– Но ты дал ему новый смысл! Очень красивый концепт. Я должен написать о них в своем блоге.
– Нет, нет! – замотал головой Даниэль. – Еще рано. Технически часы готовы на сто процентов, но они должны отлежаться. Я медитирую над ними и еще не получил ответа, готовы ли они на самом деле. Это самое начало пути, Владимир. Я мечтаю сделать часы, которые будут изменяться вместе с владельцем – созревать, стареть, умирать.
– Умирающие часы? Я всегда считал, что часы – это как бы символ бесконечности времени…
– Кто тебе сказал, что время бесконечно?! – фыркнул Шапиро. – Все имеет конец и начало! У Вселенной было начало. Значит, будет и конец! У времени тоже есть начало и есть конец. Нужно найти способ измерять не просто время, а Оставшееся Время! Оставшееся время! – повторил Даниэль, тряхнув лупой на лбу, которая грозно сверкнула в луче настольной лампы. – Часы Апокалипсиса!
«Перетрудился, бедняга! – подумал я, глядя на всклокоченные волосы Шапиро. – Отдохнуть бы ему».
– У меня есть кое-какие идеи, я экспериментирую с разными материалами. Главная проблема – деньги! – вздохнул Даниэль. Он никогда не рассказывал мне о своих финансовых проблемах, но я догадывался о том, что они были.
Когда мы только познакомились, у него в ателье работало двое часовых мастеров, потом остался один. Полгода назад Даниэль вынужден был расстаться и с ним. Теперь он работал в одиночку – сам собирал свои часы и ремонтировал чужие. Причем, если раньше он говорил, что ремонт часов для него разминка, способ развеяться от творческих мук, то теперь было понятно, что это важный источник дохода, может даже и основной. Очень непросто выживать маленькой часовой марке в царстве глобальных корпораций. А тут еще БазельУорлд каждый год отнимал у Даниэля огромные деньги. Но он крепился, сутки напролет просиживал в своей мастерской, со всех сторон обложенный деталями часов, пакетиками с золотой стружкой и искусственными бриллиантами.
Мы проговорили почти до полуночи. Даниэль, кажется, совсем не торопился домой, а мне хотелось выспаться после тяжелого дня. Я решительно поднялся со стула, поблагодарил за кофе и интересную беседу.
– Одну минутку! – неугомонный Даниэль снова исчез в маленькой комнатке и появился с еще одними часами в руках.
– Это тестовая модель «оупен харт». Не такая красивая, как выставочная, но механизм совершенно аналогичен. – Часы были в сером стальном корпусе и с белым циферблатом без гравировки. – Мой дорогой Владимир, я хочу попросить тебя об одной услуге.
– Конечно, Даниэль, все, чем могу…
– Не мог бы ты поносить эти часы какое-то время? Пусть это будет что-то вроде ходовых испытаний. Пока их носил только я и один мой друг. Но мы оба старики, открыты наши сердца или закрыты, это мало кому интересно. А вот молодой человек, здоровый, активный, такой, как ты, это совсем другое дело…
– Какой вопрос, Даниэль! Это большая честь для меня!
Шапиро протянул мне часы.
– Только умоляю, не пиши о них пока ничего. Еще рано.
Я пообещал, и мы на этом распрощались.
В воскресенье я отправился во Флимс, горнолыжный курорт в двух часах езды от Цюриха. Я не большой любитель горных лыж, снаряжением обзавелся по необходимости – в зимний сезон многие клиенты предпочитают покупать часы на горнолыжных курортах, и чтобы не очень выделяться среди курортной публики, мне пришлось встать на лыжи. Но сейчас я ехал во Флимс не ради клиентов, я ехал на встречу с Коминым.
Накануне вечером в почтовом ящике я обнаружил конверт без обратного адреса, а в нем записку, написанную от руки: «Володя, давай встретимся в воскресенье во Флимсе, на леднике Фораб в 12 часов». Подписи не было, но я сразу догадался, что это Комин, его стиль. Ледник. Соскучился, поди, по своим айсбергам. Только бы не вздумал его взрывать.
По случаю воскресенья и хорошей лыжной погоды народу во Флимсе было полно. Я не без труда протолкался к большой карте трасс и ахнул: ледник Фораб – самая высокая точка во всей зоне катания, 3018 метров. Добираться туда нужно на нескольких подъемниках с пересадками. Гондольные подъемники были забиты лыжниками, как метро в час пик. Изрядно помятый, с больной головой, я встал в очередь на последний кресельный подъемник, ведущий к вершине ледника. «Черт бы побрал этого Комина! Сорокалетний мальчишка! Да и я тоже хорош, кинулся сломя голову непонятно куда», – ругался я про себя. Когда подошел мой черед садиться в кресло, я краем глаза заметил, что даму, которая стояла в очереди за мной и должна была стать моей соседкой по креслу, в последний момент кто-то вежливо, но решительно оттеснил. Рядом со мной в кресло плюхнулся мужчина в черно-белом костюме и шлеме с большими очками, закрывавшими половину лица. Кресло плавно качнулось и понеслось над землей. Мой сосед повернулся ко мне и поднял очки на лоб.
– Привет, Володя! – услышал я. – Молодец, что приехал!
Это был Лещенко. Увидев мое изумление, он рассмеялся.
– Не ожидал?
– Так это ты написал записку! – догадался я.
– А ты думал, кто? – Лещенко лукаво подмигнул.
Я беззвучно выругался.
– Будет тебе злиться, – Лещенко шутя пихнул меня в бок и тут же стал серьезным. – Есть разговор. Подъемник – лучшее место для этого. Тихо, никто не отвлекает, – он выразительно глянул вниз. – У нас две с половиной минуты, так что обойдемся без долгих предисловий. – Лещенко удобнее перехватил лыжные палки и придвинулся ко мне. – Наш друг Комин что-то затеял. В последнее время он не очень охотно делится информацией. Это плохо, для его же безопасности. Возможно, он выйдет на тебя в ближайшие дни, и, возможно, с тобой он будет более откровенен, чем со мной. Короче, я хотел бы, чтобы ты в точности передал мне все, что тебе скажет Комин.
От такой наглости у меня перехватило дыхание.
– За кого ты меня принимаешь?!
– Не надо горячиться! – спокойно произнес Лещенко. – Нам с тобой лучше оставаться друзьями. Так спокойнее, для твоего бизнеса, и вообще…
– Для моего бизнеса?! – меня разобрал смех. – Товарищ дорогой, мы в Швейцарии. Тут такие прихваты не проходят. Быковать в России будете.
Лещенко смахнул со щек снежную пыль.
– «Прихваты», «быковать»… Откуда ты только слова такие берешь? В общем, так, дружок. На твои реплики времени больше не осталось, поэтому заткнись и слушай. – Он заговорил быстро, почти скороговоркой. – Бизнес твой тараканий я могу прекратить в два счета без всяких прихватов. Клиенты покупают здесь с твоей помощью дорогие часы и везут в Россию через таможню на руке. Тридцать процентов пошлины платить дураков нет. Мы будем ждать этих умников на таможне по прилету. Одного возьмем, второго, третьего. Контрабанда в крупных размерах. Слух поползет: Владимир Завертаев сдает клиентуру. Что тогда останется от твоего бизнеса? Да ладно бизнеса! Люди у тебя в клиентах серьезные попадаются, авторитетные, они могут счет выставить, тебе лично счет. Тут и здоровьем можно поплатиться. Поэтому еще раз повторяю, нам с тобой лучше не ссориться. А чтобы тебя совесть не очень мучила, скажу, что и приятель твой, Комин, тоже не белый и не пушистый. Американцы эту историю с айсбергом как по нотам разыграли. Подошло время делить Антарктиду, и им только повод был нужен, чтобы войска ввести. Малахольный террорист для них – идеальный вариант. Дешево и сердито. Я не думаю, что Комин такой наивный, чтобы этого не понимать. По сценарию он сейчас остывать должен где-нибудь на дне морском, мы его вытащили, привезли сюда. Так что негоже ему сейчас взбрыкивать.
Лещенко еще раз вытер лицо ладонью.
Разворотная мачта подъемника была совсем уже близко.
– Короче, – сказал Лещенко. – Выбор у тебя такой: если ты не со мной – конец твоему бизнесу, а если со мной – так я тебе еще и клиентов хороших подгоню. В посольстве и вокруг много людей, часы всем нужны, а цены ты даешь хорошие, в этом я убедился. Ну? Что скажешь?
Я молчал.
– Подумай, – сказал Лещенко. – Только предупреждаю, дешевые игры в благородство не прокатят. Если ты решил, что достаточно просто не встретиться с Коминым и можно выйти из игры, ты ошибаешься. Комин свяжется с тобой в любом случае, а если я не получу от тебя информации, значит, ты не с нами. Тогда не обижайся.
