Но дипломатическая игра продолжалась. В Литву едет московский посол дворянин Загряжский. Задача послу была поставлена приемлемая — отспорить у Литвы города, захваченные московским войском. Сенсацией же был новый титул Ивана III. До сих пор в верительных грамотах Казимиру Иван III писал так: «От Великого князя Ивана Васильевича Казимиру королю Польскому и Великому князю Литовскому послами есмо». Теперь же грамота начиналась: «Иоанн, божьею милостию Государь всея Руси и Великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тверской, и Югорский, и Болгарский, и иных, Великому князю Александру Литовскому». Итак, впервые Великий князь Московский назвал себя «Государем всея Руси». Что же произошло? Да ничего, кроме того, что военная мощь Литвы в тот момент была ослаблена, а силы Ивана III велики. Кроме того, Литве угрожал союзник московского князя крымский хан Менгли Гирей. Иных аргументов у Ивана III не было. Он даже не стал рассуждать о преемственности московских князей древнерусским киевским князьям. То ли в силу неубедительности сей посылки, то ли потому, что сам Иван с боярами имел весьма смутное представление о Киевском государстве. Послу же был дан такой наказ: «Если спросят его: для чего князь великий назвался государем всея Руси; прежде ни отец его, ни он сам к отце государя нашего так не приказывали? То послу отвечать: государь мой со мной так приказал, а кто хочет знать зачем, тот пусть едет в Москву, там ему про то скажут».
Пока посол Загряжский собирался в Литву, литовские паны возобновили «окольную дипломатию». Опять полоцкий наместник Заберезский послал своего человека в Новгород к Якову Захарьевичу с просьбой продать двух кречетов. Яков немедленно известил великого князя. Тот отвечал, что дело не в кречетах, а посланник приехал, чтобы возобновить переговоры «для прежнего дела», то есть о великокняжеской дочери. Иван III велел Якову послать в Полоцк вместе с кречетами надежного и умного человека, который был бы там вежлив, но все выведал и высмотрел. А посланника Заберезского Иван приказал сопровождать до границы приставу и следить, чтобы он ни с кем в контакт не вступал. И впредь же так поступать со всеми, кто приедет из Литвы.
Таким образом, Иван III был против «окольной» дипломатии. Но тут Александр получил грамоту «государя всея Руси» и понял, что игра слишком серьезна и тут не до кречетов. В январе 1494 года в Москву едут «большие» литовские послы. После долгих препирательств литовские послы уступили Ивану III большую часть спорных земель, и главное — в договорной грамоте Иван III был написан государем всея Руси, великим князем Владимирским, Московским, Новгородским, Псковским, Тверским, Югорским, Пермским, Болгарским и иных.
По окончании переговоров Иван III объявил, что соглашается выдать дочь за Александра, если только, как говорили послы и ручались головой, неволи ей в вере не будет.
В январе 1495 года новые послы приехали за невестой — московской княжной Еленой. В Вильно венчал Александра и Елену католический епископ, но русский поп Фома, приехавший с Еленой, стоял рядом и громко молился. Александр и вельможные паны просили его помолчать, но Фома не унимался до конца церемонии.
Мир с Литвой просуществовал всего пять лет, а затем литовские паны нарушили его. Но на сей раз не напали на Московское государство, а наоборот, попросились на службу к Ивану III. И полбеды, если бы они попросту драпанули бы через границу, так они попросились в Московское государство вместе со своими уделами.
Первым к Ивану III подался в 1499 году князь Семен Иванович Бельский. Семен Иванович был правнуком великого литовского князя Ольгерда, то есть по отцовской линии он был литовцем. Но заметим, что Ольгерд — это языческое имя, a при крещении в православии Ольгерд получил имя Александр. Ольгерд был сыном великого князя Гедемина и русской княжны Ольги, да и сам Ольгерд был женат на Марии, дочери тверского князя Александра Михайловича. Сын Ольгерда Владимир в конце XIV века стал князем Киевским, а его второй сын Иван получил в удел город Белёв. Этот Иван и стал родоначальником князей Бельских.
Семен Бельский прибыл в Москву, «бил челом великому князю, чтоб пожаловал, принял в службу и с отчиной». Причиной своего поступка Бельский назвал притеснения православных в Литве — «терпят они в Литве большую нужду за греческий закон».
Иван III принял Бельского и послал сказать Александру: «Князь Бельский бил челом в службу; и хотя в мирном договоре написано, что князей с вотчинами не принимать, но так как от тебя такого притеснения в вере и прежде от твоих предков такой нужды не бывало, то мы теперь князя Семена приняли в службу с отчиною». Бельский тоже послал Александру грамоту, где слагал с себя присягу по причине принуждения к перемене веры. За Бельским перешли с богатыми волостями князья, до сих пор бывшие заклятыми врагами великого князя Московского: князь Василий Иванович, внук Дмитрия Шемяки, и сын соратника Шемяки Ивана Андреевича Можайского князь Семен Иванович. Князь Семен перешел с Черниговым, Стародубом,[8] Гомелем и Любичем; Шемячич — с Рыльском и Новгород-Северским. Вместе с ними последовали и другие князья — Мосальские, Хотетовские, и все по причине гонения за веру.
Литовский князь Александр не стал спокойно взирать на переход чуть ли не четверти своего княжества к Москве, и вновь началась война.
Основная часть московских войск шла под командованием служилого татарского хана Магмет-Аминя и воеводы Якова Захарьевича Кошкина. Эта рать заняла города Мценск, Серпейск, Мосальск, Брянск и Путивль. Князья Северские Можайский и Шемячич были приведены к присяге Ивану III.
Другую часть московского войска возглавил боярин Юрий Захарьевич Кошкин. Вскоре Юрий взял Дорогобуж. На соединение с Юрием Кошкиным Иван III направил тверскую рать под начальством князя Даниила Щени. Даниил был правнуком литовского князя Патрикея Наримонтовича, приехавшего в Москву на службу в 1408 году. Сам Патрикей был внуком великого князя литовского Гедемина. После соединения Щеня должен был командовать большим полком, а Юрий Кошкин — сторожевым. Таким образом, Юрий должен был подчиняться Щене. Кошкин обиделся, заместничал и написал Ивану III, что ему нельзя быть ниже князя Данилы. Иван вежливо одернул зарвавшегося боярина: «Гораздо ль так делаешь? Говоришь, что тебе непригоже стеречь князя Данила: ты будешь стеречь не его, но меня и моего дела; каковы воеводы в большом полку, таковы и в сторожевом: так не позор это для тебя». С одной стороны, братья Кошкины оказали великому князю неоценимые услуги — одно новгородское правление чего стоило. А с другой стороны, Иван еще]] чтил старинные обычаи — негоже потомкам дружинника Кобылы быть выше потомка великого князя Гедемина. В Москве это был один из первых, если не первый случай, когда представитель служилого старомосковского боярства осмелился местничать с князем.
Получив послание Ивана III, Юрий Кошкин успокоился. Забегая вперед, скажем, что урок пошел впрок, и долгие десятилетия Кошкины — Захарьины — Романовы не осмеливались местничать ни с Гедеминовичами, ни с Рюриковичами.
Помирившиеся Юрий и Щеня 14 июля 1500 года дали бой литовской рати на Митьковом поле на реке Ведроше. Благодаря внезапной атаке засадного полка литовцы были вдребезги разбиты, а гетман князь Константин Острожский со всеми литовскими воеводами взят в плен.
Позже москвичи одержали еще ряд побед, и в марте 1503 года Литва и Русь подписали перемирие. Великий князь литовский Александр был вынужден уступить Москве земли князей Семена Бельского, Семена Стародубского (Можайского), Василия Шемячича и других. Всего 19 городов и 70 волостей.
Летописные известия о Кошкиных в конце XV века чрезвычайно скудны, а я уже договорился с читателем обходиться без авторских фантазий. Поэтому я не могу сказать, как и почему между 1492 и 1499 годом Яков Захарьевич на короткое время оказался наместником в городе Костроме. Видимо, это была короткая опала Ивана III. Яков оказался наместником вместе с литовским выходцем Иваном Судимонтом, причем главным был Судимонт. Естественно, что Яков был обижен и постоянно жаловался (бил челом) великому князю. Поначалу он заявил, что «им обоим на Костроме сытым быть не с чего», то есть сколько ни грабь костромичей, а двух наместников не прокормить. Ах, а какие доходы были в Новгороде!
