— Двадцать один год тебе исполнится через несколько месяцев, а пока твой дядя и мои адвокаты помогут держать его на расстоянии.
Не вешай нос, Джаред! Он будет конючить, судоверфи, мол, ветшают, но смотри — не дрогни. Уж я-то точно знаю, что в лучшем состоянии они и не были. Не дай ему себя одурачить. Я для того и завещаю все свое состояние тебе, чтобы ты стал от него независим.
— Он хочет, чтобы я женился на Честити Брюстер, — сказал Джаред.
— Тебе нужна не такая жена, мой мальчик! Огонь-девка — вот кто тебе подойдет, да чтобы блюла твои интересы. Ну, с этим успеется. Скажи-ка мне, что ты предпримешь, вступив в наследство?
— Мечтаю отправиться в путешествие. Хочу учиться. Намереваюсь наведаться в Европу. Нужно разузнать, какие американские товары пользуются там спросом и что могут предложить нам они.
Неплохо было бы съездить на Дальний Восток. Думаю, из Китая стекается море товаров, и если это так, могу поспорить, англичане первыми туда прискачут.
— Да-а, — прошептала Сара Лайтбоди. В ее глазах появилось мечтательное выражение. Впрочем, она понимала, что мечтам этим не суждено сбыться. — Для нашей страны наступают великие времена!
Как бы я хотела все это увидеть!
Несколько недель спустя Сара Лайтбоди тихо скончалась во сне.
Когда огласили завещание, отец Джареда попытался заявить права на наследство, аргументируя свои претензии нехваткой средств для постройки судоверфей.
— Тебе еще только двадцать, — заметил он сухо, хотя приближался день рождения Джареда. — По этой причине твоими деньгами пока буду распоряжаться я. Ведь ты рохля! Профукаешь состояние, и этим все закончится.
— А каким образом ты собираешься распорядиться моими деньгами? — задал вопрос Джаред бесстрастным голосом.
Чувствуя, что вот-вот вспыхнет ссора, Джонатан вскочил.
— Не дорос еще, чтобы задавать подобные вопросы! — процедил сквозь зубы Джон Данхем.
— Отец, ты не получишь ни цента, — отрезал Джаред. — Ни единого! Эти деньги принадлежат мне и только мне! Они тебе не нужны.
— Так-так! Ты кому это говоришь? Забыл, кто я тебе? Так я напомню! — рявкнул Джон. — Верфи — это Данхемы. В них вся наша жизнь.
— Только не моя! У меня другие планы. Благодаря щедрости бабушки я теперь могу жить самостоятельно. И плевать мне на твои проклятые судоверфи, да и на тебя тоже! Только посмей тронуть хоть один цент из моего наследства, и я спалю твои верфи дотла. Обещаю.
— А я ему помогу, — неожиданно для отца раздался голос Джонатана.
Лицо Джона Данхема побагровело от ярости.
— Не нужны нам деньги Джареда, отец. — Джонатан надумал успокоить папашу. — Посмотри на это дело с другой стороны. Если мы вложим его деньги в семейное дело, то будем до конца своих дней ему обязаны, а я этого не хочу. У меня есть сын, а у тебя внук. Он станет наследником после меня. А Джареда давай оставим в покое.
Итак, Джаред одержал верх. И едва ему исполнился двадцать один год, он немедленно отправился в Европу.
Несколько лет он провел в Англии. Сначала учился в Кембридже, потом перебрался в Лондон, где наводил светский лоск. Джаред ни дня не сидел без дела. Вкладывал деньги осмотрительно. Ему невероятно везло, и лондонские друзья прозвали его Золотым Янки.
Весь бомонд следил за его финансовой деятельностью — куда вкладывал деньги Джаред Данхем, туда помещала свои капиталы и лондонская элита. Он вращался в лучших столичных кругах, и хотя неоднократно предпринимались отчаянные попытки его женить, он оставался верен своей свободе.
Джаред купил красивый дом в престижном районе рядом с Гринпарком, обставил его со вкусом, нанял вымуштрованных лакеев. Последующие несколько лет Джаред Данхем курсировал между Америкой и Англией, несмотря на обострение отношений между обеими странами. Наведывался и во Францию. Когда Джареда не было в Лондоне, дела вел Роджер Брамвелл, его секретарь, бывший офицер американского флота.
Когда Джаред вернулся в Америку, он сразу же поехал в Плимут, что в штате Массачусетс. Жители Новой Англии все еще пребывали в страшном волнении по поводу покупки Луизианы. Хотя Джаред и был, как его отец и брат, федералистом, но в отличие от них не считал, что продвижение на Запад поставит торговые интересы Новой Англии в зависимость от сельскохозяйственного Юга.
Напротив, он увидел большие возможности для сбыта товаров. Джаред полагал, что и политиков, и банкиров беспокоит перспектива потери политического влияния, что, естественно, представляло серьезную проблему.
Американцы, поселившиеся на востоке, отличались от своих соотечественников, проживающих в южных и западных районах страны.
Вряд ли интересы владельца обширной плантации совпадают с интересами какого-нибудь крупного торговца из Массачусетса, но ведь и его, Джареда, взгляды разительно отличаются, скажем, от взглядов обросшего шерстью снежного человека! Так что Джаред вовсе не считал, будто могут произойти какие-то серьезные конфликты, хотя другие федералисты придерживались противоположного мнения.
В Европе опять вспыхнула война. Лондон напористо убеждал Санкт-Петербург, Вену и Берлин создать коалицию и выступить против французского императора. Однако ни Александр I, ни император Франц, ни король Фридрих-Вильгельм не вняли настойчивым уговорам англичан, вероятно, полагая, что, если им удастся сохранить нейтралитет, Наполеон не пойдет на них войной. Французская армия шествовала по Европе победным маршем, а Британия по-прежнему господствовала на море, что приводило Бонапарта в ярость. Он стремился победить Англию действиями на суше, на земле. «Я хочу завоевать море могуществом земли», — заявил он после того, как подчинил себе всю Центральную Европу. Англии неоткуда было ждать помощи.
Когда 21 октября 1805 года у мыса Трафальгар, близ Кадикса, английский флот под командованием Нельсона в ожесточенном морском сражении уничтожил объединенный франко-испанский флот, Наполеон развязал против злейшего врага экономическую войну. Он вел сложнейшую игру на международном финансовом рынке — от Мадрида до Филадельфии. Когда через год его армия вошла в Берлин, Наполеон подписал ставшие знаменитыми декреты о континентальной блокаде.
Англичане захватывали неосмотрительно вышедшие из укрытий французские суда, а французы отвечали запрещением ввоза английских товаров на континент и уничтожением их где это было возможно. То были булавочные уколы, не дававшие перевеса ни одной из сторон. Война без войны длилась уже довольно продолжительное время. Английский флот предпринимал контрмеры, блокируя французские порты.
Наполеон считал, что Франция в состоянии сама производить все товары, поставляемые ранее из Англии, или в крайнем случае доставлять из стран, сохраняющих нейтралитет, и в первую очередь из Соединенных Штатов. Англия в ответ издала свой закон. Судам этих стран запрещалось заходить в те порты, куда не допускались английские суда. Но если они заходили в какой-нибудь британский порт и брали партию английских грузов, санкции отменялись.
Наполеон не остался в долгу и заявил, что если судно любой страны, сохраняющей нейтралитет, подчинится английскому закону, оно подлежит конфискации. Слова его не расходились с делом, и вскоре многие американские суда постигла эта печальная участь. Однако некоторым из них удавалось прорываться сквозь блокаду, и в целом интересы американских коммерсантов ничуть не пострадали, напротив, они только выиграли, и среди сумевших нажить на блокаде неплохие деньги был Джаред Данхем.
К началу 1807 года он был владельцем уже пяти торговых судов:
Одно судно он отправил на Дальний Восток за пряностями, чаем, слоновой костью и драгоценностями. Остальные курсировали по Атлантическому океану и Карибскому морю. Чересчур ретивых французских таможенников усмиряли крупными взятками.
Однако Джаред Данхем предвидел, что в будущем он может столкнуться с массой проблем. Обстановка накалялась, серьезные военные действия могли начаться в любой момент, и у него, естественно, не возникло желания терять свои суда. Пока что ему удавалось поддерживать хорошие отношения с англичанами, избегать французов, содержать на свои собственные средства клипер, стоявший в балтиморском порту, и спасать завербованных американских моряков, чтобы, прикрываясь лозунгом о патриотизме, скрывать более опасные занятия. Если бы правительства подольше продержались у власти, раздраженно думал он, проблем было бы меньше, но, как говорится, своя рубашка ближе к телу и свои собственные заботы всегда ближе, чем нужды правительства.
