Грэвит упорно отвергал версию управления автомобилем в нетрезвом состоянии (он выпил пива за четыре часа до происшествия), настаивая на формулировке «неосторожное вождение», и был освобожден под залог в пять тысяч долларов с отсрочкой обвинения до того момента, пока не станет ясно, выживет ли Маргарет Митчелл.

К утру пятого дня состояние Пегги, казалось, стабилизировалось, но врачи не питали почти никаких надежд на ее выздоровление и не считали возможным скрывать от Джона и Стефенса страшную правду, что смерть Пегги неизбежна.

Четверо суток Джон со Стефенсом практически не покидали госпиталь, дежуря у постели Пегги. Но теперь, в связи с ее предстоящей кончиной, им необходимо было срочно заняться некоторыми практическими вопросами.

Дело в том, что для получения ройялти и других платежей, а также для уплаты налогов у Пегги было несколько банковских счетов, открытых на имя Маргарет Митчелл, и пока она была жива, Джон по доверенности, оформленной на его имя, мог свободно оперировать средствами с этих счетов, переводя деньги на совместный банковский счет супругов Маршей. Таким образом, большую часть состояния Пегги можно было перевести на имя Джона, не дожидаясь вступления в силу завещания Пегги после ее смерти.

В сопровождении Маргарет Бох Джон покинул госпиталь и отправился в банк, чтобы перевести деньги со счетов Маргарет Митчелл на счет супругов Маршей.

Тем временем Стефенс поехал в редакцию «Атланта Джорнэл», чтобы встретиться с Медорой. Зная, что некролог был уже написан, Стефенс хотел еще раз убедиться, что никаких упоминаний о браке Пегги с Редом Апшоу в нем нет. И в тот момент, когда часы в редакции пробили полдень, а Стефенс разговаривал с Медорой, Фрэнку Дэниелу позвонили из госпиталя и сообщили, что в 11.50 дня в присутствии трех врачей Маргарет Митчелл скончалась.

Перед Дэниелом стояла трудная задача: сообщить Стефенсу об этом, когда тот выйдет из кабинета Медоры. Кто-то из присутствующих предложил минутой молчания почтить память Пегги Митчелл, но сделать это оказалось невозможно: многие люди не могли сдержать рыданий.

Плакали прохожие на Персиковой улице, многие водители подгоняли свои машины к тротуару, включали радиоприемники на полную мощность, и вокруг них сразу собирались толпы народа: слушали последние известия из госпиталя.

Маргарет Митчелл скончалась… Люди воспринимали это известие так, как если бы им сообщили о смерти их близкого родственника.

Бесси была первой, кому сообщили о смерти Пегги, поскольку звонившие из госпиталя надеялись застать Джона дома. Он пришел спустя пятнадцать минут после звонка, но Бесси, зная о его болезненном состоянии, решила ничего не говорить, пока Джон по крайней мере не поест.

Вскоре приехал Стефенс, и Джон, опираясь на руку Бесси, выслушал эту скорбную весть: Пегги скончалась. Он старался держаться и только тихо проговорил: «Случилось то, что не должно было случиться…»

Похороны Пегги грозили вылиться в грандиозное столпотворение, и городским властям пришлось напечатать специальные билеты на право присутствия на церемонии погребения.

Траурная процессия прошла по тому же маршруту, что и праздничное шествие, проходившее в Атланте 15 декабря 1939 года накануне премьеры фильма «Унесенные ветром».

Пегги была похоронена на городском кладбище рядом с могилами матери, отца и брата, умершего младенцем, и в окружении дюжины могил, в которых были похоронены солдаты Конфедерации.

Дети, сидя на плечах у родителей, смотрели, как опускают Маргарет Митчелл в красную землю Джорджии, а полиции с трудом удавалось сдерживать натиск толпы скорбящих и любопытных, а также пытающихся пробиться как можно ближе к могиле репортеров и фотографов.

Джон, все это время старавшийся держаться, после похорон сильно сдал и почти не поднимался с постели. Несколько дней он, казалось, был сильно озабочен чем-то и, наконец, пригласил Маргарет Бох к себе в комнату.

— Маргарет, — начал он, — я обещал Пегги сжечь все ее личные бумаги. Она поручила мне сделать это. Но я не могу. А вы?

Потрясенная женщина несколько минут стояла молча, не в силах что-либо сказать.

— Если Пегги действительно…

— У меня есть перечень, — сказал Джон. Она кивнула. — Все рукописи и наброски, все бумаги и переписка, оставшиеся после «Унесенных ветром». Первоначальные варианты, исправления, исследования, корректура — все, за исключением некоторых бумаг, отмеченных в этом списке.

И он протянул ей лист бумага, на котором были перечислены некоторые страницы из рукописи Пегги, не подлежащие уничтожению. Как объяснил Джон, они должны быть запечатаны в конверты и помещены в банковский сейф с условием их вскрытия лишь в том случае, если вдруг авторство Пегги в отношении романа «Унесенные ветром» будет кем-то поставлено под сомнение. И затем Джон дал секретарю еще один перечень — всей переписки Пегги, предупредив, что Бох должна уничтожить все, «не оставив ни клочка бумаги».

Написанный аккуратным, четким почерком Джона, список содержал имена Медоры, Августы, Ли Эдвардса, Марджори Роулинс, Фейс Болдуин, Клиффорда Давди, Эдвина Грэнберри, Старка Янга, Гершеля Брискеля, Лу Коул, Гарольда Лэтема, Джорджа Бретта и многих других.

С 1935 года Пегги все свои письма печатала под «копирку», оставляя один экземпляр у себя. Маргарет Бох собрала все эти копии, указанные в списке Джона, хотя, конечно, сжечь она могла лишь те бумаги, что находились в доме у Маршей, а ведь каждый из корреспондентов Пегги тоже мог хранить у себя копии своих и чужих писем. И Маргарет Бох сказала об этом Джону.

Было решено, что Джон и Стефенс обратятся ко всем корреспондентам Пегги с просьбой уничтожить все ее письма, которыми те располагают.

При помощи старого дворника Маргарет Бох стащила все бумаги, обреченные на уничтожение, вниз, в подвал, где находилась бойлерная. И потом стояла и смотрела, как огонь пожирает бумаги Пегги.

Она ждала, пока не исчезнет в пламени последний клочок, не в силах сдержать слез. Плакал и дворник-негр. Им обоим казалось, что сейчас здесь в огне горят не просто бумаги, а сама Маргарет Митчелл… Джон сказал, что такова была воля Пегги, и Маргарет Бох поверила ему и согласилась уничтожить архив. Но со временем ей становилось все труднее и труднее доказывать самой себе, что она поступила правильно…

Кусты бирючины перед домом Джона Марша на Уолкер-террас сильно выросли, что вызвало недовольство Джона: он не любил подстригать их, чтобы превратить в плотную ровную «живую» изгородь.

Была весна 1952 года. Кусты цвели, и их сильный сладкий аромат наполнял комнаты. Пегги никогда всерьез не думала о собственном доме, тогда как у Джона это была давняя и страстная мечта. И потому, как только все вопросы с наследством были улажены, Маргарет Бох занялась поиском подходящего дома…

Она же помогла Джону переехать в купленный им прелестный одноэтажный коттедж на Уолкер-террас незадолго до Рождества 1949 года. В доме была еще и отдельная квартирка, в которой поселилась Бесси, поскольку за Джоном нужен был постоянный уход. И в течение трех с половиной лет, прошедших со дня гибели Пегги, Джон жил тихой, но насыщенной жизнью.

Стефенс взял на себя ведение почти всех дел фирмы «Маргарет Митчелл», однако все вопросы, связанные с иностранными изданиями, Джон решал сам.

У него было несколько друзей, частенько заходивших проведать его, а Маргарет Бох возила его на машине всюду, куда он хотел поехать. Любимым его увлечением стала опера, и Джон с нетерпением ждал весенних гастролей оперных трупп, приезжавших в Атланту, посещая почти все их спектакли.

В конце апреля 1952 года вместе со своим другом Биллом Корли он слушал оперу «Кармен» с Дороти Кирстен в главной роли. Джон был очарован этой певицей и, покидая театр, сказал Корли: «Она — женщина моей мечты!»

В следующий понедельник, 5 мая 1952 года, Джон чувствовал себя плохо: его одолевала сильная слабость, вызванная, как он считал, приемом многочисленных гостей, побывавших у него в выходные дни. Бесси приготовила обед и, найдя, что он выглядит «осунувшимся», сказала, что ему лучше прилечь. Но Джон еще долго сидел за столом, читая.