— Приданое ей выделено, и обе стороны удовлетворены?

— Я пообещал ей приданое перед свидетелями в этом самом зале.

— В таком случае они будут соединены по закону нашей Святой Матери Церкви, — провозгласил священник. — А вы, остальные, замолчите! Здесь вершится великое таинство! Можете возобновить свои языческие празднества, когда я закончу, но ни минутой раньше!

В зале воцарилась тишина. Все безмолвствовали, пока святой отец соединял Аверил и Риса браком в присутствии ее отца, Эдмунда и Роджера Мортимеров, великого Ллуэлина, Иоанны Английской и их двора. Наконец они встали на колени, и священник, благословив их, удалился. В зале вновь поднялся шум: присутствующие готовились отпраздновать Иванов день.

Аверил ненадолго осталась наедине с мужем. Впервые в жизни она словно оглохла и онемела. И хотя чувствовала себя настоящей дурочкой, не знала, что ему сказать.

— Ты могла бы согласиться на это несколько недель назад, жена, вместо того чтобы тащить меня в такую даль, — промолвил Рис, прерывая неловкое молчание. — Что заставило тебя передумать?

— Я оглядела зал и решила, что из всех мужчин ты больше всего мне подходишь, господин, — с трудом выговорила Аверил.

— В таком случае, — рассмеялся Рис, — думаю, тяготы того стоили.

Аверил вспыхнула.

— Жаль, что я не наследница, — резко бросила она.

— Мне тоже, — сухо согласился он, — но приданое у тебя немалое, так что мы проживем.

— Почему ты не взял меня в первую ночь? — спросила она с любопытством.

— Мне советовали так и поступить. Но это было бы бесчестным. И поскольку мы об этом заговорили, позволь сказать, что я человек терпеливый. И сейчас не время и не место для нашего соития. Вернемся домой в Эверли, тогда и обсудим дело.

Аверил, сама не понимая, что делает, вложила маленькую ручку в широкую ладонь мужа и подняла голову. Он очень красив, но лицо мужественное и совсем не такое смазливое, как у Роджера Мортимера.

— Спасибо, — тихо ответила она.

— У тебя зеленые глаза, — слегка улыбнулся он.

— Как у всех сестер, но у Майи они скорее изумрудные, а у Джунии более темные, совсем как у нашего отца. А твои глаза серебристо-голубые. И такие выразительные, — выпалила она и покраснела еще гуще.

— Отец сказал, что нрав у тебя нелегкий, но сердце доброе.

Аверил кивнула:

— Так оно и есть.

— Ты честна, — снова улыбнулся он. — Я видел, какова ты в гневе.

— Стараюсь быть справедливой, господин.

— Хочешь, пойдем повеселимся с остальными, — предложил Рис.

— Я с удовольствием согласилась бы разделить с тобой чашу вина, но уж очень устала. И мечтаю только о том, чтобы выспаться в мягкой постели, прежде чем пускаться в обратный путь и ночевать на жесткой земле.

— Тут ты права, — согласился он и нашел слугу, который принес им большой кубок вина с медом. Вино оказалось крепким, и Аверил, к собственному смущению, ощутила, как кружится голова. Ноги подкосились, но Рис, почуяв неладное, подхватил ее и прижал к груди, пораженный пробудившимися в нем чувствами. Пришлось попросить слугу показать дорогу в солар, где разместили Аверил. Поднимаясь по узкой лестнице, Рис украдкой рассматривал жену. Глаза ее были закрыты. С уст срывались неразборчивые слова. Рис подумал, что она в самом деле необычайно красива. Может, все не так уж и плохо? И приданое у нее богатое. И скот, и серебро! На серебро можно приобрести участок земли и разводить там новые стада. Нет, все не так уж плохо! Если они сумеют поладить, их ждет счастливая жизнь.

Войдя в солар, он сказал служанке, сидевшей с шитьем у очага:

— Леди стало нехорошо. Куда ее положить?

— А, — кивнула женщина, — дочь лорда Дракона! Несите ее к тому маленькому топчану. Она заболела?

— Нет, выпила два глоточка вина с медом. Просто очень устала. Путешествие было долгим, а завтра мы должны вернуться домой.

Он уложил жену и, сняв венец с ее головы, отложил в сторону.

— Бедная девочка, — вздохнула служанка. — Я пригляжу за ней, господин.

Рис сунул руку в карман, вынул большую медную монету и протянул женщине.

— Спасибо, — пробормотал он и удалился.

Когда Аверил проснулась, на дворе уже стоял день, и в комнате было полно щебечущих женщин. Кто-то успел стащить с нее платье и туфли. В горле пересохло, но прежде чем она успела сесть, служанка поднесла ей чашу с водой.

— Выпейте все, дитя. Я влила туда настой, который вас подкрепит, — сказала она, помогая ей сесть и поднося чашу к ее губам.

— Сколько же я проспала? — удивилась девушка.

— Всю ночь и утро. Первую мессу уже отслужили, и сейчас все завтракают в зале.

— Нужно вставать! — воскликнула Аверил. — Мы сегодня уезжаем!

— Вам следует еще немного отдохнуть, госпожа, — посоветовала женщина. — Вы очень бледны.

— Я всегда бледна, — отмахнулась Аверил, осушив чашу.

— Значит, вы из волшебного народа?

— Говорят, моя прародительница была одной из них. Служанка кивнула:

— Да, недаром говорят, что через каждые несколько поколений в таком роду это проявляется в сыне или дочери. Так чем я могу вам служить?

Аверил попросила тазик с водой, а пока служанка выполняла поручение, сложила свои наряды, упрятала в сумку и надела скромное платье, темную тунику и крепкие башмаки. Наскоро умылась, вычистив зубы жесткой тряпочкой, и заплела волосы в толстую косу. Потом накинула на голову прозрачную кремовую вуаль и закрепила ее венцом, перевитым коричневым шелком и золотой нитью.

— Я снесу вашу сумку и плащ в зал, — пообещала служанка.

Аверил досадливо вздохнула.

— Мне нечем вознаградить тебя, — призналась она.

— Ваш муж уже дал мне монету, госпожа. Он очень щедр, — улыбнулась служанка. — Идите. Я все принесу.

— Спасибо, — прошептала Аверил и поспешила в зал, где уже сидели отец и ее муж. Теперь она замужняя женщина. И прошлой ночью он был добр к ней. Но что будет дальше?

Первым к ней подошел отец.

— Ешь поскорее, дочка. Нам пора ехать. Хорошо бы до полудня покинуть остров. Где твой муж?

— Не знаю. Он принес меня в солар, а сам ушел.

Аверил села на место ниже высокого стола. Слуга положил перед ней корку хлеба и наполнил овсяной кашей. Другой дал ей ломоть хлеба, намазанного маслом, и поставил чашу.

— Вино, эль или сидр?

— Вино, — попросила Аверил. Нет средства лучше, когда трясешься от страха и волнения.

Она ела медленно, думая о своем. Отец ушел, вероятно, чтобы поискать остальных.

— Ты хорошо спала? — спросил Рис, садясь рядом, и велел слуге налить вина.

— Да, господин, спасибо.

— Вот и прекрасно. После завтрака мы тронемся в путь.

— А как ты провел ночь, господин?

— Мы с Роджером ужасно напились, — ухмыльнулся он. — Не знаю, что было потом. Но я проснулся на лугу, за замком.

Аверил нерешительно протянула руку и вынула травинку из его темных волос.

— Думаю, моя постель была поудобнее.

— Моя тоже казалась бы королевским ложем, если бы ты в ней лежала, — тихо сказал он.

— Ты обещал! — вскрикнула она, залившись румянцем.

— И сдержу слово. Просто заметил, что мужчина спит лучше, когда подле него женщина.

— Я никогда не целовала мужчину, — сообщила она.

— Прекрасно. Значит, не узнаешь ничьих губ, кроме моих.

— А ты хочешь поцеловать меня? Вчера, когда нас обвенчали, ты едва коснулся губами моего лба!

— Если ты так хочешь, Аверил, я поцелую тебя, — прошептал Рис.

— Поцелуй ничего не стоит, если приходится его выпрашивать, — поспешно бросила она, вставая. — Я больше не хочу есть. Пойдем, господин мой.

— Сегодня ты будешь держаться рядом со мной. Нам пора получше узнать друг друга.

И он повел ее во двор, где уже ждали остальные.

Аверил казалось, что обратное путешествие заняло не меньше года, хотя на самом деле времени ушло ничуть не больше, чем на поездку в Аберфро. Каждую ночь они раскидывали лагерь, и Аверил спала рядом с мужем. Однако он не касался ее и даже не целовал. Днем они скакали рядом и подолгу разговаривали. Рис с любовью отзывался об отце и Эверли. Он поведал жене, как отец, когда сыну уже исполнилось восемнадцать, ко всеобщему удивлению, влюбился в дочь дальнего родственника, опекуном которой стал после смерти ее родителей. Они поженились, и девять месяцев спустя родилась Мэри. Но ее мать, хрупкое создание, не пережила родов.