Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

После чего она пришла и устроилась у меня на коленях, и мы изрядное время тыкались друг в друга носами и жевали друг другу лица, бормоча милые безделицы и так далее. До какого-то предела это даже приятно, а потом мужской половине скетча становится чувствительно, не так ли?

Иоанна сказала, что хочет пораньше лечь, а сэндвичи закажет в номер, куда я ее и сопроводил, как только смог встать.

— Самое время, — сообщило мне по пути лицо горничной.

Вернувшись к себе, я устало рухнул в кресло и снял телефонную трубку.

— Обслуживание номеров? — спросил я. — Сколько у вас в отеле устриц?

6

Маккабрей пожинает награду и несколько пожинается сам

Ты должна проснуться рано и меня с собой поднять…

…Поначалу это трудно, дорогая моя мать…

Но уже недолго, впрочем, — близок мой полет,

И священник, добрый малый, мир мне снизошлет.

«Майская королева»

УСЛОВЛЕННОЕ ЗАРАНЕЕ, как пишут в газетах, бракосочетание имело, как пишут в газетах, место на следующий день в полдень. Викарий проповедовал зрело и кратко, дамская вокальная артель пела Баха, как петушки-ангелочки, орган под пальцами органиста рыдал, как после луковицы Крафт-Эбинга[24] (простите), и, само собой, от братца меня чуть не вырвало. Тот факт, что его парадный наряд для утренних приемов был явным делом рук этого гения с Корк-стрит, а мою визитку взяли напрокат в Кендале у той фирмы, что некогда изготовила пару гетр для герцога Кембриджского, не имел никакого отношения к моему отвращению. Все дело в братцевом пафосе.

После церемонии, дабы наверняка удостовериться, что он окончательно загубил мне день, братец мой отвел меня в сторону и осведомился — с бесконечным тактом, — уверен ли я, что могу и впрямь позволить себе содержание жены, настолько хорошо одетой, и не может ли он мне здесь чем-либо поспоспешествовать. Спрашивая, он окидывал сострадательным взглядом мою мнимую визитку, коя морщила в плечах.

— О да, мне кажется, я справлюсь, Робин, но спасибо, что предложил.

— Значит, она, должно быть, и есть реликт Милтона К. Крампфа, который не так давно скончался при странных обстоятельствах, э?

— Предполагаю, так его и звали. А что?

— Ничего-ничего, мой дорогой мальчик, совершенно ничего. Но прошу тебя — всегда помни, что здесь у тебя есть дом, хорошо?

— Спасибо, Робин, — ответил я, мысленно скрежеща зубами. Ну почему у такого славного малого, как я, должен быть эдакий брат?

Потом ему приспичило тащить всех нас в «Зал» пить шампанское и все такое, но тут уж я воспротивился решительно: мне и так уже сегодня досталось, обнажать ягодицы для новых шпицрутенов было не с руки. Так он, глядишь, и жену свою отомкнет, где бы он там ее, будто в «Джейн Эйр»,[25] ни держал. Бррр, подумал я.

И вот мы отправились в паб через дорогу и заказали «Старомодного» (Иоанна), мерзавчик «Рёдерера» (Робин), бурбон со льдом (Блюхер), стакан молока (я) и половинку горького (викарий). Конгрегация у нас за спинами — пенсионеры, безработные и несколько бездельных мойщиков окон и мастеров гробовых дел — забормотала «ишь ты поди ж ты», а хозяйка сообщила, что ничего из вышеперечисленного у нее в наличии нет, кроме половинки горького. В конечном счете мы уговорились на бренди с содовой для всех, кроме викария и безработных. (Боже святый, вы когда-нибудь пробовали дешевый бренди? Не вздумайте, не вздумайте.) Робин настоял на оплате — ему нравятся такие деяния, и он обожает подсчитывать сдачу, у него при этом сердце поет.

Затем я отправился в уборную, переоблачился и отдал наемные одежды Блюхеру, чтобы он вернул их честному кендалскому ремесленнику, — мне по нраву применять полковника таким образом. Вскоре после этого мы распрощались, едва не запутавшись в лапшовом клубке неискреннего панибратства, — все, кроме викария, который изо всех своих христианских силенок старался поверить, что мы славные ребята, — и отправились каждый своей дорогой.

Выпавшая мне своя дорога свелась к двухсот-с-лишним-мильной транспортировке в Лондон в аппарате, каковой Иоанна окрестила «миленьким британским автомобильчиком», — «дженсене-перехватчике». У нее не хватало терпения на нелепое английское жеманство — ездить по левой стороне; за эти четыре часа я, вероятно, выделил больше адреналина, чем Ники Лауда[26] за весь сезон «Гран-При».

Меня, белого и дрожащего, сцедили у отеля «Браун», Лондон, Дабль-Ю-1, где Иоанна твердой рукой уложила меня в постель подремать с огромным полугаллоном бренди и содовой. Разумеется, на сей раз — достойным. Сон, добрый санитар Природы, сматывал нити с клубка забот[27] до самого обеда, когда я восстал — с нервными окончаниями, уже более-менее адекватно подштопанными. Отобедали мы, не выходя из отеля, что уберегает меня от трудов описывать, насколько хорош был обед. Официант, про которого мне достоверно известно, что он служит здесь с 1938 года, шепнул мне на ушко, дескать, особо рекомендует он горчицу; это утверждение неизменно меня чарует. Воистину, те же самые слова, нашептанные мне тем же самым официантом, впервые распахнули мой юношеский взор навстречу волшебному ландшафту гастрономии во время оно. (Немногие мужчины понимают толк в горчице и почти ни одна женщина — должно быть, вы замечали. Они считают, если смешать горчичный порошок с водой за пять минут до обеда, уже получится приправа; мы же с вами знаем, что в этом случае выйдет лишь припарка для усталых ног.)

Затем мы отправились в «Речные покои», «Седельные покои» — или какой там ночной клуб вошел в том году в моду; моя душа к этому предприятию не лежала. Я капризно заказал блюдо редиски, чтобы швырять в проходящих знакомых танцовщиц, но меткость меня подводила, и я прекратил после того, как профессиональный борец предложил оторвать мне ногу и побить меня ее влажным концом. Иоанна пребывала в неистово прекрасном расположении духа и весело смеялась; ей едва ли не удалось своими чарами отогнать мое предчувствие неизбежного конца и собственной неадекватности.

Вернувшись в отель, никаких признаков усталости она не являла; а явила мне вместо нее ночное облачение, которое на почте приняли бы за открытку, если бы на нем хватало место для марки.

Лишь немногие из оставшихся во мне устриц поигрывали мускулами, но в первый раз я был пристойно хорош.

Мои ментальные часы на изумление точны: в 10:31 я приоткрыл недовольный глаз и проскрипел жалобу Джоку. О где же, где животворная чашка чаю, тот бальзам, что ровно в 10:30 приводит маккабреев мира сего к какому-то подобию членства в роде человеческом?

— Джок! — еще раз в отчаянии каркнул я. Хрипловатый девический голосок подле меня пробормотал, что Джока тут нет. Я крутнул налитым кровью глазным яблоком и уставил его в свою новобрачную. Она снова надела это абсурдное облачение — только, похоже, бретельки ночнушка уже утратила. Иоанна сидела и забавлялась с кроссвордом «Таймс»; описываемое одеяние сохраняло в себе скромность лишь потому, что соски поддерживали его, будто колышки для шляп в сельской церквушке. Я поплотнее зажмурился.

— Чарли-дорогуша?

— Грмблюмблегхрюк, — неубедительно отозвался я.

— Чарли-дорогушечка, тебе не приходит в голову слово из шести букв, начинается на «м», заканчивается на «э» и означает «дополнительное дневное представление»?

— Матинэ, — пробубнил я.

— Но разве matin — не утро, Чарли?

— Утро, да, но первоначальное значение было — «способ развлечься с утра пораньше», — показал ученость я. А мгновение спустя уже готов был откусить себе язык.

К счастью, одна разумная, альтруистичная устрица сберегла себя в резерве как раз на такой чрезвычайный случай.

вернуться

24

Барон Ричард фон Крафт-Эбинг (1840–1902) — немецкий невролог.

вернуться

25

«Джейн Эйр» (1847) — роман английской писательницы Шарлотты Бронтё (1816–1855): его герой мистер Рочестер держал свою безумную жену в тайной комнате на чердаке.

вернуться

26

Андреас Николаус Лауда (р. 1949) — австрийский автогонщик, трижды чемпион «Формулы-1».

вернуться

27

Парафраз строки из «Макбета» У. Шекспира (акт II, сцена 2, чер. Б. Пастернака).

7
{"b":"253397","o":1}