Подъемник достиг вершины.
– Жду известий! – Лещенко легко соскочил с кресла и укатил вниз, не оглянувшись.
Вечером позвонила жена из Дании, как раз к тому моменту, когда в бутылке виски оставалось уже меньше половины. Как я ни старался сконцентрироваться на четких и непринужденных ответах, она раскусила меня на второй фразе.
– Ты пьян?
Я стал говорить о том, что был во Флимсе с клиентом, промерз, пытаюсь согреться, но при этом совершенно не пьян.
– По крайней мере, клиент-то был стоящий? – голос в трубке звучал недоверчиво.
– Очень, очень стоящий, – горячо заверил я.
Такой ответ немного успокоил жену и естественным образом вывел разговор на тему денег. Денег не хватало, деньги были нужны. Компания, в которой работала жена, находилась в процессе реструктуризации, перспективы были неясные, в ее отделе плелись интриги, люди опасались увольнений. Она морально истощена, у дочки трудный возраст. На весенние каникулы хорошо бы было отправить Настю в языковой лагерь на юг Франции. Затея дорогая, но сделать это необходимо. Жена долго объясняла, почему. Я высказывал полное согласие по каждому пункту, чередуя одобрительные междометия с маленькими глотками виски.
Разговор плавно катился к логическому завершению, и вдруг раздался звонок в дверь. Он неожиданности я поперхнулся виски.
– У тебя гости? – холодно прозвучало из трубки.
– Я никого не жду, – прохрипел я сквозь кашель. Звонок повторился, он звучал задорно и настойчиво, совершенно по-свойски. Я бросился открывать. На пороге стоял широко улыбающийся Комин с пакетом, из которого торчала бутылка виски.
Я махнул рукой, чтобы быстро заходил, и сказал в трубку:
– Это Саша зашел… Одноклассник.
– Одноклассник?! – голос жены стал язвительным. – С каких это пор у тебя в Цюрихе завелись одноклассники?
– Точнее, он одногруппник, – поправился я. – Мы вместе в институте учились… Давай, я тебе позже перезвоню…
– Не утруждайся, мы собираемся спать.
– Ну, тогда завтра утром. Спокойной ночи!...
Я дал отбой и шумно выдохнул.
– Проблемы? – участливо спросил Комин.
– Ерунда! – махнул я рукой.
– Ну, здорово, швейцарец! – Комин сгреб меня в охапку. – Ты прости, что я опять на ночь глядя и без звонка. Знаю, у вас тут так не принято. Но закрутился совсем, не поверишь! Как белка в колесе. Думал, Швейцария – тихая, скучная страна. Отдохну тут, высплюсь. Какое там! Столько всего интересного! Чтобы нормально сесть, поговорить с другом, только ночью время и есть, ты уж не обессудь.
– Цюрих – фантастический город! – гремел он, когда мы уселись на кухне, в точности как в прошлый раз, перед бутылкой и пачкой соленых палочек, ибо закуски у меня в доме не прибавилось. – Неспроста тут революционеры селились: Ленин, Эйнштейн, Джеймс Джойс, дадаисты… Каждый в своей области революцию сделал.
– Так они тут как раз от скуки революции и делали, – ответил я.
Комин захохотал.
– Зря ты так! Я влюбился в Цюрих. Это такой, знаешь, всемирный уездный город. Не мегаполис, не столица. Размером с какую-нибудь Тулу или Архангельск, только Цюрих у всего мира на слуху, все его знают. Все тут бывали, но обязательно проездом. Даже если человек прожил здесь десять, двадцать лет, даже если умер здесь, он все равно считается, что был проездом. Такой вот уездно-проездный город. Почти как Одесса. Только Одесса уездно-отъездный.
Комин засмеялся, довольный каламбуром.
– Что ты грустный какой-то? – он посмотрел на меня изучающим взглядом. – Случилось чего?
Я постарался придать лицу беззаботное выражение.
– Все в порядке! Просто… Слушай, что мы все про этот Цюрих! Ты обещал про Антарктиду рассказать, как тебя угораздило ледник взорвать?
– Нечего тут рассказывать, – Комин отмахнулся.
– Нет, правда, расскажи!
Комин выпил, занюхал кулаком.
– В последнюю зимовку я у американцев был. Отличные ребята, мы сдружились. Образовалась у нас там компания, пять человек. Два гляциолога, механик, вертолетчик и я. Выпивали, разговаривали. Я им про Федорова рассказал, от себя кое-что добавил. В один из вечеров, за пивом, запустил идею – вот если бы антарктический лед растаял, люди бы быстрее колонизацию космоса начали. Американцы – люди дела, они на все с практической точки зрения смотрят. Гляциолог Тим говорит, в чем проблема? Можно устроить. Взорвать ледник, сойдут айсберги. Через неделю он определил двенадцать точек, которые надо пробурить и взрывчатку заложить. У техника Уилла в хозяйстве была подходящая передвижная установка для бурения льда. Взрывчатку нашли на законсервированной станции неподалеку. Буровую и ящики со взрывчаткой загрузили в вертолет и полетели. Якобы на ледовую разведку. Несколько раз слетали, двенадцать зарядов заложили с радиодетонатором. Уилл нажал кнопку. Затрясло так, что в ста километрах от места все ходуном ходило. Айсберг оторвало даже больше, чем ожидали. Потом разослали сообщения, что еще заряды заложены. Но это был блеф. Больше взрывчатки не было.
Я хотел расспросить подробнее, но в этот момент у Комина зазвонил телефон. Он сделал извиняющийся жест и заткнул пальцем ухо. Я слышал, что в трубке играла громкая музыка. Комин выслушал несколько коротких фраз, засмеялся и сказал «окей!».
– Хватит киснуть тут, – сказал он, пряча трубку. – Поехали со мной!
– Куда? – удивился я. – Поздно уже!
– Давай, давай, не пожалеешь! – Комин поднялся из-за стола.
Никуда ехать мне не хотелось, я бы и не тронулся с места, если бы не Лещенко. Я почти физически ощущал его незримое присутствие, чувствовал на себе его ледяной взгляд, представлял его крысиную ухмылку. Комин был и уехал куда-то, ничего не сказав. Моя совесть может быть спокойна. Но это именно то, что Лещенко назвал дешевой игрой в благородство. Так и есть. Игра в благородство. И притом – дешевая. Я залпом выпил остатки виски и сказал: «Поехали!».
Через сорок минут мы оказались в Нидердорфе в «Кабаре Вольтер». «Где ж еще встречаться революционерам!» – не мог не съязвить я. Знаменитое «Кабаре Вольтер», колыбель дадаизма, переживало нынче свою третью или четвертую реинкарнацию, на этот раз в виде туристического аттракциона, притворившегося «нетуристическим местом». Разношерстная винтажная мебель, общая потертость, граффити на стенах – на самом видном месте был изображен огромный фаллос.
Комин уверенно прошел к бару, помахал рукой кому-то в глубине зала. Ему ответили из-за крайнего столика. За столиком сидела компания из трех молодых людей, один из них был в инвалидной коляске – судя по неестественной изломанной позе, он страдал церебральным параличом. Вся троица, включая инвалида, выглядела, как типичные цюрихские леваки – в кедах, рваных джинсах, черных майках. На голове одного их них красовались связанные копной дреды.
Мы подошли. Комин принялся приветствовать всех по очереди ударами кулака в кулак, как это принято у чернокожих реперов, и легонько коснулся скрюченной кисти инвалида.
– Это мой друг Владимир, – представил меня Комин по-английски. – Он из России.
– А это Батист, Лео и Виктор. Они из ЕТХ, Высшей технической школы, очень талантливые ребята. Цифровые марксисты.
Батист и Лео, как по команде, подняли правую руку, расставив пальцы буквой «V», а Виктор, тот, что в инвалидном кресле, приветливо улыбнулся. К спинке его кресла была приторочена пивная банка, от нее тянулась прозрачная трубочка прямо ему в рот.
– Ты присаживайся, а мы с Батистом пойдем, возьмем пива, – распорядился Комин. Парень в дредах поднялся из-за столика и вместе с Коминым отправился к стойке.
Я уселся между Лео и Виктором, которые смотрели на меня с большим почтением, Комин явно пользовался у них авторитетом, который автоматически распространялся на всех его друзей.
– Цифровые марксисты, это что такое? – спросил я.
– Мы боремся с властелинами компьютерного облака, – высокопарно произнес Лео.
– Властелинами чего? – не понял я. По-английски это звучало Lords of the computing cloud, словно что-то из мира эльфов и хоббитов.
