Сразу после перевала нам стали попадаться странствующие индийские или непальские монахи, завернутые в коричневые накидки, босые и с голыми руками.
— Паломник, — сказал наш офицер связи, — возможно, он идёт в Лхасу, возможно, завтра умрет. Многие из них умирают.
Хотя у паломника не было с собой ни еды, ни воды, он даже не пытался остановить нас. Наш водитель проехал мимо, оставив его в облаке пыли. Как он выживет в таком холоде практически без одежды, как проведет ночь, было выше моего понимания. Возможно, как говорил офицер связи, он погибнет раньше, чем закончит свой путь.
Дорога снова спустилась на плато и пошла вдоль другой реки, теперь на восток. Долина перешла в широченную равнину, усыпанную развалинами древних караван-сараев и фортов. Земля здесь была покрыта более зеленой и сочной травой, чем та, где мы стояли лагерем. Сотни коз паслись на ней, поедая молодые побеги.
Вдруг повернув за угол, мы впервые увидели Эверест. Наш караван остановился, и некоторое время не было слышно других звуков, кроме щелчков фотоаппаратов и порывов ветра.
И хотя до Эвереста оставалось более восьмидесяти километров, он казался очень близко, почти на расстоянии вытянутой руки. Мелкие детали северной стороны Эвереста — правильного треугольника, даже более правильного, чем я себе представлял, были хорошо видны невооруженным глазом с этого расстояния. Теперь мне стало понятным, почему Эверест для тибетцев Джомолунгма — мать богов. Намного позже западные топографы определили её научный статус как высочайшей вершины в мире.
Глядя с Тибетского плато, не нужен теодолит, чтобы подтвердить, что Эверест во всем своем великолепии возвышается над всем миром, намного превосходя остальные гималайские гиганты.
Мне и раньше приходилось видеть Эверест из Намче Базара, но тот вид не шёл ни в какое сравнение с тем, который открылся сейчас перед нами. С юга Эверест выглядит робким, иллюзорным. Я видел лишь самую его вершину, окруженную массивами Нупцзе и Лхоцзе, 10 процентов от всей юго-западной части. И только поднявшись в западный цирк над базовым лагерем можно увидеть Эверест с юго-запада во всей красе. И даже с Кала Патара, самой известной точки обзора для треккеров, Эверест виден лишь частично. С севера Эверест не прячется под вуалью, а открывается во всем великолепии без намека на обман. Он стоит одиноко, гордый и величественный — каменная пирамида, созданная самыми мощными силами земли за миллионы лет. Ни одна другая гора не осмелилась вторгнуться в его пространство. Он, казалось, без усилий занял полгоризонта. Не оставалось ни тени сомнения, что перед нами высочайшая гора.
Сегодня, как обычно, знаменитый «флаг» развевался над северо-восточным гребнем. Саймон вычислил, что его длина составляет тридцать миль. Белая грива Эвереста — это результат свирепых ветров, обдувающих верхнюю часть горы, видимое проявление невидимых потоков, бегущих с запада на восток через южный Тибет. Когда ветер обрушивается на Эверест со скоростью 150 километров в час, ледяные кристаллы вырываются из горы и взвиваются в воздух, а затем летят горизонтально в потоке воздуха, пока не упадут на землю далеко на востоке.
Флаг производил неотвратимое, гипнотическое воздействие, подобно воздействию северного сияния или океанских волн, разбивающихся о берег. Однажды взглянув, вы не можете оторвать от него глаз — так причудливо и неповторимо он меняют свою форму. Когда наблюдаешь за флагом с плато, он кажется безмолвным, но нетрудно представить, какой звук ему аккомпанирует.
Благоговея, мы забираемся в Тойоты, каждый погруженный в свои мысли. Брайан, Ал, Барни и Саймон уже были здесь раньше, и, несомненно, словно попав под гипноз горы, вернулись сюда снова. Для остальных из нас это были первые впечатления. Гора, которая с начала экспедиции была только в наших мечтах, обрела осязаемую и устрашающую реальность. С севера Эверест выглядел предельно крутым и неприступным даже с такого большого расстояния. Вначале тяжелая мысль о том, что одному или нескольким из нас суждено погибнуть на этих склонах в ближайшее время, как молния сверкнула в моей голове. В машине наступила тишина, пока мы продвигались вперед по ухабистой дороге.
К полудню мы добрались до города Тингри, где располагался внушительных размеров военный лагерь и множество столовых, обслуживающих военных и проезжих туристов. Мы поели сытную тушеную баранину и запили её горьким тибетским чаем. На стенах висели броские плакаты, рекламирующие итальянские часы «Сектор» и альпинистскую одежду из гортекса, вещи, столь же необходимые среднему тибетцу, как космический скафандр или пуленепробиваемый жилет для среднего жителя Запада.
Тингри, построенный на краю болота, окружён мелкими озёрами. Ал останавливался здесь много раз и показал нам некоторые места, в которых земля ведет себя, как студень. Несколько минут мы развлекались тем, что подпрыгивали в наших тяжелых ботинках и ощущали покачивание земли под ногами. Наблюдавшие за нами местные дети умирали со смеху. Оставив Тингри, мы прошли военный контрольно-пропускной пункт и к пяти часам пополудни добрались до нашей ночёвки в Шекар Дзонге. Сам по себе город не представляет собой ничего особенного, но за ним расположен один из самых замечательных монастырей Тибета. Построенный много веков назад на остром как нож гребне, он по-царски возвышается над окружающей его равниной. В свои лучшие времена он был домом для сотен монахов. В 1950 году, во время китайской оккупации Тибета, он стал очагом сопротивления и местом ожесточенного сражения. В конце концов, китайцы разбомбили монастырь с помощью реактивных истребителей МиГ. В настоящее время он всё ещё лежит в руинах как одни из сотен скорбных памятников дикости, которыми изобиловало китайское вторжение.
Наш «отель» в Шекаре был выбран офицером связи, и этот выбор вызвал у нас желание немедленно оказаться в палатках. В коридоре было так холодно, что капли из крана самовара образовали сталагмиты изо льда на бетонном полу. Комнаты напоминали тюремные камеры с провисшими железными кроватями и одинарными одеялами. Общественные туалеты не убирались, видимо, со времен прихода Мао. Мы собрались вместе с шерпами в ресторане, чтобы немного поесть. Еда же была даже хуже мрачных шуток Брайана.
Самой большой шуткой была официальная плата за эту пародию на отель — шестьдесят долларов США с носа за ночь, установленная в Бейджинге для иностранцев.
На следующее утро, покидая Шекар, мы совместно сделали фильм о нашем последнем этапе на пути к базовому лагерю. Неудивительно, что китайские водители раздражались всякий раз, когда начиналась чехарда с остановками, необходимыми, чтобы снять выбранные кадры. Тем не менее, мы отсняли все наше продвижение и закончили тогда, когда джипы перевалили Панг Ла Пасс, 5750 м, с которого открылся ещё более грандиозный вид Эвереста.
На южной стороне Панг Ла дорога резко ухудшилась, и машины затряслись на огромных ухабах. Спустившись в долину, мы впервые после отъезда из Катманду повернули на запад и поехали по каменистой дороге, ведущей к монастырю Ронгбук и базовому лагерю. Здесь деревни были богаче с изящно покрашенными домами, а в полях гуляли сытые лошади. Склоны долины каменисты и почти лишены растительности, и только одна, две яркие вспышки зелени виднелись там, где расположилась деревушка с несколькими фигурными полями и парой деревьев.
Теперь мы следовали вдоль молочного цвета реки, которая питается снегами Эвереста. Здесь она известна как Ронгбук, берущая своё начало на северных склонах Эвереста и Макалу, затем делающая большую петлю по Тибетскому плато, прежде чем смело врезается в ряд глубоких ущелий, течет по Гималаям как Тсанга, становясь в Непале Аруном. На юге Непала она сливается с Сан-Коси, течёт по равнинам Индии, пока не впадет в Ганг в Катихаре.
Раньше для географов было тайной, каким чудесным образом Арун пересекает гималайский водораздел. Проблему решил Д.Р. Вегер, географ и исследователь, снарядив в 1937 году экспедицию в неизведанные ущелья Аруна. Он пришел к выводу, что река нормировалась гораздо раньше, чем Гималаи стали подниматься, и по мере роста гор река врезалась в них, образуя глубокие ущелья. Вегер опубликовал свою теорию в географическом журнале в июне 1937 года, утверждая, что, вне всякого сомнения, река Арун образовалась раньше величайших гор на земле.
