ее и матери, и советовал ей, чтобы она, ежели не может преодолеть страсть свою, по крайней мере, менее беспокоилась. Милое дитя сие, выслушав ответ мой, со слезами на глазах простирало ко мне дрожащие руки свои.

— Ах, дядюшка! — сказала она наконец, — ожидала ли я от вас такой грозной вести? На вас одних полагала я всю надежду свою! Я давно знала, что матушка уважает вас без меры, и мне казалось, что не токмо одного слова, но даже одного взгляду вашего довольно будет к тому, чтобы расположить сердце ее в мою пользу.

— Не отчаивайся, милая племянница! — сказал я ей, — поелику ты надеялась на меня, я постараюсь оправдать надежду твою.

Выговорив слова сии, я вышел от нее, оставив ее колебаться между страхом и надеждою.

Молодой Скромов, сколько я мог приметить из обращения с ним, имеет превосходные дарования и отменное добросердечие. Я полюбил его сердечно.

Любезный друг, если мне не удается сделаться Гоген-Штауфеном, то я непременно сделаюсь сватом Гаврииловичем (персонажем комической оперы А. О. Аблесимова и М. М. Соколовского "Мельник, колдун, обманщик и сват" (1779 г.)). 3ять мой ищет дочери своей жениха богатого, но не Развратова; а сестра, хоть Развратова, да богатого. Их согласить не трудно. Скромов, которого один теперь не любит, а другая — ненавидит, будет для них лучше и милее всех мужчин на свете, ежели он будет иметь в подарок от меня 10 000 (десять тысяч) рублей; а Лизу учиню после себя наследницей. Пусть удастся мне сделать ее счастливою, сестра моя на всегда останется в памяти моей безрассудною, корыстолюбивою, готовою, для получения богатого подарка, переменить свои мысли; при воспоминании об ней я всегда буду стыдиться того, что ей брат.

Мне здешнем городе, сколько я мог применить, всякие приключения, точно как в какой-нибудь школе сочинения, всегда делаются из какого-нибудь нравственного положения или старинной пословицы. Например, следующее происшествие не служит ли, так сказать, рассуждением или простым доказательством на пословицу: "без денег горе, а с деньгами бывает иногда и вдвое"?

В самом деле! Молодая пригожая М. не претерпела бы столько огорчений и жестоких обид от бабушки своей и престарелой тетки, который по смерти матери её взяли ее под свою опеку, если бы не осталось ей в наследство так много движимого и недвижимого имения.

Бабушка, взявши ее к себе в деревню, и желая воспитать ее в любви и страхе Божием, беспрестанно твердила ей следующее правило: "Не будь корыстолюбива, дочь моя, не ослепляйся богатством своим, не воображай, что оно твое; представляй всегда, что оно принадлежит мне. Ежели ты сего не сделаешь, я силою отниму его у тебя, и тем исполню долг любви христианской. Куча золота ничто иное есть, как куча пыли или гадких червей. На что тебе им прельщаться? Уступи все имение свое мне. Поверь мне, друг мой, чрез это ты избавишься многих хлопот, а наипаче греха быть богатою невестою", — что подтверждала и тетка ее.

М., имея доброе сердце и тихой прав, нимало им ни в чем не прекословила, но во всем была покорна, как кроткая овечка. Не смотря на то, сии две престарелые Гарпии, предвидя, что им должно будет когда-нибудь расстаться с имением ее, всеминутно безжалостнейшим образом гурьбами своими терзали слух и нежное сердце ее. М. все сносила великодушно. Наставницы ее в восторгах живейшей любви не редко давали ей сильные пощечины, разумеется не с тем, чтобы бить ее, а чтобы только ударить. У бедной М. никогда почти не обсыхали глаза от слез.

Она претерпевала мучения сии более года, да и долго может быть должна бы была терпеть, если бы один сострадательный дворянин не вступился в участь ее и не предложил ей спасительного совета, а именно: без ведома бабушки и тетки своей выйти замуж. М. сначала отговаривалась, но по прошествии некоторого времени доведена будучи необходимостью, то есть ругательствами и страхом лишиться всего имения своего, согласилась на сие предложение.

В одно время обе надзирательницы ее отлучились за некоторым делом в губернской город, оставив М. дома одну. Они прибегли под покровительство к одному чиновнику, в доме коего и остановились.

В это время молодой человек, сын сего чиновника, который довольно знал М. и которого знала М. (а молодой, любви достойный мужчина и пригожая, чувствительная девица редко сводят знакомство без оного чувства) приехал к М. поговорить с нею о том, о сем, наконец о любви. Сговориться долго ли? Прежде, нежели ленивый успеет слезть с печки, чтобы помолиться Богу, они уже обвенчались и уехали в свое место.

Бешенство надзирательниц ее было неописуемо, когда они узнали о сем происшествии. Побесившись у себя в деревне, они приехали беситься же в город, подали просьбу о уничтожении брака воспитанницы своей, яко незаконного, потому что она прежде времени взяла у них принадлежащее ей имение. Дело производят по всей законной форме; но видно, что сделано, то свято.

Справедливо говорят, что человек два раза в жизни бывает глуп: во младенчестве и в старости. И младенцы, и старики любят в деньгах не употребление или пользу, а просто деньги. Младенец пленяется ими потому, что почитает их игрушками; а старик любит их за то, что они деньги. Два крайние возраста человека суть возрасты глупости, а средние по большой части, бывают совершенного безумия, оказал один остроумный писатель. Когда же человек бывает умен?

Дружество между домом Свисталова и домом Надувалова совершенно рушилось. Вот и еще к числу прочих прибыло одно доказательство, что в мире нет ничего прочного, постоянного. Любовь, дружество суть также временные, скоро гибнущие услаждения человека. Разрыв дружественной связи между сими двумя домами достоин замечания потому более, что они столь короткое время живя в уездном городе, успели возненавидеть друг друга столько же, сколько прежде любили, живши в столице.

Ты сказывал мне некогда, что они почитали тот день несчастным, в который обстоятельства не позволяли им быть вместе; а теперь тот день почитается у них несчастным, в который они увидятся друг с другом.

Будучи обоим коротко знаком, я спрашивал и того и другого о причине взаимной их ненависти; но они дали мне самые пустые, неудовлетворительные ответы так, что я подумал, что они ненавидят друг друга не зная сами за что. Неоднократно предлагал я им, чтобы они помирились, или по крайней мере менее ненавидели и злословили друг друга. "Брани, а на мир слово покидай"! — говаривали старинные люди.