Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Скажите, Эли, – спросил Ромеро, – нет ли у вас ощущения, что вы навсегда прощаетесь с этими местами?

– С чего бы это? Нет, конечно!

Когда мы возвращались обратно, Ромеро показал тростью на Жанну с Андре.

– Прощание Гектора с Андромахой. Нам придется стать свидетелями нежных объяснений.

Мы остановились так близко, что услышали их разговор.

– Скорее бы улетали! – говорила Жанна. – Я измучилась от провожаний.

– Не нарушай режима! – отвечал Андре. – Еда, работа, прогулки, сон – все по расписанию! Я спрошу отчет, когда вернусь.

– А ты не болей. И если попадутся красивые девушки с других звезд, не заглядывайся на них. Я ревнива.

– Ревность – истребленный пережиток худших времен человечества.

– Во мне этот пережиток не истреблен. Ты не ответил, Андре, меня это тревожит.

– Успокойся! На Ору людей не привезут, а влюбляться в ящериц или ангелиц я не собираюсь.

Я взял Ромеро под руку, и мы прошли в планетолет.

– Какова взаимная пригодность этих голубков? – спросил Павел. – Они уже третий год не могут оторваться друг от друга.

– Большая не выдает личных тайн, а сами они не откровенничают. Я не могу вам ответить, Павел.

Странно все же устроен человек. Ничего я так не желал, как поездки на Ору. Но, когда я смотрел в иллюминатор на удаляющийся Плутон, мне стало грустно. Мы жаждем нового и боимся потерять старое. В одну руку не взять два предмета, одной ногой не наступить на два места, но, если покопаться, мы всегда стремимся к этому, – не отсюда ли обряды прощания с их объятиями, слезами и тоской?

При мысли, что кто-то заменит меня на Плутоне и восьмое, прекраснейшее из солнц создадут без меня, я расстроился. Черт побери, как говорили в старину, почему мы не вездесущи? Что мешает нам стать вездесущими? Низкий уровень техники или просто то, что мы не задумывались над такой проблемой? Почему каждый из нас – один и единственный? Лусин запросто творит новых животных, воздействуя на гены зародышей, – разве трудно продублировать себя в пяти или шести одинаковых образах? Две Веры, восемь Ромеро, три Андре – один создает новые дешифраторы, второй любит свою Жанну, третий уносится к галактам! Уехать, но оставить себя, одновременно быть и отсутствовать – нет, это было бы великолепно!

– Ручаюсь, что вы нафантазировали что-то немыслимое, – сказал Ромеро.

Я опомнился:

– Прощание Андре навело меня на мысль, что мы еще далеко не так удобно устроили свою жизнь, как всюду хвалимся.

– Желания всегда опережают возможности. Недаром Андре жалуется, что половина потребностей остается неудовлетворенной, – для острого словца он путает их с желаниями. Кстати, он все еще прощается – посмотрите.

Андре не отрывался от иллюминатора. Планета уменьшалась, по ее диску катились три солнца – издали они казались ярче, чем были в действительности.

Я отвернулся от Плутона. Впереди вырастал похожий на исполинскую чечевицу «Пожиратель пространства», в стороне, сохраняя дистанцию, висели остальные галактические корабли. Только издали можно было охватить одним взглядом эти громадины. В борту звездолета раскрылся туннель космодрома, и мы устремились на посадку.

21

На второй день полета я выбрался в командирский зал, откуда управляют движением звездолета, полую сферу с куполообразными экранами с боков, сверху и снизу – звездным пространством на всех координатных осях. Посреди зала в силовых полях – пять свободно, по мысленному приказу, вращающихся кресел. В центральном – Ольга, с боков ее помощники – Леонид и Осима, низенький, очень энергичный капитан. На боковине кресел – поворачивающийся бинокль с огромным увеличением.

В зале было темно. Пассажиров сюда не пускают, но для меня Ольга сделала исключение.

– Завтра в двенадцать переходим с фотонной тяги на аннигиляцию пространства, – сказала она вскоре после отлета. – Приходи в восемь ко входу в зал.

Без двух минут восемь я подошел к заветной двери. Никто меня не встретил, я постучал – ответа не было. На последней секунде восьмого часа дверь распахнулась, и что-то мощно всосало меня в темноту.

Ошеломленный, я вскрикнул – и тут же почувствовал, что сижу в кресле. Обычно мы приноравливаемся, чтобы разместиться поудобней, – но здесь линии поля сами выбрали для меня наилучшую позу. В этом я разобрался потом, а в первый момент меня охватил ужас. Я был словно выброшен вовне, в безмерность космоса, – звезды над головой и под ногами, справа и слева, передо мной и позади! Я услышал спокойный голос Ольги:

– Ты, кажется, застонал, Эли?

Я сделал усилие, чтобы голос не дрожал:

– Это от восторга. Никогда не чувствовал себя так хорошо. Рассказывай, что тут к чему?

Ольга объяснила, что в зале нет ни верха, ни низа, все направления равноправны. Она тут же хладнокровно перевернулась вниз головой. Я последовал за ней, и та часть неба, что была под ногами, встала над макушкой. Все совершалось так, как если бы верх и низ поменялись местами: тело мое по-прежнему плотно прижималось к креслу.

– Мы могли бы передвигать звездную сферу, – заметила Ольга. – Но тогда картина была бы одинаковой для всех наблюдателей. У нас каждый исследует свой участок неба, не мешая остальным. Силовое же поле создает ощущение, будто голова вверху.

– Как узнать направление полета? Здесь темно – и всюду звезды.

– Пожелай увидеть – и увидишь.

Кресло описало полуоборот. Теперь передо мной сияло созвездие Тельца, в нем дико посверкивал оранжевый бычий глаз – Альдебаран, призрачно, на границе видимости, светились Гиады. В сторонке, похожие на клубок сияющей шерсти, горели Плеяды, или Стожары. Я пока не находил изменений в рисунке созвездий. Я поискал Большую Медведицу – ковш как ковш, я тысячи раз видел его таким.

Ольга рассмеялась:

– Ты нетерпелив. Мы в полете меньше суток и идем на фотонной тяге. От Плутона нас отделяют миллиардов десять километров. Этого недостаточно, чтобы изменились созвездия.

Скорость звездолета определялась по параллаксу ярких звезд относительно шаровых скоплений на границах Галактики. В темноте призрачно засветились две шкалы. На одной были досветовые скорости, на другой – сверхсветовые, первая действовала при фотонной тяге, вторая – когда включались аннигиляторы Танева. На досветовой шкале колебался зайчик – мы шли на трети скорости света.

Я повернулся назад, чтоб поглядеть на другие звездолеты, но не нашел даже точек. Ольга показала, как пользоваться биноклем. Теперь я видел все восемь кораблей, веером идущих за нами на отдалении в миллиард километров. Это была дистанция безопасности: дальнейшее сближение могло затруднить маневрирование судов.

– А когда мы уйдем в сверхсветовую область, мы вообще перестанем их видеть, – сказала Ольга. – Там есть лишь одно средство координировать полет – заранее рассчитанный график движения.

– Лететь, не видя друг друга, не умея передать нужную информацию!.. Вслепую и вглухую!..

– Что поделаешь, Эли! Звездолеты в сотни раз обгоняют свет, а другого природного агента связи, движущегося со скоростью наших кораблей, мы не знаем.

На некоторое время я увлекся биноклем. Я мысленно задавал увеличение и тут же получал его. В такой прибор с Плутона можно было бы видеть на Земле все города и реки. Осима сказал, что фотонные умножители – так называются эти галактические бинокли – изобретены недавно и на звездолете опытный экземпляр.

Принцип действия прибора иной, чем у телескопов. Те лишь собирают звездный свет – этот его усиливает, умножая число уловленных фотонов. По существу, это не прибор, а оптико-квантовый завод, перерабатывающий полученную скудную информацию в удобную для наблюдения. Бинокль на ручке кресла – лишь ничтожный элемент умножителя, основные механизмы которого размещены в недрах звездолета.

До меня донесся глуховатый голос Осимы:

– Через минуту включаю аннигиляторы пространства.

Все совершалось буднично и невыразительно: ни толчков, ни грохота, ни вспышек, ни перегрузок. Кровь не бросилась мне в лицо, в ушах не зашумело. «Пожиратель пространства» уже не летел в пространстве, но уничтожал его перед собой. Ничто в зале не изменилось. Правда, звезды впереди как бы затянуло маревом, но и это продолжалось недолго.

15
{"b":"25330","o":1}