— А мы, случайно, не знакомы?
— Я вас часта па телику сматрю, и па радио слыхала тоже.
— А раньше не встречались? Лично?
— Се можт быть. Можт, у Кодака или на рампе.
— А еще раньше?
— Эта када? — кажется, проскользнула далекая тень подозрения.
— Когда ты была младше. Года три-четыре назад, тебе, наверное, лет четырнадцать-пятнадцать было.
— Чиво ни помню таво ни помню.
Чиво-то не помнит. Ну и отлично. И Беба удачно перебила, Што, кавалер, ни можешь разабрать, кто тебе больша нравица, опридились уже милый. Ну конечно же, ты, золотце, сказал Куэ, никому не в обиду будь сказано, ты бесподобна. Мне просто показалось, что мы с Магаленой встречались, когда она была девочкой, а мне нравятся не девочки, а женщины. Зрелые, умные, генитальные. Ну тада ладна, сказала Беба. Так-та лушше. Магалена прыснула. Куэ прыснул. Я счел своим долгом последовать их примеру, предварительно спросив себя, а знает ли Беба, что значит «гениталии». Никто мне не ответил, даже я сам. Так едем или нет? спросил Куэ, и Беба сказала, Едем, и Магалена подпрыгнула от радости и кинула на меня многообещающий взгляд. Я мысленно потер руки. Это довольно сложно, между прочим. Куэ кинул на меня угрожающий взгляд. Мысленные руки свело.
— Silver Starr.
Его голос был так же многообещающ, но с ноткой сомнения или вопроса.
— Yeah?
— Sheriff Silver Star, we’re running outa gas[129].
Куэ давил на техасский акцент. Теперь он превратился в маршала Дикого Запада. Или помощника cheriфа.
— Gas? You mean no gasoline?[130]
— Horses all right. Trouble in July. I mean the silver, Starr. Long o’women but a little this side of short on moola or mazuma. Remember? A nasty by-product of work. We need some fidutia, да поскорее![131]
— I have some. I’ve already told you. About five песо[132].
— Are you ку-ку? That won’t get us even to the границы[133].
— Where can we get some more?[134]
— Banks closed now. Only banks left are river banks, because soda банки are called tins in English. Hold-up impossible[135].
— What about Codac?[136]
— No good bum. Next[137].
— The Teevee Channel?[138]
— Nothing doing. They’ve got plenty o’nutting for me[139].
— I mean your loan shark[140].
— Nope. He’sharky with a pnife, and a wife. Not on talking terms[141].
I laughed[142]. Тьфу, то есть заржал.
— Johnny White, then?[143]
— Outa town. Left on a posse. He’s a deputy sheriff now[144].
— And Rine?[145]
Он ничего не ответил. Только кивнул.
— Righto! Good Ol’Rine. It’s a cinch. Thanks, Chief. You’re a genius[146].
Куэ свернул налево, потом направо и в конце концов выехал на Малекон с другой стороны дороги — не успел я дописать, как он проделал это. Девушки на борту, ведомые и несомые центробежными, центростремительными, кориолисовыми и, пожалуй, еще приливно-отливными силами, не говоря уже о лунных, имеющих такое влияние на женщин, укачались и предъявили капитану протест.
— Ох да што ш такое, голубь. Убъемся вить.
— Если он так дальше павидет, давай выдем Беба.
Арсенио мягко выровнял машину.
— Да ище, — сказала Беба, — все на англискам биз единава суптитрика.
Мы рассмеялись. Арсенио протянул Бебе руку, и она растворилась в темноте. Рука, а не Беба, ее-то как раз было прекрасно видно — прекрасную в теперь уже полупритворном негодовании.
— Я совсем забыл, мне срочно нужно кое-что передать одному приятелю, только сейчас вспомнил. Голова дырявая.
— Пей фитинчик, лапочка.
Мы с Куэ расхохотались.
— А как же. Завтра начну. Он мне понадобится.
Беба с Магаленой расхохотались. Вот это им понятно.
— А кроме того, Беба, дорогая, — Куэ подключил романтический голос, известный среди нас, его друзей, как «Какой обворожительный голос у тебя, Хуан Монетас» из-за жуткого, слащавого, преотвратного радиосериала Феликса, Питы, Родригеса, он же Фелипита, — подумай о духовном аспекте. Я рассказывал Сильвестре, как сильно люблю тебя, природная скромность не позволяет мне прилюдно выплеснуть свою страсть. Я говорил ему, что в уме складываю стихи в твою честь, но они не могли сорваться с моих невинных уст из опасений перед безжалостной критикой, каковой этот профессиональный критик сзади может меня подвергнуть, а также из страха за реакцию других, — и Магалена, уловившая намек, тут же вставила, Вот уш кто-кто, а я нет, я и рта ни раскрывала, и вапще даже очень люблю Анхеля Буэсу! — Я не о тебе, красавица, а об отсутствующих здесь, надеюсь, временно. И также я поведал моему дражайшему коллеге по перу и другу, что сердце мое совершает сто ударов в минуту ради тебя и жаждет лишь биться в унисон с твоим. Вот какова истинная и единственная причина моей оплошности, неприятной для вас и вредной для этого великолепного автомобиля. Будем работать над ошибками.
Беба была или притворялась, что была, в восторге.
— Ах как красиво.
— Зачитай-ка нам, Чекуэ, будь другом, — попросил я.
— Да, да, Арсенио Куэ, — подхватила Магалена, подхватившая вирус энтузиазма.
— Ой, ну пажалста, пажалста, зачитай, абажаю паэтов и когда деревенские песни пают и все такое.
Куэ вытянул руку обратно на штурвал. Ту, что затерялась в Бебе. Взволнованный скрежетом бетона, Куэкаламбе ответствовал.
— Беба души моей, ты навсегда здесь, у меня в груди, рядом с бумажником, незабываемые слова о тебе полнят меня невыразимым чувством. — Пауза. Страстный аккорд. Пошла тема. Для Бебы (дрожь этих «б» на виновных устах Арсенио Куэ, доморощенная версия Энрике Сантиэстебана), которой я принадлежу телом (многоточный союз) и душой (эмоциональный упор), мои стихи от самого сердца и прочих внутренностей. Ударь в Гонг, звукорежиссер ночи, прошу тебя. Свободный стих, что приковывает меня к моей возлюбленной. Приглушенная дробь. Пусть к сердцу через подстрочник. Фанфары. (Эзра Паундкуэ вздымает профиль, и его дрожащий голос заполняет машину. Надо было слышать Арсенио Куэ и видеть лица наших дам. The Greatest Show in Hearse[147].)
ЕСЛИ БЫ ТЫ ЗВАЛАСЬ БАБИЛОН, А НЕ БЕБА МАРТИНЕС
а
Ах
Ах, если бы ты только сказала Сама бы, сама бы сказала
Contraria contrariis curantur[148],
Это так просто для нас, аллопатов.
Если бы ты, Лесбия, сказала с акцентом
О fortunatos nimium, sua si bona norint, Agricolas[149], Словно Гораций.
(Или это Вергилий
Публий?)
Или хотя бы
Mehr Licht[150],
Это так просто,
Что всякий, когда наступают черные дни,
говорит так.
