Дороден. Блестящее темя. В чинах. К подчиненным суров. Читает он «Новое время», Не любит армян и жидов. Асессор [16], сгибающий выю, Фантом канцелярских бумаг, Смиренно читает «Россию» [17] — Инако не мыслит. И благ. Пенсне на носу деловые. На чреве цепочка-массив. Он держит в руках «Биржевые» [18], А в мыслях – «актив» и «пассив». Кто между Харибдой и Сциллой [19]Умеет свой челн уберечь И болен крамольной бациллой — Читает коварную «Речь» [20]. Но кто он – простак, обыватель (Его очернить не берусь!), Кто конкурсных премий искатель, Читающий «Новую Русь» [21]?! Лишенный особой приметы Купец, дворянин иль плебей — В листах «Петербургской газеты» [22]Находит богатство идей. Приказчик, швейцар, полицейский, Трактир, живорыбный садок, Ремесленник, писарь армейский, — Для них – «Петербургский листок» [23]. Смазные ботфорты, рубаха И волос, подстриженный в круг. В смятенье понятного страха Вы зрите «союзника» [24] вдруг. Он дико вращает глазами, Вздуваются жилы на лбу… И, комкая «Русское знамя» [25], Рычит он: «Жиды!.. Расшибу!..» <1909> Не справляясь с желаньем начальства, Лезут почки из сморщенных палок, Под кустами – какое нахальство! — Незаконное скопище галок. Ручейков нелегальные шайки Возмутительно действуют скопом И, бурля, заливают лужайки Лиловатым, веселым потопом. Бесцензурно чирикают птицы, Мчатся стаи беспаспортных рыбок, И Нева контрабандно струится В лоно моря для бешеных сшибок… А вверху, за откосом, моторы Завели трескотню-перестрелку И, воняя бензином в просторы, Бюрократов уносят на Стрелку [27]. Отлетают испуганно птицы, Рог визжит, как зарезанный боров, И брезгливо-обрюзгшие лица Хмуро смотрят в затылки шоферов. <1912> Это не было сходство, допустимое даже в лесу, – это было тождество, это было безумное превращение одного в двоих. Л. Андреев. Все в штанах, скроённых одинаково, При усах, в пальто и в котелках. Я похож на улице на всякого И совсем теряюсь на углах… Как бы мне не обменяться личностью: Он войдет в меня, а я в него, — Я охвачен полной безразличностью И боюсь решительно всего… Проклинаю культуру! Срываю подтяжки! Растопчу котелок! Растерзаю пиджак!! Я завидую каждой отдельной букашке, Я живу, как последний дурак!.. В лес! К озерам и девственным елям! Буду лазить, как рысь, по шершавым стволам. Надоело ходить по шаблонным панелям И смотреть на подкрашенных дам! Принесет мне ворона швейцарского сыра, У заблудшей козы надою молока. Если к вечеру станет прохладно и сыро, Обложу себе мохом бока. Там не будет газетных статей и отчетов. Можно лечь под сосной и немножко повыть, Иль украсть из дупла вкусно пахнущих сотов, Или землю от скуки порыть… А настанет зима – упираться не стану: Буду голоден, сир, малокровен и гол — И пойду к лейтенанту, к приятелю Глану [29]: У него даровая квартира и стол. И скажу: «Лейтенант! Я – российский писатель, Я без паспорта в лес из столицы ушел, Я устал как собака и – веришь, приятель, — Как семьсот аллигаторов зол! Люди в городе гибнут, как жалкие слизни, Я хотел свою старую шкуру спасти. Лейтенант! Я бежал от бессмысленной жизни И к тебе захожу по пути…» Мудрый Глан ничего мне на это не скажет, Принесет мне дичины, вина, творогу… Только пусть меня Глан основательно свяжет, А иначе – я в город сбегу. <1908> Опять опадают кусты и деревья, Бронхитное небо слезится опять, И дачники, бросив сырые кочевья, Бегут, ошалевшие, вспять. Опять, перестроив и душу, и тело (Цветочки и летнее солнце – увы!), Творим городское, ненужное дело До новой весенней травы. Начало сезона. Ни света, ни красок, Как призраки, носятся тени людей, — Опять одинаковость сереньких масок От гения до лошадей. По улицам шляется смерть. Проклинает Безрадостный город и жизнь без надежд, С презреньем, зевая, на землю толкает Несчастных, случайных невежд. А рядом духовная смерть свирепеет И сослепу косит, пьяна и сильна. Всё мало и мало – коса не тупеет, И даль безнадежно черна. Что будет? Опять соберутся Гучковы [30]И мелочи будут, скучая, жевать, А мелочи будут сплетаться в оковы, И их никому не порвать. О, дом сумасшедших, огромный и грязный! К оконным глазницам припал человек: Он видит бесформенный мрак безобразный, И в страхе, что это навек, В мучительной жажде надежды и красок Выходит на улицу, ищет людей… Как страшно найти одинаковость масок От гения до лошадей! <1908> вернуться«Россия» – петербургская официальная газета. вернуться«Биржевые ведомости» — петербургская газета, орган биржевых кругов. вернутьсяХарибда и Сцилла (др. – греч. миф.) – скалы-чудовища по сторонам Мессинского пролива, пожиравшие проплывающие между ними корабли вместе с моряками. Переносное значение – подвергаться опасности с разных сторон. вернуться«Речь» – газета, центральный орган партии кадетов. вернуться«Новая Русь» – либеральная газета. В 1908–1910 гг. выходила вместо приостановленной либерально-буржуазной «Руси». вернуться«Петербургская газета» — газета, посвященная вопросам политики и литературы. вернуться«Петербургский листок» – бульварная газета, популярная среди столичных обывателей. вернуться«Союзник» – член организации «Союз русского народа». вернуться«Русское знамя» – черносотенная газета, орган «Союза русского народа», пользовалась правительственными дотациями. вернутьсяЕлагин — один из петербургских островов. вернутьсяСтрелка – мыс, выступающий в Финский залив. вернутьсяВ эпиграф вынесена цитата из рассказа Леонида Андреева «Проклятие зверя» (1907), послужившего первоначальным импульсом для написания стихотворения. вернутьсяГлан – лейтенант Томас Глан – герой чрезвычайно популярного в России начала ХХ в. романа норвежского писателя Кнута Гамсуна «Пан». (1894). Независимый, гордый человек – лейтенант Глан стремится вырваться из условностей и законов буржуазного уклада жизни и уходит от цивилизации «на природу», живет в горах, добывая себе пропитание охотой и рыбной ловлей. вернутьсяГучков Александр Иванович (1862–1936) – лидер партии октябристов, депутат, в 1910–1911 гг. председатель III Думы, получившей название «Гучковской». |
