— Расхвастался…

— Хочешь — на спор? Я тебя обгоню враз.

— Я плохо плаваю, некогда было бегать на море.

— А еще знаешь, о чем я мечтаю? Побывать с аквалангом на озере… Есть на Горном озеро, мы там с Амарою были, хотели землю найти, где бы биргусовцы могли поселиться. И мы такое там видели! Только ты дай слово, что никому ни гугу!

— Чтоб меня акула сожрала! — поклялся Абдулла.

— Золото в том озере есть. Там двое англичан или американцев, одного Питом звать, лазили… Все речечки и ручьи обшарили, землю изрыли. Все промывали породу в железных решетах — кружат, кружат, кружат. Потом то, что сверху, более легкое, выбрасывают, осадок смотрят. Так золото ищут — Амара говорил.

— Вот это штука! — Абдулла даже сел.

— Они и со дна озера черпали песок, гравий, проверяли. Если б ничего не находили, столько бы не возились… Золотой песок и самородки очень тяжелые, они на дно оседают. Те двое без аквалангов плавали, только с маскою и трубкою. А вот если б с аквалангом нырнуть… Мы ушли оттуда с Амарой, а те остались лазать.

Абдулла часто задышал.

— Вот бы нам найти по самородку! Обменяли бы на деньги… За золото много денег дают.

— Золото — самые лучшие деньги. А что бы ты сделал с самородком, если бы нашли?

— За золото можно найти врача, больницу, где наркоманов вылечивают. Дядю бы на ноги поставить, тогда бы я от него уехал… А так — не могу бросить старого… И еще: поступил бы учиться в колледж.

— И я! Прежде всего — учиться… Чтобы потом и на капитана выучиться, по всем морям и океанам плавать. Весь свет объехать! Можно плыть на запад, моряк Дуку рассказывал, а вернуться с востока… Все плыть и плыть, и приплывешь с востока.

— Я слышал об этом. Но не верится.

— Правда-правда, потому что земля круглая. Вот гляди… Дай сюда голову… Вот так: поплывем от левого глаза…

— Не выколи, капитан дальнего плавания.

— …от левого глаза поплыли… — Янг заперебирал пальцами по голове Абдуллы. — Кругом, кругом… Над одним ухом, над другим… А вот уже и правый глаз, и вот — опять левый. Приплыли! С другой стороны… Понял?

— Да… Мы будем сегодня спать или нет?

— А мне и не хочется. Что ты чешешься как свинья?

— Да клопы, должно быть, почуяли, полезли.

— А что это такое? Москиты?

— Не зна-аешь клопов?! Счастливый человек… Насекомые такие, рыжие, плоские, вонючие. В щелях живут… А кусачие — страх.

— На Биргусе не было клопов. Разве что американцы завезут… Ой, и меня укусил! Давай побежим куда-нибудь в сквер, на свежий воздух. На травке ляжем. А то тут задохнемся втроем.

— Ничего, ничего… Ты еще не знаешь, не испытал, что такое не иметь крыши над головой.

Почесываясь, легли. Янг, измученный всеми событиями, начал дремать, но Абдулла толкнул его под бок.

— Слышишь? Мы все-таки побываем на озере. Давай поклянемся!

— Клянусь!

— И я клянусь!

Пуол слонялся как бесприютный. Противоречивые чувства разъедали душу. Страх, словно туман, окутывал с головы до ног. Из-за приступов этого страха отказывалась варить голова. Мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое. Что делать, куда кинуться? Как перебраться на Рай без цента в кармане?

Прошла половина первого дня, осталось еще два дня с половиной, которые ему дали для выполнения задания. А он еще и на просяное зернышко не продвинулся вперед, не придумал, как ему выполнить задание, найти таинственного «R.S.». «Буду Раджа искать на Рае… Все-таки товарищ, вроде бы дружили когда-то. Он тоже в дельфинарии работает, всех там знает. Может, подскажет…»

Ночь Пуол провел в знакомом скверике на знакомой лавке, даже того же бродягу согнал с нее. Голодный, невыспавшийся, с непромытыми после сна глазами поплелся на базар — там легче что-нибудь раздобыть. Шел и, по выработавшейся у него привычке, озирался. Порой ему казалось (а может, просто у страха глаза велики?), что какие-то подозрительные личности следят за ним.

Ему повезло: набрел на бывшего старосту и деда Амоса. Ганеш, должно быть, совсем ослеп, потому что Амос держал его под локоть, подсказывал, как ступать, куда поворачивать. На поясах у того и у другого висели длинненькие консервные банки, в них звякали медяки.

— О, земляки, кого я вижу! Здоровы были! — первым остановил их Пуол, приветствие его было совсем непочтительным для их возраста. Для виду начал расспрашивать про здоровье, про житье-бытье на Главном. Спросил, не слышали ли, как там отец с матерью поживают на Горном.

Амос охотно отвечал, все время обращаясь к Ганешу: «Ты слышишь, кто это с нами говорит? Сын Дживы… Таким городским стал, такие туфли надел…» — «А-а, тот ворюга, что отца обокрал… Знаю, знаю…» — отвечал Ганеш.

— Старик! Если хочешь знать, я ничего не крал. Занял просто. Разбогатею — в два раза больше отдам. А у тебя что тут звенит? — Пуол опрокинул содержимое банки Ганеша на свою ладонь, тут же быстренько, вслед за ней, и Амосову. — И у вас занимаю, отдам с процентами. О, да у вас тут мелочь какая-то… Вы пожалостнее просите… Ну — за мною не пропадет. Адью, дедули! Шлите телеграммы на Горный с приветом от меня! — и, не оглянувшись, исчез в толпе. Старики потоптались, ошеломленные: кто сказал, что вор не страшен тому, у кого карманы пустые?

«Теперь в порт… Пообедаю в «Тридакне» и сегодня же попробую перебраться на Рай. Авось удастся… Эх, мало деды насобирали…» — пожалел Пуол. И все же настроение у него улучшилось. Шел и даже покачивался на носках. Но голова была забита мыслями, и, переходя улицу, он столкнулся с рикшей. «Глядеть надо, чучело!» — гаркнул на худого, жилистого мужчину. Тот не смолчал, тоже обругал его, поднял оглобельки-раму коляски с пожилой японкой в ней и с места взял разгон.

Пуол шел и плевался. Стычка казалась ему недоброй приметой.

Он помнил Чжановы слова, что обедать в «Тридакне» надо в правом углу. Наверное, в первом углу, а не дальнем, потому что дальний был где-то за буфетной стойкой.

Сел спиной в самый угол. За этим столиком уже сидели мрачный бородатый индус в чалме и старик, голова которого была в белой щетине от подбородка до маковки. Борода старика мелко дрожала, будто он никак не мог поймать зубами горошину. Ни один, ни другой не вызывали у Пуола подозрения. Он старался спокойно ждать заказа, а сам украдкой оглядывал зал, ощупывал взглядом всех, кто сидел, жевал, кто пил возле буфетной стойки. Время от времени покручивал головой, будто его душил воротник.

Бородач в чалме и белоголовый старик ушли. На их место от буфета сразу пришли два потных здоровяка в костюмах, с бутылками пива и стаканами в руках, хотя свободные места были и за другими столиками. Сели на стулья вплотную к Пуолу — справа и слева, — почмокали немного пиво из стаканов. Один придвинул голову ближе к Пуоловой тарелке.

— Пуол? Не вскакивай, веди себя спокойно и естественно. Мы из полиции… — прошептал он.

— Доедай, доедай, мы подождем, — сказал другой. — Пива хлебнешь? Хорошо утоляет жажду в жару… Не хочешь? Ну, как хочешь. Взгляни теперь под стол…

Пуол немного отклонился от стола, пригнул голову. Мужчина справа показал ему наручники и тихонько, чтобы не звякать, спрятал их в карман. Пуол механически бросил в рот комок ямсовой каши-пюре. Мягкая, жевать не надо, а прилипла в горле — ни туда ни сюда, начал давиться, потянуло на рвоту.

— Пойдешь отсюда спокойненько, гуляя. Ты же не хочешь, чтоб тебе надели наручники? Ты достаточно виноват для этого… Но ты спокойненько встанешь и пойдешь. На площади свернешь на Портовую, за углом стоит «Тайота». Откроешь заднюю дверцу и сядешь… Веди себя прилично, солидно, так как от пули не убежишь, — похлопал себя по оттопыренному карману первый.

Пуол спокойно вышел из «Тридакны». В двух шагах сзади, тоже как бы гуляя и бормоча какую-то песню, шли те двое. Сделал все точно, сел в машину на заднее сиденье. Те двое тотчас сели справа и слева от него, одновременно хлопнули дверцами.