– Вы знаете, дорогой Эли, я в свое время боролся против того, чтобы мы ввязывались в космические распри, и облики всех звездных нечеловеков вызывали во мне отвращение. А сейчас я вижу, что наше будущее было бы гораздо хуже, если бы победила моя тогдашняя точка зрения. Вся эта бездна разрушения могла обрушиться на не подготовленных к обороне людей внезапно!.. И хоть, согласитесь, облик Орлана и Гига достаточно нечеловечен, они вызывают во мне симпатию. Это ведь первые разрушители, добровольно отказавшиеся от разрушения во имя созидания. Правда, первая ласточка не делает весны, но она, во всяком случае, возвещает конец зимы. Что же до скрепляющей силы любви и разрушающей мощи ненависти, то должен вас огорчить, милый друг: открытия вы не совершили. Один древний философ, Эмпедокл, говорил то же самое, и гораздо лучше вас говорил, хоть вы и родились на три тысячелетия позже его.

Сворачивание пространства в неевклидову спираль совершалось быстро, а вот раскручивание было процессом длительным, так как Станция еще не была полностью восстановлена. Андре вторую неделю сидел за пультом, под шаром, где по-прежнему покоился Мозг, и самостоятельно подавал команды операторам. Сработался с ними он превосходно, согласование с командами Андре шло даже лучше, чем раньше с приказами Главного Мозга: рядом не было тупого Надсмотрщика, контролировавшего все импульсы…

Неевклидовость уменьшалась постепенно, мы медленно выкарабкивались в космос. Золотое сияние неба слабело, в нем появлялась синева. Оно было еще пустым, но уже не таким непроницаемым, как во время нашего перехода.

– Скоро появятся звезды! – сказала Мери. – Я соскучилась по звездам, Эли! Мне так душно в этом нестерпимо замкнутом мире.

Временами я тоже тосковал по звездам. Но еще больше я боялся того, что могло произойти после их появления. В космосе наверняка рыскали неприятельские крейсеры, готовые отвоевать планету.

Когда Оранжевая закатывалась, мы всматривались в небо.

Те же удивительные краски вспыхивали в нем, потрясающие закаты, нигде ни до, ни после тех дней нами не виданные и, по-моему, навсегда потерянные для человечества, – никто ведь не будет сворачивать мировое пространство ради того, чтобы полюбоваться живописной зарей. А потом наступала ночь, глухая, черная, такая тесная, будто граница мироздания надвигалась вплотную, страшно было протягивать руку и казалось, что следующий шаг ведет в пропасть… Я обнимал Мери, мы всматривались и вслушивались в темноту, предугадывая скорое появление мира – молча страшась и молча ликуя…

– Ты бездельничаешь, Эли! – раздраженно сказал Андре. – Мы вкалываем как проклятые, а ты фланируешь по темной планете, как по родному Зеленому проспекту.

Пришлось отшучиваться:

– Лучшая форма моей помощи – не вмешиваться в вашу работу. Понимания ее у меня немного, а власти напортить – ого-го сколько!

И вот настала такая долгожданная ночь. Слабо зажглась первая звезда, за ней вторая, третья… Занавес, отделявший нас от мира, отдергивался. Звезды вспыхивали, умножались. Лился удивительный звездный дождь: сотни ярчайших светил и тысячи просто ярких выныривали из незримости, небо бушевало мятежным сиянием – множеством глаз всматривался Персей в потерявшуюся было планету.

Мы находились тогда в рубке, и показалось, что я опять сплю, – так все было красочно и неправдоподобно. Но за пультом сидел реальный Андре, а по сторонам – Камагин и Петри, над ними тихо реял реальный полупрозрачный шар, а реальный Осима – не фантасмагория, не бред – восторженно обнимал реального Ромеро.

– Пространство в окружении Третьей планеты чисто, – объявил Андре. – Но в десяти парсеках много подвижных огней.

– Там концентрируется звездный флот разрушителей, – объяснил Мозг. – Мне нужно связаться с собратьями на других Станциях Метрики, чтобы получить информацию.

– О том, что на Третьей планете сменилась власть, сообщать пока не надо, – предупредил Ромеро.

– Знаем, знаем! – нетерпеливо отозвался Андре. – Дезинформация противника изобретена не нами. Для остальных Мозгов мы пока выползаем из неполадок.

День за днем Мозг восстанавливал связи Третьей планеты с другими звездными крепостями и систематизировал информацию.

Флот Аллана продолжал взрывать неевклидовость, но дело шло медленно. В районе прорыва концентрировались крейсеры разрушителей. Ни один из кораблей галактов в межзвездном пространстве Персея так и не появился.

Мы собрали совещание командиров и попросили Мозг высказаться.

– Разрушителям пока не до нас. Может, они и не верят, что у нас лишь технические неполадки, но немедленное нападение нам не грозит. Зато Аллану трудно. Скоро будет прорван последний заслон неевклидовости – и корабли людей хлынут внутрь Персея. Великий разрушитель готовит грандиозное сражение. Звездолетов будет много, в толчее люди будут вынуждены применять аннигиляторы осторожно, чтоб не уничтожить своих, зато гравитационные орудия бьют без промаха. Не исключаю взаимного истребления противников. Думаю, стратеги разрушителей замыслили именно это – обоюдное уничтожение.

Орлан подтвердил жестокий прогноз:

– Давно разработан план разрушения населенных планет Империи – на случай, если не удастся их защитить. Зажечь вселенский пожар – такая мрачная идея не может не импонировать Великому. А силы, чтобы истребить жизнь в Персее, у него хватит.

– Включая и звезды галактов? – уточнил я.

– Исключая звезды галактов. И это единственная возможность разрушить его планы. Нужно обратиться к галактам за помощью. Сейчас они уклоняются от открытой борьбы. Втянуть их в нашу войну – другого пути к победе нет!

Гиг захохотал. Рот у него реально, а не метафорически начинался от ушей, и, смеясь, Гиг распахивал его, как гигантские клещи.

– Биологические орудия! – пролепетал он. – Ну и штука! Трахнуть в Великого из «биологички»!..

– К Великому с биологическими орудиями не подобраться, – возразил Орлан. – Но если галакты оснастят ими ваши корабли, перевес людей станет подавляющим.

– Тогда надо налаживать связи с галактами. Это осуществимо с твоей планеты, Мозг?

– Вполне осуществимо, – заявил он. – В трех-четырех парсеках несколько звезд с планетами галактов. Надо сообщить им о наших событиях. Но вот беда – они могут не поверить. Они боятся и ненавидят нас: наши шесть планет специально созданы для борьбы с биологическими орудиями. Не я, но мой предшественник успешно поворачивал против самих галактов мощь их оружия…

После совещания Мозг обратился ко мне с вопросом, долго ли ему терпеть. Громовержец умер и законсервирован в ожидании операции, а Бродяга никак не может родиться.

Видя, что я колеблюсь, Андре вступился за Мозг:

– Чего ты трусишь? Если мы с Эдуардом и Петри сумели раскрыть планету, то сумеем и свернуть ее, а поддерживать внешние связи – еще проще.

– Андре, я верю в твои способности, но согласись…

– Не соглашусь! Говорю тебе, управлять Станцией проще, чем скакать на пегасе. К тому же Мозг и после воплощения три часа в сутки будет посвящать совместной работе с нами. Неужели и это тебя не устраивает?

– Делай операцию! – сказал я Лусину. – Но помните о трех часах! Голову сниму, как говорили древние начальники, если хоть минуту не дотянете.

В отчете Ромеро обстоятельно рассказано, как вышла из дремоты МУМ и ожили механизмы «Волопаса», как после раскрытия планеты в пространстве ослабла гравитация и как все мы, освобожденные от перегрузок, наполнили воздух грохотом авиеток и шумом крыльев. Не имеет смысла все это повторять.

Не буду останавливаться и на том, как наладили связь с галактами, как они не сразу поверили, что мощнейшая космическая крепость разрушителей для них уже не опасна, как согласились впустить наш звездолет в свои системы, предупредив: если что – наказание будет быстрым…

– Ух! – сказал я Мери, когда Ромеро отправил галактам согласие на их условия. – Запуганы эти таинственные создания!.. Ладно, на днях вылетаем. Посоветуй, кого брать, кого оставить.